— Вот что, Дон, — произнес Збышек, — пошли-ка вон туда, — и махнул рукой в сторону запада.

— У меня такое же ощущение, — сказал Маллиган.

Они двинулись на запад, с опаской ступая по покрытому водой склизкому полу и стараясь не плескаться. В подземелье явно никогда не предусматривалось освещения, но очки действовали прилично. Ход вел прямо.

— Столбы железобетонные, — проворчал Дон, отколупнув на ходу стволом пугача от подвернувшегося под руку крепежного столба крошку килограмма на полтора. — Только бетон гнилой весь.

— Не трогай, идиот! — зашипел Збышек. — Обвалится!

— А нам ирландцам все равно: что пулемет, что самогон, что обвал, — лишь бы с ног валило, — неубедительно сострил Дон, и эксперименты третьей степени навсегда оставил. Они замолчали. И молчали долго. Однажды только Збышек сказал: “Ловушек нет, странно, даже примитивных…”, - а Дон сказал: “Я однажды читал про пелео… спелеу… спелеологов…”, но Збышек фыркнул и Дон не стал продолжать.

А потом Збышек вдруг стал, как вкопанный, и сказал замогильным голосом:

— Подожди-ка, Дон, — и уткнул палец себе в кончик носа.

Дон терпеливо ждал. Збышек отнял палец от носа, и Дон с изумлением увидел, как партнер принялся совершать обеими руками знакомые движения. Збышек искал присоски.

— Збых, ты чего? — вопросил встревоженный Дон.

— Мы все, мы пришли… — невнятно сказал Збышек. — Да черт, да где ж они…

— Збых, ты спятил! — заявил Дон, вертя головой.

Эта часть подземного хода, насколько Маллиган мог судить, ничем от уже пройденной, и, наверное, от той, которую предстояло еще им пройти, ничем решительно не отличалась. Дон твердо шагнул к Збышеку и пихнул его в бок.

— Какалов, информация! Мне нужна информация!

— Да вот я же и ищу… Где присоски, Дон?

— Я тебя сейчас присосу поперек ушей! — очень спокойно сказал Маллиган. — Выпей фестальчику, Збых, уймись и расскажи мне историю своей жизни! Говори со мной, Какалов, а то урою!

— Да ты чего, не видишь, что ли? — проговорил Збышек. — Это машина!

— Где. Машина. И. Как. Мне. Ее. Отличить. От. Среды. Окружающей нас. Какалов!

Збышек глянул влево, глянул вправо. Руки его упали по швам. Он оглянулся. Он уставился на Дона. Он задрал голову. Он поднял к лицу ладони и осмотрел их. Он потряс головой.

— Дон! Мы с тобой находимся внутри очень мощного и очень объемного компьютера! И, Дон, я не сумасшедший! Кажется…

— То-то что кажется!

— Нет… Погоди… Я же не могу так… — Збышек зажмурился и снова стал шарить руками. — У меня же это как рефлекс… Я ж ошибиться не могу…

Дон, обуреваемый различными чувствами под девизом “Ну вот оно, снова здорово!”, пригнулся и осматривался уже, глядя на мир через мушку взведенного, и установленного на энергетическое поражение, пугача. Збышек прекратил пассы, разжмурился. И разулыбался.

— Круто! — молвил он. — Вот это — круто! Машина, действующая и не требующая питания машина, которой нет в натуре! Вот это — действительно круто!

Збышек не шутил.

— Объясняйся, чертов пшек, а не то! — заорал Дон в голос. — Чего тебя разобрало!?

— Спокуха! — сказал Збышек. — Спокуха и внимание! Нет, ну до чего круто! Дон, глупый белый человек, более того — варвар… впрочем, будь ты даже и умнейшим негром с европейским образованием… Дон! Вот здесь, вокруг нас, в этом мокром и неприютном месте, где только крыса иногда проплывет, установлен неземного происхождения компьютер высшего порядка, неизвестной технологии. Рабочая станция, сервер, которого нет! Просто некто, однажды проходя мимо, остановился покурить, и сказал: да будет здесь! И стал здесь. И кусок подземного хода с камнями, водой, столбами и воздухом организовался в пространстве таким манером, что с тех пор способен выполнять около пяти миллиардов операций в секунду на околосветовой скорости обработки входящего сигнала! Дон, повторяю, я не спятил! Это так и есть. У меня рефлекс. Другой, вот ты, например, прошел бы сквозь эту машину, и ни сном, ни духом.

