Происшествие

Сокращение числа охотников придало смелости волкам, расплодившимся в большом количестве. Все чаще их видят среди белой) дня на околицах деревень, близ пастушьих стоянок. А недавно они предприняли дерзкий набег на город. Работница обувной фабрики Мария Степановна Полыхалова вышла утром дать корму поросенку и увидела в сарае серого разбойника. Он проник туда через крышу, но, провалившись, попал в пустое стойло для коровы и оказался за прочной решеткой. На зов Полыхаловой прибежали соседи. Вызвали милицию…

Кино

Звуковой фильм «Богдан Хмельницкий». (В программе киножурнал «Репортаж с фронта Отечественной войны».)

«Боевой киносборник № 8». Конферанс ведет бравый солдат Швейк (арт. Канцель).

1 августа секретарь райкома Непчинов срочно собрал районный актив, рассказал об инициативе ряда предприятий областного центра и колхоза «Партизан» соседнего Шуйского района. Суть ее заключалась в добровольном сборе средств на строительство танковой колонны для Красной Армии. Возникнув в цехах, она обкаталась по кабинетам высших инстанций и снова спустилась вниз, но теперь уже в форме официального партийного и советского документа, призывающего «поддержать начинание патриотов тыла».

4 августа перед полуднем Непчинов неожиданно и срочно вызвал Пирогова. Теряясь в догадках, — зачем такая спешка? — Корней Павлович пришел на приглашение. В кабинете уже сидели несколько человек из комиссии по сбору средств, созданной и утвержденной на недавнем собрании.

Непчинов указал Пирогову на место за столом для совещаний, перешел к нему сам, но прежде чем сесть, оглядел собравшихся сверху, убеждаясь, не забыли ли кого. Сказал:

— Как член областного комитета Всесоюзной Коммунистической партии большевиков от имени обкома поздравляю вас с хорошим зачином… Прошу передать эту благодарность всем труженикам района при встречах на собраниях…

Он сообщил, что в колхозах района уже идет сбор средств. В частности в Покровке и Коченеве. Сумма наличных денег и ценностей составила около ста тысяч рублей. (Рокот удивления, недоверия — не оговорился ли?) Нет, не оговорился, продолжал неторопливо Непчинов. Половину или почти половину этой суммы внес Никита Николаевич Черданцев, известный сидящим здесь чабан. Десять тысяч предложил Петр Горлов… От расторопности, активности нашей комиссии зависит, как будут развиваться события дальше. Образно говоря, будет зависеть толщина и прочность брони. Танковой брони!

— В Покровке инициатива получила дополнительное развитие. Многие колхозники, служащие, интеллигенция, кроме денег и облигаций, сдали в фонд строительства танковой колонны фамильные, семейные ценности из золота, платины, серебра, дорогих камней. Свое решение они объяснили так: казначейские билеты и облигации, которые они передают в фонд армии, обеспечены золотом Государственного банка и не пополняют золотой запас страны. А во многих домах, в шкатулках, в сундуках, с давних пор лежат неучтенные банком ценности: броши, кольца, браслеты, портсигары, империалы и просто рассыпное золото, подобранное в отмелях рек, в отвалах старателей…

— У подножия Пурчеклы, говорят, как мусору, его лежит, — вставил Паутов. Непчинов сделал паузу, выслушал, ничего не сказал на вставку, продолжал:

— Мысль эта — сбор ценностей — и объяснение ее свидетельствует о высокой зрелости рядовых тружеников. Вы только вдумайтесь, как мудро разложили по полочкам: ценности, не учтенные банком… Наша с вами задача — довести до сведения всего района почин покровчан. Но, товарищи, сделать это надо осторожно. Без кренов. Деликатно. Нисколько не принижая деньги и облигации. Вопросы будут?

Вопросов не было. Непчинов встал первым. Поднялась комиссия, восхищенно обсуждая известие. Там и там слышались припоминания: так ведь и у меня где-то… От деда еще… Надо порыться в старом барахле… Корнею Павловичу негде было искать. Весь он новый да казенный: шинель, гимнастерка, сапоги, портянки… И от этого немного обидно, горьковато в душе. Будто бы неискренний он, лукавый, шельмоватый до мозга костей, — других подталкивает, подставляет под траты тяжелые, а сам, как штукарь, сторонкой держится.

