Как раз в это время рыбак плот из обрубков брёвен ладил. Лиса вежливо приподняла шляпу и спросила:

— Что делаешь, дяденька?

— Плот лажу, — ответил рыбак.

— А что ты с этим плотом сделаешь?

— Спущу на воду.

— А что ты на воде будешь делать?

— Хочу сети поставить.

— А зачем тебе ставить сети?

— Чтобы попытать счастья в рыбной ловле.

— На что ж тебе пытать счастье в рыбной ловле?

Тут рыбак рассердился, погрозил дубиной и резко сказал:

— Бросишь ты, наконец, свои глупые расспросы! Если будешь мне ещё надоедать, схвачу тебя и заброшу на камень посреди озера!

— Не забрасывай, лучше сделай мне тоже плот, — сказала лиса.

— Не сделаю, — ответил рыбак.

— Ну, сделай же, сделай! — приставала лиса.

Схватил тогда рыбак лису за шиворот и забросил на камень посреди озера.

Лиса притворилась, будто не умеет плавать, принялась плакать и просить рыбок помочь ей. Рыбы послушались и пришли. Раньше всех подплыла большая щука, высунула нос из воды, промолвила ласково:

— Ну, прыгай, подружка, на спину, тотчас доставлю тебя на берег.

Лиса презрительно сморщила нос и сказала:

— Плыви-плыви дальше, к такой разбойнице на спину я ни за что не сяду!

Затем приблизился налим, пошевелил усами и позвал:

— Ну, прыгай на спину, подружка, тотчас доставлю тебя на берег.

Лиса сморщила нос ещё презрительней и сказала:

— Плыви-плыви дальше, к такому неуклюжему увальню на спину я ни за что не сяду!

Третьим к камню пристал ёрш. Плеснул хвостом, растопырил колючие плавники, позвал:

— Ну, прыгай на спину, подружка, тотчас доставлю тебя на берег.

— Плыви-плыви дальше, на такой костлявой кляче я ни за что не поеду, — ответила лиса, вновь сморщив нос.

Наконец, с глинистого дна всплыл серый угорь. Был он очень вежлив и гибок, отвесил тысячу поклонов, позвал в свой черёд:

— Прыгайте на спину, почтенная госпожа, я вас тотчас доставлю на берег, на самом сухом месте высажу.

Тут лиса сразу согласилась, улыбнулась, сказала льстиво:

— Вот это помощник в беде… Вот этот меня выручит. Подплыви, голубчик, поближе, не то замочу свои ноженьки.

Возгордился угорь, подплыл к камню. Цап! — схватила его тотчас лиса, размахнулась, зашвырнула далеко-далеко на берег. Затем и сама она прыгнула в воду и поспешно выплыла из озера.

На берегу лиса собрала кучу хвороста, развела огонь, принялась жарить угря. Села на пень, ждёт, у самой слюнки текут от вкусного запаха.

Вдруг костёр сильно затрещал. А лиса подумала, что это охотничьи собаки сквозь кусты продираются. Вскочила она, огляделась — никого нет. Поняла она тогда ошибку и так рассердилась на огонь, что начала его бить палкой. И до тех пор била, пока горячий пепел не попал ей в глаза и не ослепил её.

Зашагала тогда слепая лиса по полям и лесам, побрела по болотам и перелескам. Добралась до берёзовой рощи, попросила смиренно:

— Берёзонька, берёзонька, одолжи мне глаза.

— Не могу! Самой нужны! — ответила берёза.

После этого добралась лиса до сосновой рощи и опять попросила:

— Сосенка, сосенка, одолжи мне глаза.

— Не могу! Самой нужны! — сердито ответила сосна.

Добралась затем лиса до ельника. Стала она ещё смиренней, и жалобно попросила:

— Ёлочка, ёлочка, одолжи мне глаза.

— Не могу! Самой нужны! А были бы лишние, и то не дала бы! — ответила ель и уколола её ветками.

Наконец, добралась лиса до осинника. Отвесила она глубокий поклон и принялась просить так душераздирающе, что у зайца за кустом от злорадного смеха губа разорвалась.

— Осинка, осинка, одолжи мне глаза…

— Где ж ты свои глаза оставила? — дружелюбно спросила осина.

— На Мунамяги{2} забыла, надо сходить за ними, — ответила лиса.

— Когда ж ты вернёшь мне глаза?

— Завтра, завтра, осинка! Завтра верну тебе глаза!