— Хорошо, — сказал Дон. — Отлично. Ты с этим, — Дон крутанул подбородком, — работать сможешь, гений?

Глаза Какалова немедленно закатились, рот приоткрылся.

— Только слюнки не пускай! — сказал Дон, решив больше ничему и никогда не удивляться. В конце концов — Странная Планета, и все такое… Мир велик, как Ларкин. А мы знаем так мало! О мире и о Ларкин…

— Дон, а ты случайно не захватил мои присоски? — спросил Збышек. — И транслятор?

— Да вот хотел, но как-то не получилось, — сказал Дон.

— Тупица…

— Спасибо, друг.

— Пожалуйста.

— Не за что.

— Не умничай. Ненавижу бородатые анекдоты!

— Ты сможешь работать, или пошли дальше!?

— Присосочек нет… ду-умаем… мы-ыслим… пальчиками, пальчиками… ведь я ж тебя почуял… я ж тебя узнал… какая я умничка… и ты будь умничкой… вот так… вот так… это чулочки у тебя… а это трусики… а где у нас кнопочка… а где у нас красненькая… как у нас мокренько… как у нас сладенько…

— Збых, Збых, не увлекайся ты так, — пробормотал Дон, глядя во все глаза.

— Вот так… ты у нас француженка… вот так! Есть, Дон. Я смогу с ней работать! Прямо так! Вот это машина! — завопил Збышек! — Полный контакт! Вот это я!

— Ну и что там интересного? — осторожно спросил Маллиган.

— Там локальная сеть, а что еще человеку надо? — сказал светящийся от счастья Збышек. — Так, Маллиган, я пошел, а ты тут посматривай… и вообще.

— Вернуться не забудь, — мрачно сказал Дон.

— Видно будет, — неопределенно сказал Збышек.

И закатив глаза, уселся прямо в воду.

Девятьсот тридцать два Странных Механизма, ни один из которых никогда не существовал физически, являлись, на самом деле, одним целым, и использовали для самоназвания собственной совокупности термин-имя Система; каждая конкретная часть системы называлась Наконечник. В момент приземления Маллигана и Збышека на Странной Планете работали в полную мощность ровно четыреста Наконечников. Остальные либо стояли на профилактике, либо спали в резерве.

Конечно же, внедрение внутрь чужака, вируса, лазутчика — врага — подверглось бы пресечению немедленно, благо и внимания, и средств для самозащиты у Системы имелось препорядочно, но Збышек достаточно долго просидел в засаде за пригорком, неторопливо и полно опознавая пространство вокруг себя и хача осторожно, издали все вокруг, что видел и что хачилось. Он видел, что идет мобилизация резервных блоков, он разглядел, что некоторые резервисты представляют собой конгломераты чистой оперативной памяти, потребной Системе под расширяющееся быстродействие, и, поразмыслив, посчитав, Збышек сумел придать себе вид одного из них, глупого, никогда не использовавшегося, но со вшитой профессиональной ориентацией — блок памяти для поискового процессора. И вот однажды один из пятидесяти рекрутированных Системой из резерва памятных Наконечников инициировался и принялся задавать обычные установочные вопросы, Система, ничем не отличая его от остальных, произвела над ним стандартную процедуру тестирования, опознания, сканирования. Все оказалось с молодым Наконечником в порядке и он тут же получил личный адрес, имя, код и плоскость. Затем одна из аварийных подпрограмм провела тестирование в боевом режиме. Наконечник 634А был признан годным для строевой, с индексом лояльности ровно 1. После этого Система дала ему и доверие и перестала обращать на Збышека специальное внимание.

Наконечник 634А, полноценный гражданин СМГ, выпускник Школы Аякс (Жмеринка), оперработник Западной ППС Галактики, встал на рабочую плоскость Системы, облекся в код, воскликнул имя, расписался, где требовалось, ритуальным шагом приблизился к шевелящемуся изображению мутного множественного прилагательного, бывшим коммуникационным портом памятного массива Системы, и начал танцевать.

Всеми известными и доступными ему способами защитив от прочтения, в самом уголке себя, сохранил он острое чувство, знакомое каждому полицейскому или ученому, каждому геологу или архивариусу, словом, каждому, кто долго что-то ищет, и, вдруг, за секунду до совершения находки, вдруг понимает: “Вот ты и попался! Вот я тебя и нашел!”