Он обнял её, прижал к себе, - он почувствовал, как ему хорошо с этой женщиной!

- Каждый раз, когда они умирают – мне больно!

- Поэтому ты до сих пор не послал своих пациентов к черту, потому, что больно!

- Один венский актер, - Сказал Лино, Джейку. – Возвращаясь вечером домой, в одной из улочек, где стояли дома терпимости, увидел девицу. Высунувшись из окна, она предложила ему зайти, уверяя, что сделает всё «по-мексикански». Пообещав зайти в другой раз, он прошел мимо, но потом, через несколько кварталов, задумался над тем, что именно имелось в виду. Когда актёр вернулся, намереваясь всё разъяснить, ни дома, ни тем более его обитательницы он не нашел, и лишь затем стало ясно, что в образе венской проститутки каждые сто лет на землю спускается ангел, которому претят нравы и принципы земной жизни и который готов открыть тому, кто услышит его, великую тайну, способную изменить мир человеческий всецело»³³…

Он закурил сигарету, лукаво улыбнувшись.

- Но пока это странное послание ещё никто не разгадал, и ангел всякий раз возвращался на небо – теперь, возможно, он уже больше никогда не вернется.

- А что нужно сделать, чтобы он вернулся? Она…

Джейк тоже улыбнулся.

- Полюбить истину, Джейкоб.

- Вы хорошо живёте, - Сказала Ким, Элизабет. – В доме хорошая атмосфера.

- Спасибо.

- Я думала, что он тебя бросит.

- Почему?

- Он слишком…

Дочь не договорила.

Элизабет кормила Аби из бутылочки, ей было хорошо.

- Эффектный мужчина? – С улыбкой подсказала она, Ким.

- Я уверена, что он тебе изменяет!

Элизабет ласково посмотрела на дочь.

- Знаешь, что такое измена? Измена – это когда человек, которому ты верил, оставил тебя без средств к существованию, - бросил, исчез – это измена, всё остальное можно и даже нужно пережить.

- «Нужно»? – С предубеждением спросила Ким.

- Да, - Кивнула ей Элизабет. – Переживёшь измену, и… не станешь изменять сама, потому, что будешь знать: измена убивает доверие! Поэтому её можно простить, но нельзя пережить – умерло доверие..

- И ты бы его простила, если бы он…

Ким смутилась.

Элизабет улыбнулась, и подумала, хорошо, что ты смущаешься, это значит, что ты не хочешь оскорбить меня до конца, ты хочешь оскорбить меня, но не до конца..

- Лино столько мне дал, что я уже не имею права прощать его или не прощать!

Красивая девушка, сидящая почти рядом с ней, вновь посмотрела на неё с предубеждением.

- Он не должен был лечить твоего отца, не обязан, это даже не этично, - Сказала Элизабет, дочери. – Но он сам мне это предложил, - он не допустил, чтобы я попросила.. Ты понимаешь?! Он не позволил мне себя просить!

Элизабет знала, что Ким, возможно, не поймёт её, но чувствовала необходимость сказать ей это.

- Твой отец не сказал тебе, почему он пришёл к Лино? Ему все отказали; «врачи считают его дело сложным», а Лино не отказал, он знает: он мне тоже дорог!

- «Тоже»?!

Ким заплакала.

- Я не девочка, дочь, я не начинала жить с Лино так, словно у меня никогда никого не было!

Элизабет посмотрела на Аби, малышка улыбалась.

- Твой отец – часть моей жизни, так же как я – часть его жизни, нас связываешь ты. Если бы не ты, возможно, мы бы друг друга забыли, прокляли, и забыли, но… у нас есть ты!

- И ты жалеешь?!

Элизабет удивилась.

- О том, что ты есть? Дурочка, я жалею о том, что тебя нет – все есть: Лино, Рик, Джулио, Аби, а тебя нет… тебя, никогда нет!