— Пирогов, задержись, — окликнул Непчинов. И, проводив остальных, спросил: — Куда-то очень торопишься?

— Так вроде все ясно.

— Чего ж тебе ясно? — Непчинов глянул на Паутова. Тот сидел непроницаемо невозмутимый. — Надо охрану денег и ценностей обеспечить. На время транспортировки. Да и хранение здесь.

— Когда?

— Прямо сейчас. — Снова глянул на Паутова. — Поезжай в Покровку. Потом в Коченево. Сборы в сельсоветах лежат. Председатели нервничают. Особенно Князькин. Не знакомы еще с ним? Познакомитесь.

— Поближе, — подсказал предрик.

Пирогов хотел сказать, что именно сегодня у него выкроилось «оконце», он намеревался еще раз побывать на месте гибели Ударцева, но сдержался, промолчал. Кому это интересно? Кому нужно знать?

— Разрешите выполнять?

Ирина Петровна поднялась навстречу ему.

— Корней Павлович, прокурор звонил. Спрашивал, по какому праву мы задерживаем необоснованно арестованного Брюсова.

— От кого же он узнал?

— От ленинградок. Они и сюда приходили толпой. И ребятишки. Не райотдел, а детский сад…

— Что вы ответили прокурору?

— Ничего. Пообещала передать его вопрос вам. Он требует, чтоб его ознакомили с обвинительным заключением.

— А сам Брюсов?

— Выпросил тряпку, ведро. Наводит марафет.

— Значит, у Брюсова нет претензий? Пригласите его.

Брюсов явился тотчас. Одет он был по-домашнему небрежно: в парусиновые штаны, старенькую рубаху с закатанными рукавами. На ногах — галоши. Крупное лицо его блестело от пота. Он был возбужден работой, дышал глубоко, с присвистом. Глаза светились восторгом.

— Обживаете келью?

— Вы знаете, я бы не имел ничего против, — сказал Брюсов.

— Не представляю, как я буду жить у чужих людей.

— Что вас беспокоит?

— Не люблю стеснять. Не люблю, когда и меня ограничивают.

— Но вы же ехали в вагоне с женщинами.

— Ах, товарищ Пирогов. Чего не сделаешь, чтобы уехать… И потом — у них положение не лучше моего было. Мы все ехали неизвестно куда, все сидели на колесах. А тут — дом! Привычки, традиции, свой уклад какой-то. Порядок еще от отцов. И вдруг посреди этого уклада — посторонний.

— Ну что ж, приглядывайте пока, что вам ближе. Знакомьтесь. А сегодня напишите письмо полковнику Ольшанскому. Это возможно?

— Думаю, что да. Он должен подтвердить, что я есть я?

— Хотелось бы.

Отпустив Брюсова, Пирогов позвонил прокурору.

На повороте, под которым погиб Михаил, он остановился. Поворот этот лежал на пути в Покровку. Привязав коня к придорожной осинке, Корней Павлович осторожно спустился к камню, прикрывавшему Ударцева, зрительно восстановил, как лежало тело, направление вытянутой руки с револьвером, мысленно продолжил эту линию. Она выходила на кромку дороги перед самым поворотом. Придерживаясь направления, он начал подниматься вверх, сантиметр за сантиметром осматривая склон перед собой и по сторонам, сколько доставал взгляд. В прошлый раз они спускались под прямым углом и наследили там. Теперь же он двигался под углом градусов сорок пять или пятьдесят. Он не знал, точнее, боялся признаться себе, чего ищет в траве, между камнями. Все, чем руководствовался он в этом поиске, было лишь неудовлетворенностью доказательствами несчастного случая. Вопросы — почему конь не взял поворота, куда торопился Ударцев — звучали в ушах, как крик о помощи.

Около часу, а может, и весь час лазил он на четвереньках по склону, но не нашел ничего, что насторожило бы его. Склон был чист. И не к месту празднично наряден: гречавки, незабудки, фиалки, ирисы, тьма-тьмущая разных неизвестных Корнею цветов, мелкорослых, вершок-другой, но броско окрашенных в белые, желтые, голубые, синие, сиреневые, розовые, красные тона, сильно пахучих, с густым пушком на лепестках и стеблях — как в шубках от ночных студеных рос, отвлекали внимание, мешали сосредоточиться.