Она заглянула Лино в глаза.
- Я видела Данте Алигьери, и сначала его лицо показалось мне лицом желчного человека, а потом я подумала, что это горечь…
Лино смотрел на неё очень внимательно.
- В конце концов, я поняла, что это печаль: «Я пошел к Ангелу, и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми. Съешь её! И она будет горька во чреве твоем»!..
Элизабет вспомнила фотографию Антанаса Суткуса «Рука мамы», и маленькую девочку прижавшуюся щекой к руке матери… а она прижималась щекой к груди Лино, - она была готова ползать перед ним на коленях, из-за Джейка, из-за человека, которого иногда почти ненавидела!
Глава 5
«Молчание моря»
«Молчание моря» Мельвиля – это экранизация знаменитейшей повести французского писателя Веркора, чьё настоящее имя – Жан Марсель Брюллер. Книга Веркора стала настоящей легендой времён Второй мировой войны. Её статус – «настольная книга участников Сопротивления», «национальное французское достояние», «трогательная библия французского патриота», «манифест непокорённой Франции» – был и остаётся крайне высоким. На сегодняшний момент – вместе с картиной Мельвиля – эту книгу экранизировали трижды. И вот её история. Веркор-Брюллер, как и множество других французов, принял участие в движении Сопротивления – так называлась международная партизанская организация, дававшая прикурить фашистам на всех оккупированных ими территориях. Вместе с товарищами Брюллер основал подпольную типографию под названием «Полночное издательство», первая книга которой – собственно его «Молчание моря». Повесть, напечатанная в количестве 250 экземпляров, быстро распространилась и приобрела популярность в рядах партизан, воспринявших книгу в качестве «символа и манифеста французского Сопротивления». Речь в ней идёт о трёх персонажах: дяде, немце и племяннице дяди. Немец – фашист, сочувствующий французам и любящих их культуру. Дядя и племянница – французы, у которых останавливается немец-квартирант. Победители и побеждённые, завоеватели и сдавшиеся. Немец ведёт себя очень вежливо и культурно по отношению к французам, но те – и отсюда название книги – не разговаривают с немцем, игнорируют его во всём, хранят молчание. Таков их «молчаливый протест» – они не собираются контактировать с человеком, представляющим нацистскую Германию, даже если он живёт с ними под одной крышей, и каждый вечер заводит односторонние разговоры. В конечном итоге этот немец полностью разочаровывается в Третьем рейхе и в планах фюрера. Ему думалось, что Франция и Германия, как муж и жена, обвенчаются по окончании войны, но, к своему глубочайшему страху, немец узнаёт, что фашисты преследуют иные цели: уничтожить французскую нацию, стереть её с лица планеты, «освободить» французские земли для расы «новых господ» и «чистых людей». Всё, что этот немец так любил – например, французскую литературу – фашисты намереваются уничтожить. «Художественная литература будет запрещена под страхом смертной казни! Мы оставим одну только техническую литературу! Поймите же, фон Эбреннак, необходимо сломить и уничтожить французский дух, эту зловонную погань!» – вот что скажут нашему немцу. Бедняга совершенно отчается, от души выговорится дяде и племяннице и будет откомандирован на Восточный фронт, где, вероятнее всего, погибнет на бесконечных, покрытых снегом и льдом славянских просторах. Разумеется, что французы, у которых останавливался этот немец, проникнутся к нему глубокой симпатией и доверием. Такой вот приговор выносит веркоровское «Молчание моря» нацистской идеологии и гитлеровской политике. В основе книги – это официальная позиция автора – пацифизм и, пусть даже молчаливая, борьба с несправедливостью и злом.
Фильм Мельвиля заканчивается словами: «Эта книга была издана на средства одного из патриотов. Она напечатана при нацистской оккупации 20 февраля 1942 года»29.
Утром Лино и Элизабет завтракали с детьми – Джулио и Аби.
Кан приготовил завтрак; кофе, японский омлет, гренки по-валлийски, лимонный щербет…
- «Две дочери торговца шелком жили в Киото.
Старшей было двадцать лет, а младшей – восемнадцать.
Солдат может сразить мечом,
А эти девушки – своими глазами» …
Лино посмотрел на Элизабет с блеском в глазах, и весело сказал:
- Я перефразирую: дочь торговца шелком жила в Киото.
Ей было сорок лет.
Солдат может сразить мечом,
А эта женщина – своими зелёными глазами!
Элизабет засмеялась.
- Я тебя сразила?
- Ты меня победила!
- «Победила»? – Очень удивилась она.
- Да…
Он лукаво улыбнулся.
- Взяла штурмом.
Элизабет вновь засмеялась.
- Но я не брала!
- Твои зелёные глаза так на меня посмотрели!..
- Больно?
- И сладко!
Они заглянули друг другу в глаза.
Джулио ел свою любимую кашу с яблоком, яблоко было с кислинкой, и малыш забавно морщился, но продолжал есть.
- Я скучала по тебе! – Ласково сказала Элизабет, Лино.
- Даже во сне?
Он польщённо улыбнулся.
- Я скучаю по тебе даже когда сплю! – Весело добавила она.
Лино засмеялся.
