— Если ты достаточно сильна, чтобы защитить нас от лорда Горджиаса, сделай меня вновь красивой!

— Нет, Серафина! — крикнула матрона. — Если ты попросишь незнакомцев о помощи, расплачиваться придется всем нам!

— У нас по крайней мере еще остались руки, чтобы работать, — запричитала другая женщина. — Не зли лорда Горджиаса еще сильней, иначе он отберет и это!

Худая женщина шагнула к Серафине.

— Ты уже причинила довольно несчастий.

— Я страдаю так же, как и вы, а может и больше — учитывая, какие трудности ваша злость создала постоялому двору моей семьи, — ответила Серафина. — Но герцог — зло, и лучше я умру, чем выйду за него замуж!

— Есть пытки похуже смерти, — сказала худая. — И твое упрямство обрушит их на нас!

— Если ты так высоко ценишь свою внешность, тогда сама выходи за него! — возразила Серафина, срывая платок. — А я лучше покажу свое уродство каждому мужчине в деревне, чем отдам невинность и юность герцогу.

У Адона перехватило дыхание от того, что проклятие герцога сделало с лицом Серафины. Ниже глаз ее лицо было лицом чудовища. У нее была сморщенная зеленая кожа, испещренная дюжиной костяных наростов, растущих прямо на лице. Нос был заостренным и покрытым нарывами, а губы застыли в противной усмешке, которая демонстрировала полный рот острых желтых зубов. Из подбородка рос короткий серый рог, вьющийся к шее.

Ни одна из этих отвратительных черт, тем не менее, не могла скрыть внутреннюю красоту Серафины. Она держала голову прямо и без стыда встретила взгляд Адона, ее сила и решительность виднелись в смелых карих глазах. Ровным голосом она спросила патриарха:

— Ну и кто теперь таращится?

Священнослужитель не отвел глаз.

— Я смотрю потому, что восхищен твоим духом, — искренне сказал он, подходя к ней. — А не потому, что меня поразила жалкая маска герцога.

— Все равно люди Тегии не поверят в твою послушницу, пока она не докажет свою силу, — произнесла Серафина, глядя на Корин. — Верни мне то, что украл лорд Горджиас.

Корин бросила взволнованный взгляд на патриарха. Адон кивнул ей.

— Сними проклятие, — сказал он. — Верь в Мистру. У тебя более чем достаточно сил.

Взгляд послушницы скользнул по шраму Адона, затем она сглотнула.

— Если ты так думаешь…

Она положила руку на обезображенное лицо Серафины и произнесла магическую формулу.

Желтое свечение появилось из ладони послушницы и расползлось по лицу Серафины. Коже девушки вернулся нормальный смуглый цвет, и бугорчатые выступы стали рассасываться. Карбункулы на носу медленно заживали, а серый рог стал размягчаться и уменьшаться.

По толпе прокатился изумленный шепот.

— Видите? — закричал Адон, поворачиваясь к женщинам. — Вооруженная магией Мистры, даже послушница в силах отменить проклятие лорда…

Тревожный вскрик Корин быстро прервал его речь. Когда Адон оглянулся, то увидел как серая тень сменяет золотистое сияние магии Корин. Там, где она прокладывала путь, новообретенная красота девушки сменялась ужасающей маской проклятия лорда Горджиаса.

Когда тень коснулась пальцев Корин, та вскрикнула и отдернулась. Серость переползла на ее ладонь, быстро распространяясь по руке. Напуганная послушница сунула руку в воду и отчаянно попыталась отскрести это нечто, но старания были бесполезны. Тень скользнула ей на плечо и на лицо. Замерев там, она исчезла так же внезапно, как и появилась.

Секунду Корин стояла на месте, глядя на плещущуюся в резервуаре воду. Затем, мгновенно, ужасный вой сорвался с ее губ и она бросилась к Адону.

— Прости меня! — причитала она, обвив его руками. — Это из-за твоего шрама. Он заставил меня усомниться в нашей Леди!

Адон отстранил Корин и посмотрел на нее. От щек и ниже ее кожа стала твердой и сморщенной. Курносый нос увеличился втрое и стал красным, с зияющими розовыми ноздрями — большими, чем у свиньи. Губы покрылись черной вьющейся щетиной, а на скулах выросла мягкая белая шерсть.