Заяц хотел было крикнуть из-за куста, чтоб осина не верила лисьим словам, но не смог — губа разорвана.

У осины было доброе сердце, одолжила она лисе свои глаза. А лиса, которая таким образом прозрела, тотчас же ушла, громко при этом распевая:

Чем теперь мне плохо жить,

Удалось глаза добыть.

Век слепой — осине быть…

Услышав эту песню, осина пустилась бежать за лисой. Но так как глаз у неё не было, ей удалось лишь на миг схватить лису за хвост.

С этого дня у лисы кончик хвоста белый. А осина так сердится на воровку, что её листья ещё и поныне дрожат от гнева.

Однажды лиса в поисках съестного забрела на хутор. Поглядела она сквозь изгородь и видит: во дворе на скамейке стоит кадушка со сметаной — хозяйка её сюда принесла и совсем про неё забыла. И так как злой Крантс уже давно лаял на коров в поле, она проворно юркнула в щель, подбежала к кадушке и подумала:

— Потерпи, потерпи, животик… подожди, подожди, пузатенький!

Но вот беда: горло у кадушки было узкое, голова никак не хотела пролезать в него!. Лишь после долгих усилий лиса достала языком немного сметаны, вымазавшись при этом до ушей. После этого она, усталая, побрела в кусты, прилегла отдохнуть на солнышке.

Вдруг лиса слышит — мох шуршит, бежит кто-то. Она уж вскочила было, чтоб убежать со всех ног, но вскоре увидела, что это идёт волк, её добрый сосед. Лиса лишь повернулась на другой бок и сказала:

— Куда, волк, путь держишь?

— На охоту, на охоту, — ответил волк, подошёл к лисе, сел в тени под деревом. Увидел он, что у лисы голова вся белая, и спросил:

— Что с тобой случилось, куроедка? Гляжу-гляжу, не пойму.

Лиса вздохнула и ответила:

— Беда случилась, беда. Пошла я к здешнему петушку в гости, а он принялся голосить и прибежал хозяин. Так меня треснул дубиной, что башка загудела. Смазала вот ушибленное место сметанной мазью, чтоб опухоль немного спала.

— Ой-ой-ой, — сказал волк. — Да, так бывает в жизни нашего брата. Я ведь тоже не совсем здоров — пустое брюхо так и болит от голода.

Лиса послушала некоторое время его жалобы и, наконец, сказала, что знает место, где еды вдоволь. Не будет ли сосед так добр — посадит её на спину и отнесёт от этого березняка подальше, — тут слишком близко к хутору, как бы злые собаки не напали на них.

Волк тотчас выбил пепел из трубки и сделал то, что просила лиса. Некоторое время они двигались молча, потом лиса стала петь для препровождения времени:

— Ох, насмешили всех до слёз — больной здорового понёс! Ох, насмешили всех до слёз — больной здорового понёс!

Волк послушал, послушал, оглянулся и спросил:

— Что ты там бормочешь, говори так, чтоб я мог разобрать слова.

— Ничего я не бормочу. Это я бредила, разум от побоев помутился. Смотри, ещё спрыгну и совсем удеру, — вздохнула лиса.

— Держись крепче за мою шерсть, тогда никуда не убежишь, — научил её волк.

Наконец, друзья прибыли на двор хутора. Лиса тотчас подвела волка к кадушке со сметаной, сказала:

— Поешь, поешь, золотко! Поешь, поешь, миленький. Я пока отдохну и постерегу, чтоб никто тебе, голубчику, не помешал.

Волк почуял запах сметаны — потекли у него слюнки, он тотчас попробовал засунуть голову в кадушку. Но у волка голова ещё больше, чем у лисы: не влезает, да и всё! А когда наконец влезла, опять беда: не может больше волк вытащить голову из кадки — тянет-тянет, ничего не выходит!

Лиса только этого и ждала. Она принялась носиться по двору и кричать изо всех сил:

— Друг погибает, помогите!

Вот уж показался в дверях хозяин — вышел взглянуть, что за шум. Остановился на пороге, посмотрел кругом, увидел странного зверя: сам похож на собаку, а голова как кадушка. Он принял волка не то за злого колдуна, не то за домового, даже в избу не догадался войти — встал как столб, руки-ноги от страха растопырил.

Лиса сразу удрала. Волк хотел побежать за ней, но глаза у бедняги закрыты кадушкой — не видят, куда идти. Наконец, побежал он и ткнулся сослепу прямо хозяину в ноги.