- Я читаю Эпиктета30: «Ты говоришь, что ты перестал стараться о своем улучшении, что ты зажил опять по-прежнему и не видишь, чтобы тебе стало хуже от этого? Неправда, тебе стало гораздо хуже, и ты потерял очень много. Прежде желания твои были чистые, понятия честные и поступки добрые. Ты читал мудрые книги и радовался на таких людей, как Сократ и Диоген. Теперь же ты радуешься на своих приятелей, которые сводят тебя с распутными женщинами; ты читаешь развратные книжки, и разговоры и дела твои постыдны. Ты потерял самое главное: ты перестал любить добро и правду. Неужели ты думаешь, что потери бывают только вещественные? Нет, есть потери худшие – потери духовные. Теряются и чистые помыслы, и хорошие желания, и доброе поведение; и людям, потерявшим всё это, всегда бывает скверно. Ты не видишь этого теперь, потому что ты заблудился; но было время, когда ты боялся одного только – как бы не перестать правильно мыслить, говорить и поступать. Ты сам себя обокрал.
Опомнись, несчастный друг мой, и спаси себя от самого себя»…
Элизабет сделала паузу.
А потом:
- И я думаю о Мэри.
- «О Мэри»? – Удивился он.
- Не теряй её из-за меня, Лино!
Лино смутился.
- Книга Эпиктета называется «В чём наше благо», - Сказала Элизабет. – Хорошее название… благо это не добро, благо – это то, что хорошо для человека; чем благороднее человек, тем выше его цели… должны быть, ибо в этом смысл благородства, следовать высшему – душе, призыву, души.
Ему показалось, что она не договорила.
- Я поняла, что … я тебя заграбастала, всего!.. Я поняла, что это, наверное, не справедливо…
- «Наверное», мой цветочек?
Он почувствовал, что она очаровала его, эта женщина… о, эта женщина… Элизабет!
- Не улыбайся так! – Смущённо скомандовала она. – Иначе моей решимости поубавится…
- «Решимости»?
Да, Лино был очарован.
- Я хочу… поделиться.
- «Поделиться»?
- Желанием жить, - ты – это желание жить..
- Мной? – Улыбался он.
- Я её терпеть не могу, но я ей благодарна!
Лино засмеялся.
- Ты перестал с ней разговаривать…
Элизабет посмотрела на него, - ему в глаза.
- Не переставай!
- Perché31?
Он тоже заглянул ей в глаза.
- Ты так её теряешь, - теряешь, вашу ниточку, вашу связь!
Она накрыла его руку своей рукой.
- Знаешь, что нас всех связывает? Не «красный круг» Мельвиля, а нить, тонкая, нить, натяни её – порвётся!
Лино понял.
- И я натягиваю?
- Я поняла, почему смерть изображают с косой, она нас всех скосит рано или поздно!..
- Но мы можем?..
- Дорожить друг другом! Помнишь, как Хулио поёт «Cada día más»? «Если ты спросишь меня
Что ты для меня значишь
Я отвечу тебе: ты – моя драгоценность»!
Лино повёз Джейка в больницу.
- Раньше я вас ненавидел, а теперь начинаю уважать.
- «Уважать»?
Лино посмотрел на Джейка.
- Почему?
- Я вам неприятен, но вы не отказываете мне в человечности.
Лино удивили его слова.
- Я никому не отказываю в человечности, Джейкоб.
- Почему?
Джейк посмотрел на него.
- Меня учили: если человек просит хлеба – дай!
- А если это последний кусок хлеба?
- Раздели, и дай.
Джейк задумчиво усмехнулся.
- Это научило вас человечности, Гермес?
- Это научило меня…
Лино прохладно усмехнулся.
- И боги падают с небес!
Zadig The Jasp в его машине – «ラストダンス».
Он вспомнил, как Элизабет сказала ему «В одной хасидской деревне как-то вечером на исходе субботы в бедной корчме сидели евреи. Были все они местные, кроме одного, которого никто не знал, - этот был совсем уж нищий и жалкий оборванец, что примостился в самом дальнем и темном углу. Разговаривали о том, о сём, пока один не предложил каждому вообразить, что ему исполнят одно желание, и спросил, кто что себе бы пожелал. Один пожелал себе денег, второй – зятя, третий – новый верстак, и так по кругу, покуда каждый не высказался и не остался только нищий в темном углу. Он долго отнекивался, наконец неохотно и нерешительно ответил: «Я хотел бы быть всемогущим царем великой страны, и вот лежал бы я ночью в своем дворце и спокойно спал, а в это время через границу в страну вторгся бы неприятель и еще до рассвета его конница прорвалась бы до самых стен моей столицы, не встретив сопротивления, и я, прямо спросонок, даже не успев одеться, в одной рубашке, вынужден был бы спасаться бегством и бежал бы через горы и долы, лесами и полями, днем и ночью, без отдыха и срока, покуда, спасшийся, не оказался бы вот на этой скамье в самом темном углу вашей харчевни». – Остальные евреи недоуменно переглянулись. «Ну и что бы тебе дало это твое желание?» – спросил, наконец, один из них. – «Рубашку», – последовал ответ»32.
Она посмотрела на него счастливо и нежно.
- И боги падают с небес, Лино, но они не перестают быть богами!
- Я тоже не перестаю, жена?
- Не перестаёшь, - даже когда твои пациенты умирают, не перестаёшь!