Счет остался прежним.

Существо смотрело на Збышека, вытянув шею и широко раскрыв желтоватые глаза. И держалось одной рукой за дверцу открытую бота. (Мать его, я забыл закрыть дверь! — подумал Збышек.) Выглядело оно как обычный человеческий ребенок — лет десяти, не больше. Аборигенчик. Аборигеша. Такой маленький, а уже абориген, аборигенище, зловредный и любопытный, аборигейша поганая! Прыгнет сейчас в бот, махнет по всем по двум двигателям и соси ты леденцы, без связи и транспорта! Из-под подола серой холщовой рубашки торчали голые тонкие ноги. На крупных коленках — старые ссадины.

— Во — бля! — вырвалось у Дона.

Через секунду аборигенчик, точно опомнившись, отпустил дверцу, завертелся на месте, проскочил под днищем бота и со всех ног кинулся в примыкающий к шестиугольнику площади узкий переулок. Збышек совершил героический рывок, но не успел. Он остановился на краю площади, глядя аборигенчику вслед.

— Куда он делся? — спросил подбежавший Дон.

— В дом заскочил. Вон в тот. В подъезд.

— Посмотрим?

— Давай.

Заперев двери бота, оперативнички быстрым шагом направились к дому, в котором скрылся ребенок. Гулкий подъезд с крутыми лестничными пролетами и тесными площадками между, какие-то слишком ровные, словно полированные, стены, двери на площадках — незапертые, полуоткрытые, распахнутые настежь, мертвые, темнота в помещениях за дверями.

Ни звука. Ни движения. Никого. Ребенок тоже пропал, растворившись в темноте одной из многочисленных квартир, или выскочив из этого подъезда через ход на крышу, с неудовольствием обнаруженный взбежавшим на последний этаж Доном. Хотя, кажется, пыль на ступеньках ведущей на крышу лестницы осталась не потревоженной ничьими ногами. Тут возник звук.

— Гай'ар, — пропели стены. — Ос'са-о…

— Что это? — спросил Дон.

— Что? — повернулся к нему Збышек и посмотрел с недоумением.

— Гай'ар, — повторил Дон, стараясь воспроизвести звук поточнее, — ос'са-о.

— Бредишь? — спросил Збышек.

— Нет, — сказал Дон. — Ты не слышал, что ли? Только что кто-то произнес эти слова. Или пропел.

— Ты. Никто, кроме тебя, здесь не пел. Можешь быть уверен. Да и ты тоже… хотя, конечно, тебе лучше знать…

— Вырастил себе в ухе по банану! Мыть надо! — обиделся Дон. — В помещения заглядывать будем?

— А как же? Откуда начнем?

— Отсюда.

Дон направился к ближайшей двери, толкнул ее ладонью и беззвучно вошел внутрь. Збышек, тронув на всякий случай торчащую из поясной кобуры рукоять пугача, переведенного на парализующий бой, последовал за ним. Дизайн помещения не впечатлял. Не знай Дон, что планета сутки тому выбралась из спайки между реальностями, он решил бы, что находится в обычной квартире на одной из слаборазвитых планет. Функционально, но некомфортабельно. И — довольно обыденно. Идеальная чистота. Ни пылинки на полу и предметах. И отсутствие запахов. Как будто хозяева квартиры приходили сюда только для того, чтобы навести порядок. Вторая квартира оказалась точно такой же. Чистой, пустой и безжизненной. И третья. И все остальные.

Заканчивая осмотр последней квартиры в подъезде, Збышек пожал плечами и произнес:

— Мне это все напоминает этнографический музей. Какой-то педант воссоздал быт до мелочей, но не позаботился для большей реалистичности рассадить по комнатам манекены. Кинодекорация.

Дон согласно кивнул.

— И еще, — сказал он, — ты заметил, что во всем доме не нашлось ни одного предмета культурного назначения. Я правильно сказал? Даже примитивных орнаментов нет… Ничего.

— Да? — удивился Збышек. — Надо же… Даже в голову не пришло. А вот эта вещь тебя не устраивает?

Палец Какалова уперся в нос изваянию, стоящему посередине комнаты. Изваяние — громко сказано. Скорее — отливка или штамповка, изображающая гуманоида с лицом дегенерата. Отвисшая нижняя челюсть, прикрытые глаза и дикая пустота во всем облике.

— Нет, — скривился Дон. — Это не искусство. Это какая-то подставка для шляпы. Такие штуки торчат в каждой квартире. Интересно только — зачем? Кстати, очень похоже на тебя, когда ты уходишь в киберпространство. Даже рожа серая.

