- Нет.

- В Анкудае?

- Нет.

- У него есть охотничья избушка в горах?

- Нет.

- Он офицер в прошлом?

- Нет.

- Кто такой Скоробогатов?

Старуха мельком взглянула на Пирогова. Он увидел, что ей пришлось сделать усилие над собой.

- Не знаю.

- Когда он обещал прийти?

- Кто это еще?

- Он, - Корней Павлович кивнул на окно, за которым в сотне метров поднимался горный хребет.

- Не крути. Кого надо?

- Скоробогатова…

- Ты это чего? - старуха даже приподнялась, снова глянула в окно, во влажных глазах мелькнуло беспокойство.

- Простите, оговорился, я имел в виду Сахарова. Так когда он придет?

- Ты на пушку не бери, - вдруг обозлилась старуха. - Ничего я тебе не говорила.

- Как же он зимовать будет? - Пирогов снова уставился в окно, долго смотрел в темноту, чувствуя, что Сахарова напряженно следит за его взглядом.

- Нет его там. В Бийске он… В Томске… - не выдержала она. «Зде-есь, - удовлетворенно подумал Корней Павлович. - Здесь. За этим хребтом. При чем тут Бийск и Томск. Отводит бабка от греха».

- Ну, что ж, - Пирогов встал, начал застегивать шинель. - Вы не вняли моим предупреждениям и понесете ответственность.

- Мне домой пора. Ем тут казенные щи.

- Вы останетесь здесь. Теперь уж под присмотром милиции. По окончании лечения мы заберем вас к себе как соучастницу банды.

- Забирай сейчас. Как бы поздно потом не было, - старуха поднялась. В голосе ее послышалась угроза. - Забирай, пока на то твоя власть.

Пирогов понял, что кроме косвенных подтверждений своим предположениям о месте нахождения банды, другой пользы из показаний Сахаровой не извлечешь. Молча козырнув, он первым вышел из ординаторской, окликнул дежурную сестру, попросил проводить больную в палату и закрыть за ним дверь. На улице он остановился. Было свежо и даже морозно. Высокий хребет серел снежком на фоне плотного, почти черного неба.

«Скорее бы глубокий снег, что ли», - подумал Корней Павлович без особого энтузиазма. Он знал, что даже в очень снежные годы в горах остаются продуваемые чистые тропы.

У Пирогова был договор с шоферами - присматриваться к тракту, запоминать каждого встречного и место встречи.

И хотя шоферам не отводилась исключительная роль, но они были надежной ячеей в сети, раскинутой Пироговым где только было возможно.

Поздно вечером подкатили к райотделу два бийских ЗИСа. Пирогов, услышав, вышел на крыльцо.

- Ну, здравствуйте. Вижу, новость привезли. Заходите.

- Погоди, не торопи, - за двоих сказал старший, облокачиваясь на столбик забора. - Хочешь, глянь в кузов.

- Сначала на словах.

Шоферы переглянулись - кому начинать. Младший, лет двадцати пяти, первым отвел взгляд, уступая старшему.

- Такое, знач, дело. Отъехали от Хабаровска. Перед мостиком, против Святого ключа, сразу после спуска направо… Ну, знаешь?..

- Помню, - Пирогов знал это место, знал ключ, кем-то запертый в металлическую трубу, отчего вода бежала как из водопроводного крана. Ключ с давних пор именуется Святым, каждый проезжий и путник считают обязанностью отведать его воды, оставить на кустах сувенир - матерчатую ленточку или конский волос.

- Вот, знач, спускаемся сторожко, где юзом, где катом. Глядь, у дороги лежит. Ну, то ли человек, то ли зверь. Голова, знач, лапы или руки вперед. Вытянулся… Открываю дверку, показываю, - старший кивнул на молодого, - показываю ему: если беда какая, жми что духу в твоих цилиндрах. Подъезжаем, зверь израненный весь, подыхает. На груди и на боку - две пулевые дыры. Интересно?..

- Очень интересно. Взглянем.

В кузове, лежала убитая кабарга. Шоферы зажгли фонарь.

- Вот дырка и вот. От пули.

- Да, раны огнестрельные. Говорите, еще живая была?

- Чуть живая. Глазом повела, когда подошли, шеей дернула…

- Очень интересно. И след есть?

