Мы остановились перед большим кирпичным домом с безупречно чистым двором. Таннер открыл для меня дверь, и это было так мило. Он не только обращался со мной, как будто я была умной, он обращался со мной, как с леди.

Когда мы вошли в дом, нас встретила мать Таннера. Она обняла его, а со мной радушно поздоровалась. Она велела мне называть её Барб и сказала, что будет рада меня видеть в любое время. Потом вышел отец Таннера и пожал мне руку. Они, казалось, так рады познакомиться со мной, что они мне сразу же понравились, и не только потому, что я заметила, как отец Таннера показал ему большие пальцы, пока я разговаривала с его мамой.

Потом мы с Таннером прошли в гостиную, чтобы познакомиться с бабушкой. Я поняла из описания Таннера, что её не называли "бабулей" или другими ласкательными словами, которые обычно говорят внуки. Она была Бабушкой, и это говорилось в том же тоне, в каком некоторые говорили Крёстный Отец.

Войдя в гостиную, я сразу увидела её, восседавшую в кресле в стиле Королевы Анны. Она была одета в темную юбку, пиджак и на ней был жемчужный комплект украшений, от чего я почувствовала себя недостаточно нарядной в своих джинсах и свитере. Она опустила чайную чашку из китайского фарфора и внимательно посмотрела на меня яркими темными глазами, как птица, изучающая свое окружение.

— Должно быть, ты подруга Таннера, — её голос был более дружелюбным, чем я ожидала — Подойти и дай мне посмотреть на тебя.

Мы с Таннером оба подошли к ней. Её взгляд смерил меня, оценивая, как будто я была товаром.

— Очень симпатичная, — сказала она. -Ты студентка?

— Да, мэ-э-м, — я никогда в жизни до этого не говорила мэ-эм, но оно как-то само появилось у меня на языке в её присутствии.

— Ты получаешь хорошие оценки?

— Я стараюсь, — вероятно, недостаточно сильно, чтобы произвести на неё впечатление, но я не собиралась это признавать.

Таннер наклонился ко мне и провел ладонью по моей руке.

— Бабушка, ты знакомишься с Челси, а не нанимаешь её на работу.

Бабушка подняла руку и отмахнулась от его возражений, словно прогоняя муху. Не сводя с меня глаз, она спросила:

— И в каком направлении ты специализируешься?

— Я еще не решила. Мне нравится дизайн одежды.

Очевидно, это был неправильный ответ. Она наклонила голову набок и произвела негодующий кашляющий звук:

— Так ты одна из тех девушек, которые целыми днями ходят по магазинам.

— Нет, — сказала я. — Но учитывая сколько девушек так делают, на дизайнеров одежды всегда будет спрос.

Бабушка рассмеялась, обдумывая моё заявление.

— Такой образ мыслей зарабатывает деньги, по меньшей мере ты знаешь, что у тебя получается. Скажи мне, если бы я хотела надеть эту юбку с чем-то другим, что бы ты предложила?

Таннер сказал:

— Бабушка...

Но я протянула руку, чтобы остановить его протесты. Я знала ответ на этот вопрос.

— Можно было бы заменить пиджак на двойку или гофрированную блузу. Что-нибудь, что не застегивается наглухо. И заменить жемчуг на серебряную цепочку.

— Не золотую?

— К тону вашей кожи больше подходят прохладные оттенки.

— Какую марку одежды ты бы предложила? Escada? Dolce & Gabbana?

— Дизайнерские марки хороши, но можно найти вещи, которые будут такими же качественными, но гораздо дешевле.

Бабушка улыбнулась и кивнула в направлении Таннера.

— Она талантлива и бережлива. Держись за ней. Она добьется многого, — она снова подняла чашку, показывая, что мой допрос окончен. Сделав глоток, она немного повысила голос и сказала: — Почему бы тебе не последовать примеру своего брата, Ричард, и не найти себе такую же милую девушку?

Я не поняла, что в комнате был кто-то еще и повернула голову в направлении её взгляда.

На диване лежал и сливался с разбросанными подушками никто иной, как Рик.

Ричард? Ричард был Риком? Таннер был братом Рика?

Рик сел, его глаза злобно уставились на меня.