— Я понял, — прошептал Адон. — Не волнуйся, я все исправлю.

— Как? — поинтересовалась матрона. — Останешься здесь сам?

Патриарх потряс головой.

— Мои обязанности в Арабеле…

— Тогда, я думаю, тебе лучше вернуться в Арабель. Просто оставь нас с нашими проблемами, — сказала худая, выходя вперед. — А теперь отойди, чтобы я наполнила свою бадью.

Корин преградила ей путь.

— Вы не понимаете… неудачу потерпела я, а не Мистра.

— Наша Леди Таинств повелевает самой магией, — пояснил Адон. — Ни одно заклинание смертного не сможет противостоять ее власти.

Глубокий голос раздался над площадью:

— Но вашей богини здесь нет, в отличии от меня.

Огромный, закутанный в кожу силуэт преградил проход. Хоть он и обладал горбатой спиной и кривой фигурой, все равно был вполовину выше любого обычного человека. Ноги были тонкими и настолько изогнутыми, что, казалось, их владелец скорее бежит, а не идет. Одна костлявая рука свисала настолько низко, что костяшки волочились по булыжникам, а вторая была скручена и прижата к груди под неестественным углом.

Новому действующему лицу принадлежала самая ужасная физиономия из всех, что видел Адон. Она была ужасно изможденной, с потрескавшейся черной кожей. Брови выдавались вперед настолько, что отбрасывали непроницаемую тень на глаза. Нос был узким, как острие кинжала, скулы были гротескно искривлены, а из-под нижней губы выступала пара желтых клыков.

Позади стоял Брока в своей меховой накидке с фиолетовым поясом. На его лице остались нарывы, а опухший нос и темные глаза говорили о том, что он перенес жестокие побои после возвращения в замок Горджиас вчера вечером.

Женщины стали разбегаться по домам, и сенешаль провозгласил:

— Стойте! Герцог желает, чтобы вы видели то, что здесь произойдет.

Толпа немедленно остановилась, оставив достаточно места между отвратительной фигурой и патриархом. Адон отступил от Серафины.

— Лорд Горджиас?

Герцог склонил голову в знак подтверждения и поковылял вперед.

— Я пришел поблагодарить вас за новый облик моего сенешаля, — сказал он, указав своей неуклюжей рукой на изъязвленное лицо Броки. — Теперь на него гораздо интереснее смотреть.

— Вам — может быть, — признал Адон.

Герцог остановился в дюжине шагов.

— Теперь, когда я выразил свою признательность, вы и ваша послушница должны идти, — сказал он. — Если бы вы посетили мой замок по прибытии, у нас мог бы выйти занимательный спор относительно Церкви Таинств — и несколько часов на дыбе помогли бы вам достичь ясности мышления. Однако, я не могу позволить вам распространять вашу ложь среди моих крестьян.

Адон покачал головой.

— Мы не уйдем, пока ваше проклятие висит над Тегией.

— Проклятие! Думаете, я бы проклял женщину, которую люблю? — вопросил герцог, указывая на Серафину. — Я расширяю ее чувство прекрасного, чтобы она оценила тонкую элегантность моей внешности.

— Меня отталкивает не ваша внешность, — отрезала Серафина. — Я ненавижу то, чем вы есть внутри.

— И что есть я — внутри?

— Тиран, столь же жестокий, сколь и тщеславный, — сказала Серафина. — Я лучше умру в одиночестве, чем выйду за вас!

Раздвоенный язык мелькнул между губ герцога.

— Интересно, разделяют ли твои чувства другие женщины Тегии?

— Нет! — крикнули несколько женщин на площади.

— Иди же с ним, или ты сделаешь нас всех вдовами, — приказала матрона, подходя к Серафине. Другие двинулись, чтобы поддержать ее, но Корин быстро достала булаву и преградила женщинам путь.

Адон извлек горстку серы из кармана плаща. Он вознес безмолвную молитву Мистре, прося ее благосклонно отнестись к заклинанию, что он готовил, затем произнес:

— Лорд Горджиас никого не убьет.

— Возможно, нет — если вы уйдете на закате, — сказал герцог, остановив свой затененный взгляд на священнослужителе. — Но если после полудня[2] вы все еще будете здесь, все мужчины в этой деревне умрут. Запомните мои слова.