Возраст — тридцать один год. Рост — пять футов шесть дюймов. Вес — сто шестьдесят фунтов. Голубоглазый шатен. Ястребиные черты лица. Доктор медицины и доктор философии. Женат, детей нет. Методист. Общительный мезоморфический тип характера. Скверный радист. Любит свою собаку. Охотится на оленей. Первоклассный автор, но далекий от большой поэзии. Все это, плюс любовь к нему окружающих, а также отвага и пытливое любопытство, умещалось в его шкуре и скафандре и составляло основу его жизни. Но в этот момент он очень боялся утратить что-либо, разве что одиночество.

Какое-то время Лейн неподвижно стоял перед трубой, затем тряхнул головой, как мокрая собака, словно избавляясь так от своего ужаса, и легко, несмотря на громоздкий мешок на спине, вспрыгнул на трубу, но и по другую сторону не увидел почти ничего, чего не было видно снизу.

Вид перед ним отличался одним — здесь грунт покрывали молодые растения. Прежде ему встречались только крупные растения, эти же были копиями гигантской цимбреллы, растущей из труб, но высотой не больше фута. Но здесь они не были разбросаны случайным образом, как если бы семена разнес ветер. Они стояли ровными рядами, примерно в двух футах друг от друга.

Сердце Лейна забилось быстрее. Такое расположение растений означало, что они были высажены разумными существами. Однако, учитывая суровые условия Марса, существование разумной жизни здесь казалось невероятным. Должно быть, такая упорядоченность объяснялась какими-то природными факторами. Лейн решил исследовать это явление, но соблюдая крайнюю предосторожность — ставка была слишком высока: жизнь четырех человек, успех экспедиции… Если она провалится, то может оказаться последней. Многие на Земле шумно сетовали на затраты, связанные с космическими исследованиями, и если экспедиция не принесет удовлетворительных результатов, они будут возмущаться еще сильнее.

«Сад» тянулся примерно три сотни ярдов и оканчивался другой такой же трубой, соединяющей две параллельных. Там, на дальнем конце, цимбреллы вновь приобретали свой первоначальный сверкающий зелено-голубой цвет. Внимательно осмотрев «сад», Лейн убедился, что высокие стенки труб задерживают ветер и основную массу фальзитных хлопьев, сохраняя тепло внутри прямоугольника.

Он тщательно осмотрел поверхность трубы в поисках мест, где металлические гусеницы вездеходов ободрали лишайники. Но лишайники, обогреваемые летним солнцем, росли феноменально быстро, поэтому Лейн даже не удивился, ничего не обнаружив.

Он исследовал грунт возле стенок трубы: маленькие цимбреллы росли всего в двух футах от нее и не были повреждены. Пройдя по всей трубе до соединения с перпендикулярной, он так и не заметил никаких следов вездеходов.

Остановившись подумать, что же делать дальше, Лейн с удивлением обнаружил, что дышать стало труднее. Быстро взглянув на манометр, он убедился, что воздуха еще достаточно. Причиной был страх, ощущение чего-то сверхъестественного — чувство, которое заставляло сердце биться быстрее и требовать больше кислорода.

Куда же могли подеваться два вездехода? И почему? Нападение каких-то разумных существ? Но тогда выходит, что эти создания утащили куда-то шеститонные вездеходы, или увели их, или заставили людей сделать это. Кто? Куда? Как?

Волосы у Лейна встали дыбом.

— Это случилось именно здесь, — прошептал он. — С первого вездехода доложили, что видят трубу, преграждающую путь, и обещали выйти на связь через десять минут. Это был их последний доклад. Второй вездеход замолчал, когда был на трубе. Что же случилось? На поверхности Марса нет городов, нет и никаких признаков подземной цивилизации. Орбитальный корабль, оснащенный мощным телескопом, непременно обнаружил бы их.

Вдруг он завопил так громко, что едва не оглох от собственного крика, отразившегося от внутренней поверхности шлема, а когда замолчал, стал наблюдать за голубыми шарами размером с баскетбольный мяч, которые выросли из почвы в дальнем конце сада и теперь легко поднимались в небо. Они отрывались от грунта и взлетали, постепенно разбухая до сотен футов в диаметре. Внезапно самый верхний шар лопнул, как мыльный пузырь. Следующий, достигнув размеров первого, тоже лопнул. То же произошло и с остальными.

Несмотря на испуг, Лейн продолжал сосредоточенно наблюдать за вереницей полупрозрачных шаров. Он насчитал сорок девять штук, потом их поток иссяк. Он отметил, что шары поднимались строго вертикально и не сносились ветром. Подождав еще минут пятнадцать, Лейн решил исследовать почву в том месте, из которого поднимались шары. Сделав глубокий вдох и подогнув колени, он спрыгнул с трубы и легко опустился футах в двенадцати от ее края меж двух рядов растений.

Секунду он не мог понять, в чем дело, хотя и сообразил, что происходит нечто странное, затем повернулся, вернее, попытался повернуться. При этом одна нога поднялась, но другая погрузилась еще глубже. Он шагнул вперед, и поднятая нога тоже исчезла в топи, присыпанной красно-желтой пылью. Другая уже увязла слишком глубоко, чтобы ее можно было вытащить.

Погрузившись выше колен, Лейн ухватился за стволы стоящих рядом цимбрелл, но легко вырвал их с корнем — растения так и остались у него в руках. Отбросив их, он рванулся назад, в надежде вытащить ноги, и, вытянувшись, лег на зыбкую почву, надеясь, что, заняв достаточную площадь, тело избежит дальнейшего погружения и тогда можно будет добраться до трубы.

Его отчаянные усилия увенчались успехом — ноги вынырнули из топкой поверхности. Он лежал, распластавшись, как подстреленный орел, глядя сквозь прозрачное стекло шлема на скользящее по небу солнце. Оно опускалось к горизонту чуть медленнее, чем на Земле — марсианский день на сорок минут длиннее. Лейну оставалось надеяться, что вечером трясина будет подмерзать и затвердеет настолько, что можно будет выбраться из нее, если, конечно, он раньше не умрет от холода. А пока, оказавшись в подвешенном состоянии, он решил воспользоваться испытанным методом спасения из зыбучих песков.

Для этого следовало быстро перевернуться, затем вновь распластаться. Повторяя это раз за разом, можно достичь твердой полоски почвы у самой трубы. Мешок на спине поможет перевернуться, но лямки на плечах придется отстегнуть.

Проделав такой маневр, Лейн сразу же почувствовал, что ноги вновь стали погружаться. Вес тянул их вниз, но баллон с воздухом, пристегнутый на груди, и баллоны, находящиеся в мешке, да и пузырь шлема придавали плавучесть верхней части тела.

Он перевернулся на бок и устроился на крошечном островке мешка, который, конечно, ушел вниз, но зато освободились ноги — все в густом желе из грязи и пыли. Лейн видел два возможных выхода.

Он мог погружаться и дальше, надеясь, что мешок вскоре уткнется в слой вечной мерзлоты, который должен здесь быть. Но на какой глубине? Он уже погружался выше колен и не почувствовал под ногами никакого твердого дна. И… он застонал, представив, как, начали погружаться вездеходы, перевалив через трубу, как закричал в ужасе Гринберг, как замолчал передатчик, когда трясина сомкнулась над антенной. Нет, такой вариант не годился. Оставался второй — постараться выбраться на узкую полоску твердой почвы у трубы. Но это также может ничего не дать. Почва там может оказаться такой же вязкой, как и в других частях «сада» — ведь вездеходы вначале опустились именно на нее.

Вспомнив о вездеходах, Лейн подумал, что они должны были сильно повредить посадки цимбрелл возле трубы, но ничего такого не было заметно. Следовательно, что-то должно было спасти растения или возродить их вновь. А это значит, что кто-то может еще появиться и спасти его.

Или убить. В любом случае проблемы его будут решены.

Он рассудил, что прыгать с мешка на полоску грунта у трубы не имеет смысла. Единственный шанс — оставаться на мешке и надеяться, что тот погрузится не слишком глубоко.

Но мешок неумолимо тонул. Трясина поднялась до колен, затем погружение начало замедляться. Он молился, чтобы плавучесть мешка и баллона на груди помешала ему увязнуть с головой. И погружение действительно прекратилось: липкая грязь поднялась до уровня груди, но руки оставались свободными. Прекратив молиться, он облегченно вздохнул, хотя и не чувствовал особой радости — через четыре без малого часа воздух в баллоне кончится, и тогда он погибнет, не имея возможности достать из мешка другой баллон.