В кабинете химиотерапии Джейк сказал Лино:

- Побудьте со мной…

Лино удивился.

- Пожалуйста! – Добавил Джейк с мучительным волнением в голосе.

- Хорошо.

Они оба неловко сели в кресла.

- Мне… - Выдавил из себя Джейк. – Никогда не было так страшно!

- Вы говорите о болезни?

Лино внимательно посмотрел на него.

- Я боюсь обстоятельств, в которые я попал.

Лино смутился.

- Я не боюсь смерти, Гермес, я боюсь обстоятельств!

Странно для Лино прозвучали его слова, интересно.

- Знаете, что такое рак? – Вдруг сказал ему, Джейк. – Для меня… Отсутствие контроля над ситуацией!

Лино понял его.

- Бог искушает меня, - Продолжал Джейк. – Не Дьявол, - Бог!.. Не предпринимать ничего..

- «Бог»? – Спросил его, Лино. – Это не Бог, Джейкоб!

- А что?!

- Страх.

- «Страх»?

- Показать свою беспомощность Элизабет..

В кабинет вошла медсестра, и они … обмякли, как боксеры, каждый – в своём углу.

Позже, когда процедура началась, Джейк сказал Лино:

- Мне понравились слова: «Достоевский как-то писал, что «если бога нет, то всё дозволено». Это — исходный пункт экзистенциализма. В самом деле, всё дозволено, если бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего, у него нет оправданий. Действительно, если существование предшествует сущности, то ссылкой на раз навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерминизма³⁴, человек свободен, человек — это свобода», - Сказал Джейк, Лино. – «С другой стороны, если бога нет, мы не имеем перед собой никаких моральных ценностей или предписаний, которые оправдывали бы наши поступки. Таким образом, ни за собой, ни перед собой – в светлом царстве ценностей – у нас не имеется ни оправданий, ни извинений. Мы одиноки, и нам нет извинений. Это и есть то, что я выражаю словами: человек осуждён быть свободным»³⁵..

Он замолчал.

А потом:

- Сейчас я думаю, - часто, думаю: лучше бы мы никогда не встречались, или лучше, что мы встретились?!

Лино поразили его слова.

Джейк задумчиво усмехнулся.

- «Всё мне пригодно, что угодно тебе, ничто мне не рано и не поздно, что вовремя тебе. Всё от тебя, всё в тебе, всё к тебе»³⁶!

- Вы так любите мою жену? – Почему-то спросил его, Лино.

- Нет, - Рассмеялся Джейк. – Это вы любите мою жену!

Лино задумчиво улыбнулся.

Джейк вдруг сказал:

- So kalt, mir ist kalt… Один еврей говорит другому: «Я слышал; ты женился…

- Не хотел бегать за блядями.

- А сейчас?

- Сейчас хочу».

Он весело заулыбался.

- Боже! Услышь меня! Я тоже хочу бегать за блядями!

Лино засмеялся.

- Я хочу жить, - Добавил Джейк. – Даже если иногда не хочу!

Лино вспомнилось «Я пробудился от вечности, от бесконечности»³⁷..

- Вы на службе? – С иронией спросил его, Джейк.

- Как Сизиф. – Согласился с ним, Лино.

- Вы идеалист? – Улыбнулся Джейк.

- Скорее пессимист, - Грустно заулыбался Лино. – Сектант..

- «Сектант», герр доктор?

- Из секты «Последние радости человечности».

Джейк засмеялся, - бледный, перевозбуждённый, засмеялся.

- А почему «последние»?

- «С чего начинать, Ваше Величество? – Спросил он.

- Начни с начала, - Важно ответил Король, - продолжай, пока не дойдешь до конца. Как дойдешь — кончай!»³⁸…

Лино лукаво улыбнулся, а Джейк рассмеялся вновь.

- Я тоже…

Лино смущённо засмеялся.

- Начинаю и не знаю, как кончить.

«В пене морской, в вихрях и образах, Я – рыба, головастик, крокодил. Я импульс, идея, предзнаменование невозможных видений. Я лежу между землей и небесами, между добром и злом, терпением и яростью. Я невинен и розов как рассвет. Я сплю с пальцем во рту, нить жизни локоном лежит за моим ухом. Как ребенок во чреве матери, Я с вами, но не среди вас. Я не знаю конца, потому как я не знаю начала. Я всегда был здесь, ребенок в тишине вещей, готовый проснуться в любой момент.

Я – возможность.

То, что я ненавижу, это невежество, скудость воображения, глаз, что не видит дальше своих ресниц. Все вещи возможны. Когда мы говорим во гневе, гнев становится нашей истиной. Когда мы говорим в любви и живем любовью, истина любви становится нашей радостью. То, что ты есть, ограничено лишь тем. Что ты думаешь о себе. Я – слово прежде его звучания. Я – мысль и желание. Я – дитя в гортани Бога. Все возможно – радость и печаль, мужчины и женщины, дети. Однажды я воображу себя другим человеком, возведу кости и плоть вокруг него. Я с вами не на момент, но в вечности. Я – имя всего.

Я сотни раз видел во сне один и тот же кошмар, всё ту же мерзость костей и плоти, просыпаясь в поту, в неудержимом стремлении к миру, в холодную незыблемость огней, что внезапно загорается в звездах, в жаре тела. Тот факт, что я есть, исключает моё небытие.

То, что я знаю, дано мне, чтобы я сказал. Есть большее.

Есть слова, которые существуют лишь в разуме небес, яркое знание, чистый момент бытия. Когда вы это знаете, вы знаете себя достаточно хорошо. Вы не будете говорить. Я дитя, отдыхающее в любви, в радости облаков. Я читаю книгу реки. Я владею магией камней и деревьев. Я нахожу бога в моих пальцах и крыльях птиц. Я – мое наслаждение, создатель моей судьбы. Это не тщеславие.

Есть те, кто живет в оковах вины и страха, в границах воображения. Они верят, что эти границы их мир. Вы не можете их изменить. У вас есть своя работа. Вы никогда не достигнете конца своего становления, безумия сотворения, радости существования.

Танцуйте в моменте. Упадите с песней и взмойте ввысь. Кружитесь и пойте, забудьте печали того, что мы из плоти и костей. Я возвращаюсь к ритму воды, к темной песне, которой я был в животе моей матери. Мы были богами и знали это. Мы и теперь боги, танцующие в вихре темноты, извергающие пламя как звезды в ночи.

Во чреве, до начала мира, Я был ребенком среди других богов и детей, которые были, или возможно, могли бы быть. Там, в темноте, мы не видели лиц друг друга, мы соглашались рождаться, отделяться, забыть соглашение, по которому мы могли узнать секреты нашего братства. Мы соглашались познать печаль в обмен на радость, познать смерть в обмен на жизнь. Мы были темными семенами шепота возможностей. Затем мы вошли поодиночке, друг за другом. Мы шли по хорошо освещенным улицам, не узнавая друг друга; и всё же мы были богами, заключенными в оболочку плоти, множеством единого духа. Боги живут даже в темноте, в мире над вашими головами, в расщелинах скал, в открытых ладонях незнакомцев.

Я дитя, семя во всем, ритм в цветах, история, тянущаяся издалека. Среди продавцов скота и фруктов, Я – воздух. Я – любовь, спрятанная в одеянии робкой девы. Я – имя вещей. Я – сны, сменяющиеся перед вашими глазами. Я – мое тело, дом крови и дыхания. Я – человек земли и бог небес. Когда я пересекаю пустыни в бренной оболочке, когда я старею, плачу и умираю, я всегда живу как ребенок в теле правды, голубое яйцо, что качается в шторм, но никогда не разбивается. Я мирно сплю на коленях матери, дитя, зачарованное лучами солнца на реке. Моя душа поглощена богом.