— Меня зовут Даниель, покороче» Дан, а маму — Поплия Михайловна. Очень редкое имя, правда? Простите, а ваше имя?

Гость тяжело опустился на стул и промолчал. Дан не решился повторить вопрос. Поплия Михайловна с приветливой улыбкой поставила перед пришельцем суп. Он сумрачно стал есть. Съел все, что ему подали. Выпил стакан крепкого чая. Ему стало легче. Он горячо поблагодарил радушных хозяев, потом долго молчал. Мать и сын убрали со стола и сели рядышком на низком диване. Чувствовалось, что они очень дружны.

— Не знаю, как мне быть, — растерянно обратился к ним гость, — со мной произошла очень странная история. Совершенно невероятная… Этого не может быть, понимаете? Я сам не верю. Мне все кажется — это сон и я вот-вот проснусь. Однако если мне не поверят, я почувствую себя оскорбленным… Мне будет больно.

— Так не рассказывайте, пока все не прояснится, — добродушно посоветовала Поплия Михайловна.

— Я даже не могу назвать свое имя… Это вызовет недоумение, вопросы… У меня голова кружится.

— Вы не волнуйтесь. Сейчас мы приготовим вам постель, и вы ляжете. А насчет имени… если вам по каким-либо причинам не хочется его называть, так и не называйте. Придумайте какое хотите.

— Тогда зовите меня… гм! Ну хотя бы Игнатий Константинович… Иванов. Пусть так. Если я не проснусь, то Ивановым и останусь. Тогда мне надо будет подыскать себе работу. Как это у вас делается?

— А кто вы по профессии?

— Ученый… физика, астрономия, космическая связь. Всю жизнь я этим занимался. Но… видимо, в этой ситуации… отстал. Необходимо несколько месяцев, чтоб войти в курс. А пока… любая работа. Я к тому же, сударыня, глух.

— На какой почве глухота? — спросила погромче Поплия Михайловна, отметив этот невероятный архаизм: сударыня.

— Еще в девять лет после скарлатины.

— Можно сделать протезы… совсем незаметно будет. А может, понадобится операция… Разве вы не обращались к врачам?

— Очень давно.

— Последнее десятилетие принесло огромные успехи в этой области. Я завтра свезу вас к врачу, и вам помогут. Я сама врач. Невропатолог и психолог. Но временно не работаю. Не могу. У меня… большое горе. Погиб мой муж.

— Мама! — Дан обнял мать. — Не надо, только не плачь!

— Я не плачу, Дани. Мой муж был космический сварщик, механик. Погиб при освоении Марса. Эта планета трудно поддается освоению… Вам плохо?

Игнатий Константинович поднялся со стула, губы его дрожали. Что его так потрясло?

— Идемте, я вас отведу в комнату отца, — мягко сказал Дан. — Вам надо уснуть.

— Разве я усну? Боже мой!

— Уснете, мама принесет вам успокаивающее.

Утром Игнатий Константинович проснулся свежим и успокоенным. Поскорее оделся. «Сон продолжается», — подумал он, осматривая непривычной конструкции мебель, матовую облицовку стен, непонятно из какого материала. Он подошел к окну. Необозримые дали — непривычно огромный горизонт — река, рощи, луга, причудливые постройки… Он взглянул на календарь. Прошло более ста лет!.. Значит, его признали. Признали при жизни… Дело не в этом. Освоение Марса, Луны. Мечты его сбылись. Но нет ни жены, ни детей. И сам он похоронен 19 сентября 1935 года… Видеть дату своей смерти? Кому же можно об этом рассказать?

Все-таки умер победителем. Но почему же он здесь, каким образом? Ах! Не все ли равно! Главное в том, что ему дано увидеть Будущее. Может, за его страдания.

Он вышел из комнаты, собранный и энергичный, сгорая от нетерпения увидеть, чего достиг этот Мир. Дана уже не было дома, ушел на завод, где он проходил студенческую практику. Поплия Михайловна накрывала на стол. Она внимательно оглядела незнакомца и, кажется, осталась довольна его видом.

Наливая после завтрака чай, Поплия Михайловна сказала раздельно и громко, чтоб он расслышал:

— Я не знаю, откуда вы, и не хочу спрашивать, пока вы не найдете нужным рассказать. Но, насколько я поняла, вы не знаете наших порядков, самой обычной техники. Вы… словно выходец из другого времени. Вы не можете пока жить один. Так вот, Игнатий Константинович, вы нам не мешаете нисколько. Поживите у нас, пока освоитесь. Все равно кабинет мужа пуст…

— Я так благодарен вам, Поплия Михайловна! Но… я же должен зарабатывать себе на хлеб насущный. Где мне лучше найти работу?

— Хлеб у нас бесплатный. Есть бесплатные столовые. За деньги у нас лишь предметы роскоши, импортные фрукты, вино. А то, чем вы собираетесь заняться — войти в курс наук, — это ведь тоже работа, и очень нелегкая. Иногда ученые меняют по каким-либо мотивам свою специальность, запираются на некоторое время в библиотеке, лаборатории, чтоб «войти в курс», как вы говорите. Общество это очень одобряет.

— Почему?

— Самые поразительные открытия были на стыках наук. А когда вам понадобится, вы имеете право поработать в лаборатории.

— Даже я… неизвестно кто и откуда.

— Неважно. Любой человек имеет право на место в лаборатории, приборы, если он чувствует, что может что-то дать науке, человечеству.

— Каждый? Простите, а коли он бездарен?

— Случается, что кто-либо переоценивает свои способности, — общество дает ему возможность убедиться в этом. Самостоятельная работа быстро это выявляет. Тогда ему помогут найти свое истинное призвание. Но обычно у нас работают коллективом. Директора проходят по конкурсу — любой может предложить свою кандидатуру, — решает тайное голосование. У нас никого нельзя навязать насильно. Вы еще разберетесь во всем этом. А теперь — пойдем в клинику.

Поплия Михайловна по-матерински улыбнулась и поднялась из-за стола. У нее были очень добрые и какие-то беззащитные глаза.

— В клинику? — неуверенно переспросил Игнатий Константинович.

— Вам же мешает глухота? Значит, надо от нее избавиться.

…Мир был полон звуков. Плескалась вода в реке, кричали птицы, носясь над черными гнездами, шуршали последние листья, шумел ветер. Потрескивала галька под ногами, смеялся ребенок, откуда-то доносилась тихая песня, гудки пароходов, лай собак, чириканье воробьев, отдаленный гул самолета. По движущимся тротуарам барабанил дождь, вскипая пузырьками, — милые голоса Земли, Слышать их было счастье. Если бы услышать голос Варварушки! Если бы она только знала, что с ним произошло.

Ему предложили операцию. Он согласился. Совсем не было больно. Лишь потом, немножко. Теперь бы он мог беседовать с друзьями, не заставляя их напрягать голосовые связки, с детьми… С Варварушкой. Больше всего он тосковал по жене.

Отвлечься помогала жизнь — новая, непонятная, быстротечная, деловито-радостная. Понемногу он знакомился с ней, тут же забывая о том, что узнал, чему мельком удивился или обрадовался. Его целиком захватила наука. Физика ушла так далеко вперед, породила столько самостоятельных дисциплин, о которых он и мечтать не мог, хотя смутно их провидел. Астрономия, — теперь уже и нейтринная астрономия, — пугала, жгла воображение. Сверхновые звезды, умирающие звезды, звезды второго поколения, звездные населения, нейтронные звезды. Фотоны большой энергии, антивещество, разбегающиеся галактики. Сталкивающиеся, взрывающиеся голубые галактики. Квазизвездные источники, радиоизлучения — квазары, удаленные от нас на миллиарды световых лет, обладающие неслыханной и невообразимой светимостью. Отголоски Большого Взрыва. За последнюю четверть века люди узнали о Вселенной больше, чем за всю историю человечества.

И со всем этим ему предстояло ознакомиться — и как можно скорее, — сжигало нетерпение знать.

Комната завалена книгами. На стеллажах, столах, стульях, прямо на полу. Фундаментальный труд по ракетной технике, курс общей физики Ландау, теоретические труды Эйнштейна, Нильса Бора, Петра Капицы, Николая Козырева. Книги и статьи современного гениального астрофизика Уилки Уолта, создателя темпоральной физики. Очень интересная, хотя написанная в основном языком формул, книга астрофизиков Марка Русанова и Николая Черкасова «Физическое свойство времени». Увидеться бы с ними и поговорить!!! Но он еще не готов к этому разговору.