Размышления его прервал взволнованный голос Борьки:

— Ребята, ребята! Я что-то придумал. Послушайте! Мы друзья Сереге или не друзья? Ну, говорите!

— Чего спрашиваешь! — закричал Мишка. — Факт, друзья!

— Правильно! — энергичным взмахом руки подтвердил Борька. — А что делают, когда с другом несчастье?

— Ясно что, — догадался Мишка, — помогают. — Но тут же сделал кислое лицо. — Только как тут поможешь?

— Тут ничего не сделаешь, — вздохнул и Андрюшка. — Был бы это какой мальчишка — тогда конечно. Надавали бы пачек, и порядок! Или даже парень. Налетели бы все вместе… А то — отец.

— Все равно помочь можно! — упрямо сказал Борька. — Предлагаю пойти сейчас всем звеном к Серегиному отцу и поговорить с ним.

Димка опять вздрогнул.

— Чепуха! Так он и будет с вами разговаривать!

— Будет!

— Дожидайся!

— Какой с пьяным разговор…

— Так мы же всем звеном!..

Снова поднялся шум. Одни доказывали, что Серегин отец испугается и не станет больше драться, другие не верили в это и не хотели никуда идти. Сильнее всех упирался Димка. Только от одной мысли, что Серега узнает о его предательстве, Димку бросало в жар. Он бы и дальше изо всех сил продолжал упрашивать ребят не идти к Сереге домой, но вдруг Сабина, тронув его за плечо, понимающе сказала:

— Все о себе беспокоишься. А о друге?

Ее чистые серые глаза смотрели на него с укором. Димка почувствовал, что краснеет. Как рак, даже оттопыренные уши начали пылать. Может быть, это оттого, что она сказала правду? Ерунда! Разве они могут помочь Сереге? Отец его и слушать не станет. Выгонит их. И все же в словах девочки, в самом ее голосе была какая-то обидная правда. Димка отвернулся, сердито буркнул под нос:

— Идите. Ваше дело.

— А ты не пойдешь? — спросила Сабина. — Трусишь?

Вот какие странные дела творятся на свете. Другой бы девчонке он такое на это сказанул, что надолго прикусила бы язык. А ей ничего не смог ответить. И его молчание можно было понять так: что ж, если все пойдут, я тоже не отстану.

Пойдут ли все? Здесь последнее слово должна была сказать Валя Галкина — все-таки звеньевая! А Валя колебалась. Ведь звено собралось здесь решать пионерские дела. А конкретно еще ничего не решили. Но попробовать помочь Сереже Шубину — тоже важное дело. Вот и ребята сразу заволновались, заспорили, а то сидели, как сонные мухи.

— Я считаю: голосовать не будем. Пойдем к отцу Шубина всем звеном.

Это Галкина сказала таким категорическим тоном, что Валя-первая, собиравшаяся было успеть в половине второго на новый польский фильм, лишь тихонько вздохнула и посмотрела на свои золоченые часики: «Ладно, пойду на следующий сеанс».

Глава 3. Что случилось на лестнице

Со двора вновь послышались суматошные крики ребят.

— Петух — на меня! Эх, мазила! Говорю, на меня…

Серега узнал пронзительный, как сирена, голос Витьки Машкина из второго подъезда. «Неужели опять в футбол режутся?» Серега отнял от глаза примочку и, осторожно потеснив в сторонку немытые чашки и блюдца на кухонном подоконнике, примостился у окна. Нет, играли не в футбол. Крича и толкаясь, ребята носились возле столба с самодельным баскетбольным щитом. Витька Машкин лишь орать был мастер, а чтобы толково паснуть или заложить в корзину мяч — на это он не способен! Вот опять — эх! В каком положении был! Да где там! Хорошо хоть по щиту попал. Мазила!

Глядя на игравших ребят, Серега даже как-то забыл о своих неприятностях. Но ненадолго. Из комнаты снова донесся ворчливый голос отца, и Серега с обостренной обидой и тоской подумал, что сегодня и во двор не выйдешь. Как с таким синячищем покажешься? Уж этих-то ребят, со своего двора, не обманешь — не скажешь, что с лестницы сверзился или обо что-то в темноте треснулся на чердаке. Правда, никто не видел, как отец лупил его. Только насчет чердака здесь вряд ли кто поверит.

Серега вынул из кармана осколок зеркальца, которым пускал в школе зайчики, и стал рассматривать сизый синяк под глазом. «Нет, никто не поверит», — печально подумал он. И примочка не помогла, и монета. Видно, опоздал приложить монету… Опоздаешь! Как принялся дубасить!.. И за что, главное? Какое он имеет право? Подумаешь, отец! Все равно не имеет права. Совсем ненормальный сделался от своей водки. Особенно в последний год стал драться. Чуть что — с кулаками лезет.

Есть же счастливые ребята! Вот Димка. Без отца живет — красота!.. Сбежать бы на Кубу. Или в Сибирь куда-нибудь… Но как убежишь? Осень, холода скоро. И мать жалко. И ребят. Хорошие ребята… И школу жалко.

Школа… Завтра идти в школу… Худощавое лицо Сереги напряглось, глаз — в темном полукружье синяка — неподвижно замер. Что же придумать? О лестнице он уже раньше говорил. О чердаке?.. А если просто сказать, что во дворе подрался? Хотя и про это, кажется, врал… Ничего, можно еще раз…

А внизу, у баскетбольного щита, все кричали и носились ребята. В окно светило солнышко, перед самым стеклом качалась тонкая веточка клена с золочеными резными листьями. Сереге захотелось подразнить ребят солнечным зайчиком, но не решился. Ему сделалось очень грустно — даже такой малости не может себе позволить. Избитый, оскорбленный, униженный. За что?.. Он отвернулся от окна и со злостью посмотрел на закрытую дверь в комнату. «Обожди, вот подрасту — тогда не ударишь! Побоишься! И маму обижать не дам…»

Ах, как не вовремя отвернулся он от окна! Просмотрел самое главное. В последнюю секунду успел заметить лишь высокую Сабину, очкарика Юру и вроде бы клетчатая рубашка кого-то из братьев-близнецов мелькнула… Может быть, там еще кто-нибудь был? Ветка клена помешала, закрыла. Серега похолодел от страха. Ребята из школы! Почему они здесь? Куда идут?.. Он вскочил на подоконник, чтобы выглянуть в форточку, и тут же на полу что-то со звоном разбилось. Чашка! Он испуганно отдернул ногу, и только хуже сделал — на полу разлетелись осколки второй чашки. С треском распахнулась дверь, метнулось искривленное гневом лицо, большая и цепкая рука крепко схватила Серегу за шиворот, сбросила с подоконника.

Крики и ругань отца, удары по спине, боль в сдавленном плече — все это не в состоянии было заглушить того первого страха, вызванного появлением ребят из его класса. Куда они шли? Неужели сюда, к нему?..

Стук в дверь был совсем негромкий. Но Серега сразу услышал его. Так и есть — они! Вот уже мать тенью скользнула к двери. А отец еще не слышал.

— Щенок! — шипел он сыну в лицо. — Добра не жалеешь! Одно баловство на уме…

И лишь когда в передней щелкнул замок и донесся незнакомый девчоночий голос, Иван Алексеевич отпустил плечо сына и вышел из кухни. А Серега остался — жалкий, насмерть перепуганный, с разинутым ртом, весь превратившийся в слух.

На лестничной площадке перед раскрытой дверью толпилась группа смущенных мальчишек и девчонок.

— Кто такие? — отстранив жену, с раздражением спросил Иван Алексеевич.

— Здравствуйте. Мы из школы. Учимся вместе с вашим сыном, — дрожащим голосом сказала звеньевая.

— А чего надо?

На отечном, небритом лице стоявшего перед ними человека было написано такое недружелюбие, что у Вали Галкиной едва хватило смелости тоненько пискнуть:

— Мы хотели видеть Сережу.

— Нету его! — Иван Алексеевич уже собирался захлопнуть дверь, как вдруг высокий худой мальчишка с отчаянной решимостью воскликнул:

— Неправда! Сережа дома. Мы знаем.

Иван Алексеевич несколько секунд в упор рассматривал вызывающе злое Борькино лицо. Но сдержался. Взгляд его потух.

— Говорю, нету его. Нету дома.

Но опять не успел закрыть дверь.

— Неправда! Вы избили его, мы знаем! А теперь боитесь признаться!

Тогда и звеньевая осмелела. Тряхнула косой.

— Вы не имеете никакого права…

И тут же замолчала. Багровея, Серегин отец шагнул через порог прямо на них. По всем этажам загремел его голос: