«Ну что Каааа? Мы как всегда надрали задницы вандерлогам?»: спросил он у вертолёта напевным голосом Багиры из мультика про Маугли. «Ка» в ответ лишь потрескивал остывающим железом. До хруста в костях Кедров потянулся и повернулся взять карту с штурманского кресла. Тут он поймал себя на том, что движение головы не ограничивает, как обычно, провод от головных телефонов. От машинально брошенного взгляда всё внутри похолодело — он был оборван! Кусок, торчащий из приборной панели, висел беспомощным хвостиком дохлой мыши! А в наушниках шумит фон помех! Всё ещё ничего не понимая, он быстро подобрал провод у себя на груди. На его конце болтался маленький серебряный шарик, подвижный как ртуть. От рывка шарик менял форму, но упорно держался, не желая стряхиваться прочь. В висках сразу застучали молоточки паники, а руки противно задрожали. Не могло быть никакой связи! Провод пережгла молния!

Кабина, только что надёжная и привычная, сразу сдавила со всех сторон. Одним рывком Максим отстегнул привязные ремни, рванул на себя створку фонаря. Выпрыгнул он неуклюже, боком. Кубарем покатился по траве и замер не в силах пошевелиться. Перед ним, над землёй, висел тот самый серебристый диск, от которого он схлопотал молнию.

Глупая поза — стоять на четвереньках, с песенкой-мыслью в голове: «То тарелками пугают, дескать, подлые летают». В книгах как-то было пафосно — два звездолёта на планете железной звезды. Тут мы, из одного конца Галактики, а там они, на спиралодиске с другой. Лучшие из лучших, средоточие живущих, ещё кажется что-то про крайню степень вещества…

Но вот он, рядом, сгусток непонятно чего — расплавленного металла, жидкости, плазмы. Плоский, полутораметровый диск превращается в толстенькую чечевицу. Она округляется, становится шаром. Всё это без малейшего шума, под трель соловья из леса.

Максим не выдержал беззвучной демонстрации инопланетной технологии. Он сорвал с головы наушники телефонов, развернулся, вскочил и рванулся бежать. Прочь от этой небесной чертовщины! Кому надо, пусть контактирует, с него довольно!

Со всех сторон негромко, но мощно раздалось: «Союз нерушимый республик свободных, сплотила навеки Великая Русь». Звук гимна — глубокий, проникновенный, низкий бас под торжественную музыку, завораживал. Казалось даже, что он рождается где-то под рёбрами, в лёгких, заставляет трепетать всё тело. Привычка, вбитая ещё в армейской учебке, заставила Максима замереть. Земля может разверзнуться, и небо опрокинется на землю, но двигаться нельзя, ни в коем случае! Он медленно повернулся — на месте шара теперь висела идеальная пятиконечная звезда.

В голову пришла очередная сомнительная мысль: «Может, разработали новое оружие? Метеорологическое, например. И сидит сейчас, где-то далеко в бункере, лейтенантик-оператор. Крутит музыку, смёется себе в кулачок над шараханьем бедолаги пилота». Подобная глупость, тем не менее, неожиданно придала храбрости — Максим повернулся к искрящемуся серебру и зло рявкнул:

— Ну и что всё это значит?

Исполнение гимна прервалось, звезда дрогнула. Её четкие контуры поплыли клубами завихрений, а поверхность превратилась в дрожащее марево. Из беспорядочной пляски бликов начало проступать лицо в ореоле курчавых волос и бороды — прямой нос, небольшой, чётко очерченный рот, холодные глаза статуи без зрачков.

— Ты веришь в Бога? — тем же низким басом пророкотало со всех сторон.

Губы серебряной маски двигались, но звук по прежнему, казалось, рождался каждой частицей воздуха. Что-то знакомое было в этом лице. «Зевс из учебника по истории 5-го класса»: неожиданно для себя вспомнил Максим любимую книжку с чёрной обложкой. От этого, страх окончательно улетучился, захотелось выкинуть что-то бесшабашное. С самым невозмутимым видом Максим подобрал телефоны, водрузил их на голову. Затем сел на траву, достал сигареты.

— Ты мне ещё Чебурашку покажи, — пуская струйку дыма, заявил он.