Опасаясь развития шляпной темы, Збышек решил не спорить по поводу цвета своей рожи.

— И компьютеров нет, — сказал он. — Ничего похожего на компьютеры. Как они живут, я не понимаю, что за народец?

И нажал изваянию на нос. Нос с щелчком провалился внутрь. Веки статуи поднялись, открывая глаза с узкими вертикальными зрачками. Збышек отдернул палец.

— Ты видел? — спросил он у Дона.

— Подожди, — сказал Дон, включая свой транслятор, — помолчи малость.

Он снова слышал тот странный, почти поющий голос, почти — голос. И очень надеялся, что транслятор сможет проанализировать структуру языка, слова которого слышал сейчас только он, Дон. Тщетно. Аппарат послушно включился, пикнул, сообщая, что пребывает в режиме ожидания и замолчал, не получая извне никакой информации для анализа.

— Не пойму, — медленно сказал Дон через несколько секунд, — может, у меня и действительно — галлюцинации? Ты опять ничего не слышал?

Збышек пожал плечами.

— Не нравится мне это, — сказал Дон. — Нажми-ка этой штуковине на нос еще разок.

Посмотрев на Дона, потом на штуковину, потом снова на Дона, Збышек опасливо протянул руку и коснулся изваяния. Нос встал на место, глаза закрылись.

— Это она! — обрадованно сообщал Дон. — То есть — оно. Ну, короче, ты понял.

— Ничего я не понял! — сказал Збышек. — Объясни по-человечески.

— Это уродство поет песни. Только слышу их почему-то я один. Может, у меня слух тоньше, не знаю. Хотя — вру, знаю, тоньше. Ты-то вообще — пнем пень.

— Пномпень, — авторитетно поправил Збышек. — Столичный мир звездной системы Камбоджа. Однажды, лет шесть назад, я инспектировал их Национальный Кхмербанк. Замечательное место, скажу тебе. Охранные системы… ну… — динозавры моложе. При чем здесь Камбоджа?

— Ни при чем. Да ты не расстраивайся, не всем же быть талантливыми… Надо же кому-то и черной работой заниматься. Верно?

— Верно… — подтвердил Збышек, задумавшийся о чем-то своем. — Стой, что ты только что спрашивал? Я прослушал.

— Да ладно, — радостно сказал Дон, — уже неважно. Главное, ты согласен.

— Я — не согласен, — сказал Збышек.

— Все равно — неважно. Так ты думаешь — эта вешалка — она сама генерирует звук? Или только транслирует?

— Спроси что-нибудь полегче. Я ничего не слышал, как по-твоему, я могу что-то предположить?

— Вот я и говорю… — хмыкнул Дон.

Грохот взрыва взломал висящую над городом тишину, дробно отстучал по стенам домов и растворился в переулках.

— На площади это! — крикнул Збышек. — Бот!

Дон подумал о том же самом, но с вербальной реализацией мысли поляк его опередил.

Напарники метнулись к выходу из квартиры, пересекли короткую прихожую и выскочили на лестничную площадку первого этажа. Тут-то им и преградили дорогу. Абориген, вполне взрослый и рослый человек, в серой форменной одежде (дьявол, почему здесь все — серое!) сделал шаг навстречу и остановился. Статуя в квартире, подумал Збышек. Один к одному. Только глаза другие.

— Эй, парень! — сказал Дон, резко затормозив. — Мы здесь случайно и ничего не трогали, можешь проверить. А сейчас — нам надо идти, понимаешь? Потом поговорим.

И он двинулся в обход застывшей фигуры.

Фигура шевельнулась, добывая из складок одежды штуковину неприятного вида. И меньше всего она — штуковина — была похожа на голубку мира. Просто ничего общего. Это был длинноствольный пистолет. Шестиугольное, как давешняя площадь, выхлопное отверстие прямо посмотрела Дону в живот. Впечатления закончились и начались рефлексы.

Бух! Заряд картечи проплыл чрез то место в пространстве, где мгновение назад находился Дон, и вошел в полированную стену, каковая на полуметрового диаметра участке, перестала быть полированной. В руках Збышека коротко свистнул пугач, атакующего скрутила жестокая судорога, и он рухнул навзничь, уже потеряв сознание, но все еще продолжая корчиться от боли. Ожог нервных окончаний. Не слишком гуманно, но действенно. У Збышека мелькнула мысль о длинноствольном трофее, но он не успевал. Дон сыпался по лестнице вниз, и Збышек последовал за. Еще двоих аборигенов, ворвавшихся в подъезд с улицы, выключил Дон, достав их точными ударами своих кулаков, похожих на крупные кокосовые орехи. Такие же твердые, только волос поменьше.