- На снегу, как на картинке. И кровь.

- Интересно, - третий раз повторил Корней Павлович уже машинально, думая о своем. - Отвезите меня на место.

Шоферы помедлили. Младший зачем-то стал щупать кромку борта. Старший откликнулся, между делом скребя щетинистый подбородок, чуть не высекая из него искры:

- Оно, почему бы и нет. Только дохлые машинешки-то, шибко не газанешь. А станется, и вовсе не доедешь. Через километр - рушатся.

- В претензии не буду.

Клокоча, как закипевшие самовары, скрипя и ухая на рытвинах, ЗИСы покатили через центр.

В кабине пахло бензином и еще чем-то сладковатым.

- А что, Палыч, очень важное в этой козе?

- Думаю, очень. Пожалуй, даже очень.

Урсул круто взял влево, и дорога пошла по горбатой долине, зажатой меж гор. Фары выхватывали впереди то куст, то дерево, а сзади плотной непроницаемой стеной стояла ночь, пасмурная, холодная. Машина осторожно клюнула носом, скатилась с горки. Под колёсами скрипнул расхлябанными досками настил. За стеклом обозначилась темная лента речки. Берега ее белели снегом.

Шофер тормознул, выключил мотор.

- Донесло.

Распахнул дверцу, оглянулся.

- А Ваське, знач, не подфартило. Стал.

Пирогов осмотрел место, где лежала кабарга, нетерпеливо шагнул к четкому следу. Он уходил к речке и терялся в ней. По камням, рискуя поскользнуться, Пирогов перешел речку. Снег на том берегу лежал нетронутым. Только голыши покрупней чернели боками из-под лихо вскинутых белых беретов. Значит, кабарга сколько-то шла по воде. Чутко всматриваясь в каждое пятно, Корней Павлович пошел по берегу, узкой полоске у подножия каменной, выше неба горы.

Следы не попадались, и он уже решил, что поторопился перейти реку. Возможно, кабарга шла той стороной, по инерции влетела в воду и тут же выскочила из нее. Наметив себе конечную точку и поворот, Пирогов пошел дальше и тут заметил длинную борозду на снегу, похожую на след санного полоза, чуть выше начинался кабаргиный след. Уставшее животное не рассчитало прыжок и зацепило кромку берега.

Корней Павлович оглянулся на машину. Шофер стоял перед капотом в полосе желтого света фар и не спускал с него, Пирогова, глаз. Второго ЗИСа все еще не было.

Прикинув направление, откуда бежала раненая кабарга, Пирогов вернулся к машине.

…Случилось неправдоподобное: разговаривая с шофером, Пирогов сомкнул на мгновение веки, даже не сомкнул, просто неожиданно мигнул раз-другой, а когда разомкнул, над горами во всю хозяйничало румяное утро. Он понял, что проспал остаток ночи.

Шофер сидел рядом и тоже спал, уткнувшись головой в руки, скрещенные на баранке.

Стараясь не шуметь, Пирогов вышел из кабины, мягко прикрыл дверцу.

За два или три часа, что проспал он, из низких туч, с вечера хороводивших над селом, выпал на землю снег, чистый и рыхлый, как пена парного молока. Не желая верить в случившееся, Корней Павлович бросился к тому месту, где лежала кабарга, и с трудом различил его. Крайние следы, отчетливо проступавшие несколько часов назад, исчезли.

Он вернулся к машине, не таясь, дернул за ручку. Шофер вздрогнул, поднял помятое, багровое со сна лицо.

- Ты, знач?

- Я, - скривился Пирогов, садясь на прежнее место. - Удивляюсь, почему нас с тобой не связали и не ткнули головой в речку.

Шофер, ничего не понимая, глянул через исполосованное инеем лобовое стекло.

- Чего? След есть?

- Ни шиша, никаких следов… Тоже мне, не мог растолкать.

- А как бы я растолкал, если вперед тебя отошел.

- Не ври.

- Как есть - вперед. Ты еще про последние известия говорил, Сталинград, знач, а мне словно кто ваты в уши насовал. Сперва немного, потом больше, потом совсем наглухо.

- Не может быть, - недоверчиво уставился на него Корней Павлович. - Я же потом тебе про орех рассказывал. А ты поддакивал.