Она задумчиво усмехнулась.
- Меня это поразило: «Кроме этого одним из главных действующих лиц становится персонаж, согласно каноническому источнику не имеющий непосредственного отношения к этой ситуации, но играющий в мистерии Байрона важнейшую роль, - Люцифер»…
- Почему вас это поразило? – Спросила Элизабет, Алину.
- К трагедии в датском королевстве приплели ещё и Сатану!
Сейчас Элизабет подумала, его всегда приплетали к человеческим трагедиям, Сатану! Он ни при чём, а его приплели!
Она взяла Лино за руку.
- Успокойся!
Он посмотрел на неё.
- Когда не можешь ничего изменить, остаётся только одно: верить, что станет лучше!
- Рик никогда меня не простит, Элизабет!
- Простит, это неизбежно.
- «Неизбежно»? – Удивился Лино.
- Однажды он тоже запутается в своих женщинах, детях…
Лино задумчиво усмехнулся.
- Ты считаешь, что я запутался?
- Мы все в них путаемся…
Элизабет ласково сжала его руку.
- Мы никогда из них не выпутаемся!
Она посмотрела на небо над ними, голубое, даже здесь в пустыне! Она ожидала чего-то другого от этих неласковых мест!
Вспомнила «Доминантой сознания Каина является сомнение: он не может успокоиться, не постигнув и не объяснив произошедшие до его рождения события. Главный вопрос, непонятный для героя, связан с ситуацией нарушения запрета и наказания за него. В противоположность остальным членам семьи Каин протестует против расплаты потомков за давний поступок отца (отведавшего плода с запретного древа), в котором он не видит настоящего греха. По словам героя, «Древо / Росло в раю и было так прекрасно: / Кто ж должен был им пользоваться? Если / Не он, так для чего оно росло / Вблизи его?» [2, с. 389]. Люцифер с готовностью предлагает Каину объяснение всех непонятных событий и явлений. Обладая знанием того, что скрыто от человека (устройство мироздания, особенности человеческой природы, прошлое и будущее Земли), повелитель духов имеет возможность давать объяснения, выбирая информацию произвольно, по собственному выбору и в том объеме, какой посчитает нужным»15.
Они ели: Магуро-сарада, Луковый мисо суп, Курица терияки с чили, чесноком, зеленым луком и рисом. Мятный напиток с томатным соком для Лино, и напиток с фруктовым мороженым для Элизабет.
- Иногда мне кажется, что жизнь – это фильм, - кино, можно было сыграть эту роль по-другому, лучше!
- Можно было…
Элизабет влюблённо посмотрела на Лино, заглянула ему в глаза.
- А может, нельзя. «Известна притча о царстве Мессии, которую Беньямин16 однажды вечером пересказал Блоху17: «Некий раввин, подлинный знаток кабалы, как-то сказал, что для воцарения мира на земле нет нужды всё разрушить, а потом строить заново; достаточно всего лишь слегка передвинуть чашку, или деревце, или камень – и так все вещи. Впрочем, осуществить это самое «слегка» столь сложно, столь трудно найти его правильную меру, что в этом мире людям это не по силам и для этого необходимо явление Мессии». В пересказе Беньямина эта притча звучит так: «Хасиды рассказывают некую историю о грядущем мире: там всё будет точно так же, как и сейчас, наша комната останется прежней, ребёнок будет спать всё там же, и там мы будем одеты в те же вещи, что и в этом мире. Всё будет, как сейчас, но чуть-чуть иначе»18.
Она улыбнулась ему.
- Ты сказал мне: «Что побуждает человека желать присутствовать там, где не пожелал Аллах его присутствия? Ведь он не знает, каково было бы его положение, если бы он там присутствовал!»…19
- Иногда мне кажется, что я ничего не понимаю, Элизабет!
- «Иногда»?
Элизабет ласково посмотрела на него.
- Тебе повезло!
Лино заглянул ей в глаза.
- А тебе не иногда?