— Я тут подумал, — сказал он в ответ. — А есть еще такие же как ты, Челси?

Казалось, это не могло происходить, но всё же происходило. Здесь был Рик. Таннер не говорил мне свою фамилию. Очевидно, она была Деброк.

Рик выглядел иначе, чем обычно. На нем не было серег. Он был одет в ничем не примечательную пару джинсов и футболку. Даже его волосы были почти нормального светлого оттенка. Слишком обесцвеченные, но похожи на его натуральный цвет.

— Рик, — вот и всё, что я могла сказать, и я едва вдавила это. Слово получилось придушенным.

— Это Ричард, — сказала бабушка. — Его назвали в честь моего мужа, а моего мужа всегда называли Ричард, — она сделала еще глоток из своей чашки. — Уменьшительные имена — это так вульгарно.

Рик закатил глаза, но, казалось, не хотел оспаривать это.

Я пыталась говорить ровным голосом. Обращаясь к Таннеру, я произнесла:

— Ты не говорил мне что Рик, Ричард — твой брат.

— Разве нет? — он выглядел искренне удивленным этим. — Я думал, ты знала, потому что в тот вечер, когда мы встретились, была его вечеринка. Но ты так быстро ушла, поэтому, вероятно, мы никогда об этом не говорили.

— Я действительно быстро ушла, — сказала я, взглянув на Рика.

Рик пожал плечами:

— Ну, моя музыка — не для всех.

Я не знала, что сказать, стоит ли обнародовать наши отношения. Расскажет ли Рик своей бабушке и брату, что это я вдохновила его на анти-чирлидерские песни?

Бабушка сделала еще глоток и посмотрела на меня:

— Тебе не нравится музыка Ричарда?

Я не замешкалась ни на секунду.

— Нет, я никогда не считала электрическую гитару музыкальным инструментом. Классическая гитара — другое дело.

Это вероятно было подло, но Рик этого заслуживал. Бабушка кивнула и поставила чашку.

— Видишь, Ричард, это не потому, что я старая. Просто есть разница между хорошей музыкой и плохой, между мелодией и диссонансом, между глубиной голоса и ужасными вещами, которые ты упорно продолжаешь петь, — Она помахала рукой в моем направлении. — Даже молодые люди это видят.

Я улыбнулась Рику. Он злобно посмотрел на меня.

— Так тебе нравится классическая гитара, Челси? И кто твой любимый гитарист?

Мне не пришлось отвечать, потому что бабушка еще не закончила свои замечания. Она продолжала распространяться о том, что, если Рик хотел музыкальную карьеру, ему нужно относиться к этому всерьез и учиться.

Мы с Таннером сели на кушетку напротив Рика, и Таннер послал мне извиняющуюся улыбку, потому что его бабушка затеяла длинную лекцию.

Однако мне это нравилось. Я кивала в знак согласия с каждым её утверждением.

Когда бабушка наконец сделала паузу, достаточную для того, чтобы Рик смог вставить слово, он сказал:

— Да. всё это прекрасно, но в Джульярд не принимают тех, кто поет рок. Только оперу.

— Именно, — сказала бабушка. — Рок — это несерьезная музыка.

Рик взглянул на меня и помедлил. Я почти видела, как он мысленно выстраивает аргументы в противовес стратегии, которую я использовала.

— Но рок-музыка продается. Ты же не видела, как люди набиваются на стадионы по выходным, чтобы послушать оперу.

Бабушка нахмурила брови, обдумывая новый аспект беседы. В конце концов кому-то надо подумать о деньгах. Потом она покачала головой.

— Но рок-музыканты никогда не преуспевают. Они растрачивают свою жизнь, играя в барах и бесплатных концертах на улице. Если бы ты пошел в Джульярд, у тебя бы по крайней мере бал запасной вариант. Ты мог бы учить музыке.

Я подумала о Рике с усами как у мистера Метзероля. Это заставило меня улыбнуться.

Рик наклонился вперед, подняв руки с решительным выражением лица. В кои-то веки ему было не все равно, что он говорит, и я разделяла его чувства я сразу же захотела, чтобы он выиграл спор: — Бабушка, если бы ты только послушала мою группу...

Она сложила руки на коленях: