Снег ложился, как сахарная пудра, поблёскивая в свете уличной новогодней иллюминации. Совсем мало его было этой зимой. Как там у классика? «Зимы ждала, ждала природа...» Ирина усмехнулась, уловив в холодном воздухе призрак тонкого мандаринового аромата. До Нового года оставалось четыре дня, а она всё ломала голову: что подарить Варе?

Худые пальцы скользили по перилам крыльца магазина, и «сахарная пудра» холодно и влажно таяла под ними. Тепло жизни струилось в венах, исколотых капельницами, а снег с перил осыпался в морозный мрак. Тонкое искристо мерцающее покрывало скрипело под ногами, обутыми в высокие ботинки, а ледяные блёстки оседали на пушистой шапке-ушанке.

В витрине отразилось скуластое лицо с впалыми щеками. Рот неулыбчиво сжат, губы – бледные, под глазами – тени. Гирлянда мигала разноцветными светодиодами, придавая коже Ирины то голубоватый, то зелёный, то оранжевый оттенок. Денег в кошельке было немного, но она всё-таки зашла внутрь. Она вечно забывала дома перчатки, и руки охватило жгучее окоченение. От карманов было мало проку, разве что просунуть жилисто-худые кисти в рукава куртки, как в муфту.

Она бродила вдоль полок, рассеянно разглядывая нарядные флакончики с туалетной водой, пёстрые ряды губной помады, мерцающую палитру теней для век.

– Здравствуйте, вам помочь? – Стройная девушка-продавец в белой блузке с жёстким воротничком услужливо устремилась к Ирине.

Цифры зубасто скалились с ценников, разве только не кусались. Да и дарить косметику – разве не моветон? Варя заслуживала бриллиантовое колье, роскошно и высокомерно сверкающее на бархатной подложке футляра. Она была достойна машин, яхт и шуб. И королевского с нею обхождения.

В глазах девушки-продавца Ирине померещились искорки усмешки, а ценники открыто издевались над скромным видом покупательницы четырёхзначными плевками в лицо.

– Кхм, спасибо, я пока присматриваюсь, – пробормотала она.

Для виду побродив по праздничному лабиринту торгового зала, она искоса поглядывала на выход. Ей нечего было делать в этом царстве гламура, она чувствовала себя здесь слоном в посудной лавке – не очень упитанным слоном, следовало признать. Локти будто сделались огромными и неудобно торчали, норовя смахнуть с полок товар. Но продавщица удивилась бы, увидев, что «нищебродка» не пошла пешком, а села в чёрный «BMW». Эта парочка – машина и её худощавая владелица – смотрелись странно вместе.

Косметика – плохая идея для подарка. Только этой мыслью Ирина и изгладила неловкое чувство, шершавыми краями царапавшее ей рёбра изнутри. Хотя дорогих, изысканных духов Варя тоже была достойна. Баловать её, кутать в меха, сыпать ей под ноги бриллианты...

Тёплые карие глаза любимой проступили в зимнем мраке перед мысленным взглядом. Грустновато-ласковые, мудрые. Конечно, они не жаждали этой мишуры, не зажигались в них алчные искорки. Но чем же их порадовать, чтобы в их чайной глубине проступил тот мягкий свет, от которого внутри у Ирины становилось так легко, так щемяще-сладко, как в детстве от долгожданного новогоднего подарка?

Ещё один декабрьский вечер подошёл к концу. Ключи, звякнув, упали на тумбочку в прихожей. Разувшись и повесив куртку с шапкой на вешалку, Ирина в носках прошла на кухню. Газовое пламя голубыми языками лизало дно чайника, и тот уютно шумел. Крепкий, горячий чай с бергамотом – вот всё, что ей сейчас было нужно.

«Тук-тук-тук», – клавиатура. «Клик, клик», – мышь. Напряжённые, воспалённо блестящие глаза и короткий русый ёжик волос. На спинке стула висела забытая здесь бог весть когда чёрная бандана с волчьей мордой. Ирина работала до трёх ночи; утром снова в глазах будет «песок», но она уже привыкла и подружилась с увлажняющими каплями. Сухость была её давним спутником. Она занималась созданием и технической поддержкой сайтов, а когда хорошо себя чувствовала – ремонтом компьютеров, удалением вирусов, установкой и настройкой программного обеспечения с выездом к клиенту на дом.

В три она выпила последнюю кружку чая и выключила компьютер. Наскоро умылась, почистила зубы и упала в постель. Рядом с подушкой улыбалась Варя – фото на экране телефона. Ирина не давала дисплею погаснуть, пробиваясь усталым взглядом сквозь липкую завесу дрёмы.

*    *    *

Груда тел: чьи-то руки, ноги, окровавленные лица. Запах гари, чего-то мерзкого и сладковатого. Ладонь Ирины попала в что-то тёплое и липкое. Ей не хотелось думать, что это чьё-то разорванное нутро, и она просто ползла, зажмурившись. Ползла на воздух, на свободу, скорее прочь из этого ада. Лежащие вповалку люди застыли, как причудливые потоки вулканической лавы.

Одно ухо заложило полностью, второе слышало всё как будто сквозь жужжащую пелену, в голове стоял пронзительный звон, раскалывавший череп на части. Она тронула ушную раковину: кровь. Метро превратилось в настоящую зону боевых действий. Люди в форме с оружием, врачи с носилками.

В кармане что-то ожило, завибрировало. Кто-то пробивался к ней, звал её оттуда, с поверхности... Рука с телефоном застревала, карман не хотел её выпускать, царапая зубцами молнии, но Ирина всё же с трудом вытащила её. На дисплее высвечивалось: «Мама». Кнопка принятия вызова вдавилась беззвучно. Глядя на спешащих к ней врачей, Ирина бормотала:

– Мама... Я тебя не слышу. Всё хорошо, мам, не бойся, я жива.

Она отбивалась от врачей, твердя, что с ней всё в порядке, она не ранена, что ей надо к маме – обнять и успокоить...

...Ловя ртом воздух, Ирина села на постели. Она проснулась от вибрации, которая охватила не только кровать, но и все стены дома. Моментальная реакция подбросила её, как пружина.

– Лиза! Лиза, землетрясение! – затормошила она спавшую рядом девушку. – Скорее одевайся, хватай документы и на улицу!

Лиза просыпалась слишком медленно, и Ирина продолжала её трясти за плечи. Та, смахнув с сонных глаз спутанные светлые волосы, простонала:

– Ир, ты чего? Какое землетрясение?

Ирина судорожно натягивала джинсы, выворачивала ящики, хватая вещи и документы, а пол качался под ногами. Она стукнулась головой об открытую дверцу шкафчика, и Лиза, подскочив, принялась успокоительно гладить ушибленное место:

– Всё, всё, Ир, тш-ш-ш... Всё хорошо, нет никакого землетрясения. Это сон. Всё нормально. Это был просто плохой сон.

Ирина смотрела на неё, как на сумасшедшую. Какой сон, когда всё вокруг тряслось и качалось? Дом вот-вот рухнет, а Лиза тратит драгоценные секунды на разговоры!.. Да ещё смотрит так устало, будто ей всё до смерти надоело.

– Просто... плохой... сон, – глядя ей в глаза, раздельно повторила Лиза.

Через полчаса на плите шумел чайник, блестя стальными боками в свете лампочки на вытяжке, голубой газовый цветок обнимал его днище лепестками. Лиза звякала посудой, и это был самый умиротворяющий, возвращающий в мирную действительность звук. Заварка темнела в чайнике, кисло желтели на блюдце ломтики лимона. Струя кипятка, тёплый пар и терпкий аромат чёрного чая. Лиза рядом – стройная, точёная, как изящная статуэтка, с копной золотистых волос. Натуральная блондинка. Тонкие, но цепкие и сильные руки делали всё быстро, привычно: раскладывали по кружкам сахар, резали хлеб и колбасу, поставили на стол вазочку с конфетами.

После ночного чаепития они так и не уснули: Лиза сидела в интернете с планшета, а Ирина пыталась работать. По разным углам, как после ссоры. Утром Лиза ушла на работу, а Ирина, сидя на подоконнике, смотрела на снегопад. Серые, сонные тучи, да и настроение такое же – пасмурное, с привкусом талого снега.

После взрыва в метро слух восстановился только с одной стороны, второе ухо Ирины осталось глухим.

*

Они встретились с Лизой на море. Эта белокурая девушка, точно русалка, околдовала Ирину. Обеим было тогда по девятнадцать, обе приехали с родителями. Точнее, Ирина – с мамой, а Лиза – с мамой и отчимом.