- «Один ученый-богослов из Центральной Европы, попросил свою ученицу перечислить аргументы в пользу существования Бога; та перечисляет: исторический аргумент, онтологический и так далее. Однако она тут же добавляет: «И всё же я не верю». Профессор злится, снова перечисляет все один за другим выводы; та пожимает плечами и продолжает упорствовать в своём неверии. Тогда теолог вскакивает, весь красный от веры, и кричит: «Сударыня, я даю вам мое честное слово, что Он существует!»20…
Она лукаво улыбнулась.
- И всё же я не понимаю!
Он тоже улыбнулся, - эта женщина развеселила его.
- А ты чего не понимаешь?
Она задумалась.
- Мне почти сорок, я могла бы понимать больше, я могла бы понять раньше!
Лино вновь почувствовал симпатию к Элизабет.
- Ты очень симпатичный человек, девочка моя!
- Спасибо. – Её глаза вспыхнули. – Ты тоже!
Он заулыбался.
Они всё ещё сидели на террасе с видом на пустыню.
- «Я любил тебя и потому взял в руки людские волны и волю свою написал во всё небо средь звёзд, чтобы стать достойным тебя, Свобода, гордый дом о семи столбах, чтоб глаза могли воссиять, когда мы придём к тебе»21.
Элизабет посмотрела на Лино очарованно.
- Непонимание – это свобода!
- «Свобода»? – Удивился он. – А я думал; несвобода…
- То свобода, то несвобода…
Она вновь посмотрела на него с лаской.
- Когда тебе хорошо – свобода, а когда плохо – несвобода…
Элизабет прикоснулась к его щеке.
- Иногда лучше ничего не понимать!
- Чтобы жить?
- Чтобы не умирать!
Лино смутился.
- Аригато: годзаимасита22! – Вдруг сказала она.
Элизабет погладила Лино по щеке.
- Я хочу жить, я не хочу умирать! Я хочу жить, не умирая!
- От понимания? – Понял её, Лино.
- И от непонимания!
Он рассмеялся. Он рассмеялся от счастья.
Глава 3
- Знаешь, что меня волнует сейчас? – Сказала Элизабет, Лино. – Почему Джейк? Почему человек, который как мне казалось, не способен…
- Заболеть?
Он ласково посмотрел на неё.
- Мы все способны, только не все знают, что способны.
Она смутилась.
- «Способны»?
- Ты знаешь себя, Элизабет? – Вдруг спросил её, Лино. – Ты можешь сказать; я знаю, на что я способна?
Элизабет задумчиво улыбнулась.
- А ты, Лино?
Лино улыбнулся.
- Я знаю, что я не способен быть с другой женщиной, - уже, не способен – мне это кажется бессмысленным…
- «Бессмысленным»? – Удивилась она.
- Знаешь, в чём трагедия зрелости?
Он лукаво улыбнулся.
- Тебя уже ничто не удивляет!
Элизабет поняла Лино.
- Не удивляет!
Они улыбнулись друг другу, заглянули друг другу в глаза.
- Знаешь, почему бессмысленно? Изменять… Они все бляди!
Элизабет расхохоталась.
- Скучно! – Весело добавил Лино.
- Но может не все?
Она лукаво улыбнулась.
- Все. Кроме тебя!
Его глаза вспыхнули, Элизабет вновь засмеялась.
- А насчёт Джейка… - Вдруг сказал Лино. – Он чувствует, глубоко чувствует – оказывается!
- Что ты имеешь в виду? – Заинтересовалась она.
- Он не был готов с тобой расстаться, поэтому и заболел.
- Всё из-за меня? – Печально сказала Элизабет.
- Всегда из-за тебя, девочка моя!
Они вновь заглянули друг другу в глаза.
- Он меня любил?
- Я думаю; да.
- И ты ему сожалеешь, Лино?
- Так же как и ты, Мэри. Ты сказала мне «Я могла бы быть на её месте», теперь я понимаю – я тоже мог бы!
И Элизабет смотрела ему в глаза, смотрела.
- Почему мы не можем любить и не умирать?!
- Потому что мы – люди.
Она улыбнулась.
- Это всё объясняет?
- Почти, всё. Мы… Прометеи! Мы ждём, когда орёл прилетит клевать нашу печень!
- Почему?!
- Вергилий сказал: «Мы должны стремиться не к тому, чтобы нас всякий понимал, а к тому, чтобы нас нельзя было не понять»…
Лино ласково посмотрел на неё.
- Мы хотим, чтобы нас понимали, - чтобы нас нельзя было не понять!
- Что, понять, Лино?! Что мы нуждаемся в орле? Что мы его ждали? Что мы уже не можем без него жить?
Он задумчиво улыбнулся.
- Мы и не могли, Элизабет, - жить без орла.
Элизабет вспомнила, как Алина сказала ей «При виде денег даже у слепого глаза раскрываются, а монах продаёт священные книги». Речь идёт о чрезмерной жадности… до жизни».
- Жадность до жизни? – Удивилась Элизабет.
- Иметь всё! Иметь то, что ты не заслужил, иметь.
- А как узнать, заслужил, или не заслужил?
- Когда нет чувства того, что ты кого-то ограбил, значит, заслужил.
Элизабет задумалась над словами Алины. Они поразили её, эти слова.
- Знаете, как возвращают награбленное? – Вдруг сказала ей, Алина. – Ты просто теряешь то, что награбил… А что вы думаете, я чувствую, когда вижу как мужчина, которого я всегда считала своим, счастлив с другой женщиной?! Это убивает меня, но я понимаю; так лучше!
Сейчас Элизабет подумала, Алина говорила мне об орле? Она не может видеть Лино со мной, и не видеть его не может!
Глава 4
«Вообразим, что человек потерял навсегда дар страдания. Ничто не угрожает ему неудовлетворенностью: одновременно с голодом и жаждою, этими первичными источниками труда и страдания, прекратилось и всякое недовольство собою, людьми и миром. Чувство несовершенства угасло навсегда и угасило вместе с собой и волю к совершенству. Самый призрак возможных лишений, доселе ведший человека вперед, отпал. Телесная боль, предупреждавшая человека об опасности для здоровья и будившая его приспособляемость, изобретательность и любознательность — отнята у него. Все противоестественности оказались огражденными и безнаказанными. Все уродства и мерзости жизни стали безразличными для нового человека. Исчезло моральное негодование, возникавшее прежде от прикосновения к злой воле. Смолкли навсегда тягостные укоры совести. Прекратилась навсегда духовная жажда, уводившая человека в пустыню, к великому аскезу… Все всем довольны; всё всем нравится; все всему предаются — без меры и выбора. Все живут неразборчивым, первобытным сладострастием — даже не страстным, ибо страсть мучительна, даже не интенсивным, ибо интенсивность возможна лишь там, где силы не растрачены, но скопились от воздержания.
Как описать те ужасные, опустошительные последствия, которые обрушились бы на человечество, обреченное на всестороннюю сытость? В мире возникла бы новая, отвратительная порода «человеко-образных», — порода безразборчивых наслажденцев, пребывающих на самом низком душевном уровне. Это были бы неунывающие лентяи; ничем не заинтересованные безответственные лодыри, без темперамента, без огня, без подъема и без полета; ничего и никого не любящие — ибо любовь есть прежде всего чувство лишенности и голода. Это были бы аморальные, безвкусные идиоты, самодовольные тупицы, развратные Лемуры. Вообразите их недифференцированные, невыразительные лица, эти плоские, низкие лбы, эти мертвые, мелкодонные гляделки, вместо бывших глаз и очей, эти бессмысленно чмокающие рты… Слышите их нечленораздельную речь, это безразличное бормотание вечной пресыщенности, этот невеселый смех идиотов? Страшно подумать об этой погибшей духовности, об этой тупой порочности, об этом унижении ничего-не-вытесняющих полулюдей, которые прокляты Богом и обречены на то, чтобы не ведать страдания.