Лицо божества всколыхнулось и расплылось туманом, из которого невидимый скульптор немедленно начал лепить ушастую голову. Нет, это не был друг крокодила Гены. Через несколько мгновений отлитый в серебре олимпийский Мишка — жизнерадостный символ московской олимпиады приветствовал Максима.

— Я сущность, хочу пообщаться с тобой, — голос мнимого диспетчера в/ч 1610 в телефонах успокаивал и придавал происходящему налёт банальности.

— А там, в небе, что это? — Максим махнул в сторону поблескивающего молниями облака.

— Подобный мне, в другой форме существования. Пытался овладеть твоей машиной. Мы используем приборы летательных аппаратов для дальней связи.

— Вы инопланетяне?

— Нет, скорее сопланетники. Мы создали белковую жизнь на этой планете.

— Да? — от такого нескромного заявления Максим невольно улыбнулся и скептически оглядел олимпийского крепыша. — Значит вы — боги?

— Это понятие очень расплывчатое. Можно только сказать, что оно возникло от общения человечества с нами, — собеседник перестал утруждать себя формами и превратился в идеальный шар.

— Исус Христос, случайно, не ваша работа?

— Он результат изменения его матери. Небольшой социальный эксперимент.

«Давит на психику и промывает мозги. Что же это за хрень такая? Должно быть обычное объяснение происходящему, например, американцы вербуют. На вертолёте стоит новейшая разработка — „Советник СВ“, комплекс радиоактивной разведки. В спешке демонтировали только приборную панель, сами датчики и аналитический блок на своих местах. Хотят янкесы заполучить игрушку, вот и транслируют божественную чушь». Сигарета помогла думать спокойно и рационально.

— А сейчас, какой вы проводите эксперимент? — спросил Максим и сделал глубокую затяжку, чтобы скрыть интерес в голосе.

— Эксперимент провёл изгой нашего общества. Он пытался открыть новый вид связи с использованием нейтронных модуляций. Катастрофа на Чернобыльской АЭС всецело его вина. Сейчас он намерен сообщить о результатах своей работы единомышленникам.

— Вы хотите помешать ему?

— Нет, но когда происходит вмешательство в жизнь человечества, мы предоставляем ему возможность проявить свою волю. В твоих силах остановить эксперименты над реакторами.

«Хитро загнул: „Макс — Спаситель человечества“, „Там злой изгой, а мы белые и пушистые“. И, готов поспорить, что без вертолёта с секретным блоком в „войне богов“ не обойтись. Надо только взлететь, а потом сесть в нужном месте, чтобы его можно было без помех снять». Максим задумчиво потушил о траву сигарету и вмял бычок во влажноватую землю.

— Чем же я могу остановить твоего… — подходящее слово не находилось, но, в конце концов, он произнёс — сородича?

— Нужно вернуться и залететь в облако. Для использования аппаратуры твоей машины ему понадобиться открыть информационные каналы. Если я буду рядом с тобой в кабине, то смогу проникнуть в мыслящую структуру соперника.

— Облако — его тело?

— Можно так сказать. Мы используем атмосферные образования для развёртывания дополнительных матриц мышления. Вид, в котором ты меня наблюдаешь, у нас для ожидания благоприятных условий. Крайне неудобная форма существования. Даже термин для этого существует — «шаровая молния».

— А если я откажусь? Мне какой смысл соваться опять в грозу?

— Очень тяжело оперировать такими общими терминами как «смысл» в твоём случае. Представь, что прокладывается автотрасса, а на её маршруте находится муравейник. Строители дороги очень далеки от смысла жизни муравьёв. Разные уровни существования. Даже исследователь-биолог может понять и оценить муравейник в целом, но мысли отдельной особи ему неинтересны.

— Но я ведь могу умереть! Или ты можешь сделать меня бессмертным?

— Твоя смерть не исключена. Изменять тебя целенаправленно я не стану, ты перестанешь быть представителем человечества, но при взаимодействии моих потенциалов с соперником, возможны перестройки твоей протоплазмы. Это иногда случается. Про Одина, Будду и Мохаммеда ты наверняка слышал.

Лететь в соседстве с шаровой молнией в кабине не хотелось отчаянно. Хотелось вернуться, скушать яичницу под водку в столовке и завалиться спать. Если это всё правда, человечество жило бок о бок с молниями в тучах тысячи лет, значит и дальше проживёт. Хотя, с другой стороны, не построй Ной ковчег, неизвестно как дело бы обернулось.