— Мистера… игольник.

Кристиан с большими темными кругами под глазами молча сидела за своим маленьким столом. Она не спала всю ночь. Герр Пауль, заглянувший в полдень к ней в комнату, посмотрел на нее украдкой и вышел. После этого он отправился к себе в спальню, снял с себя всю одежду, в сердцах пошвырял ее в ножную ванну и лег в постель.

— Будто я преступник! — бормотал он под стук пуговиц, ударявшихся о стенки ванны. — Разве я не отец ей? Разве я не имею права? Разве я не знаю жизни? Бррр! Будто я лягушка!

Миссис Диси велела доложить о себе и вошла, когда он курил сигару и считал мух на потолке.

— Если вы действительно сделали это, Пауль, — оказала она, подавляя раздражение, — то вы поступили очень нехорошо, и, что еще хуже, вы поставили всех нас в смешное положение. Но, быть может, вы этого не сделали?

— Я сделал это! — крикнул герр Пауль, выпучив глаза. — Сделал, говорю вам, сделал…

— Хорошо, вы сделали это… но зачем, скажите, пожалуйста? Какой в этом смысл? Вероятно, вы знаете, что Николас повез его к границе. Николас, наверно, сейчас измучен до полусмерти, вы же знаете состояние его здоровья.

Герр Пауль раздирал пальцами бороду.

— Николас сошел с ума… и Кристиан тоже! Оставьте меня в покое! Я требую, чтобы меня не раздражали! Мне нельзя волноваться… это вредно для меня!

Его выпуклые карие глаза бегали, словно он высматривал выход из положения.

— Могу предсказать, что вам придется еще немало поволноваться, холодно сказала миссис Диси, — прежде, чем это кончится.

Робкий, боязливый взгляд, который герр Пауль бросил на нее при этих словах, вызвал у нее жалость.

— Вы не годитесь для роли разгневанного отца семейства, — сказала она. — Оставьте эту позу, она вам не идет.

Герр Пауль застонал.

— Возможно, это не ваша вина, — добавила она.

В это время открылась дверь и Фриц с видом человека, делающего именно то, что нужно в данную минуту. Доложил:

— Вас хочет видеть господин из полиции, сэр.

Герр Пауль подскочил на месте.

— Не пускайте его! — завопил он.

Миссис Диси, пряча усмешку, исчезла, шурша шелком; вместо нее в дверях появился прямой, как палка, человек в синем…

Так и тянулось это утро, и никто не мог найти себе места, кроме герра Пауля, который нашел себе место в постели. Как и полагается в доме, утратившем душу, никто не думал об еде, и даже пес потерял аппетит.

Часа в три Кристиан получила телеграмму следующего содержания: «Все в порядке, возвращаюсь завтра. Трефри». Прочтя ее, она надела шляпку и вышла из дому. Следом за ней кралась Грета, которая затем, решив наконец, что теперь ее пошлют обратно, догнала Кристиан и потянула ее за рукав.

— Возьми меня с собой, Крис… я буду молчать. Сестры пошли рядом. Через несколько минут Кристиан оказала:

— Я хочу забрать и сохранить его картины.

— Ой, — робко пискнула Грета.

— Если ты боишься, — сказала Кристиан, — то лучше возвращайся домой.

— Я не боюсь, Крис, — кротко вымолвила Грета. Сестры не разговаривали, пока не вышли на дамбу.

Над виноградными лозами плясали жаркие струйки воздуха.

— На винограднике солнечные феи, — бормотала про себя Грета.

Возле старого дома они остановились, и Кристиан, учащенно дыша, толкнула дверь. Она не подалась.

— Погляди! — сказала Грета. — Она привинчена! Она указала розовым пальчиком на три винта.

Кристиан топнула ногой.

— Нам нельзя здесь стоять, — сказала она, — давай присядем на лавочке и подумаем.

— Да, — пробормотала Грета, — давай подумаем. Крутя локон, она смотрела на Кристиан широко раскрытыми голубыми глазами.

— Я ничего не могу придумать, — сказала наконец Кристиан, — когда ты на меня так смотришь.

— Я думала, — робко сказала Грета, — раз винты завинчены, то, может быть, нам их надо вывинтить. У Фрица есть большая отвертка.

— На это уйдет много времени, а тут то и дело ходят люди.

— Вечером не ходят, потому что с нашей стороны калитка на ночь запирается.

Кристиан встала.

— Мы придем сюда вечером, как раз перед тем, как запрут калитку.

— Но, Крис, как же мы вернемся?

— Не знаю; мне надо взять картины, вот и все.

— Калитка не очень высокая, — пробормотала Грета. После обеда сестры пошли в свою комнату. У Греты была с собой большая отвертка Фрица. В сумерки они тихо спустились вниз и выскользнули из дома.

Они подошли к старому дому и, остановившись в тени крыльца, прислушались. Где-то далеко лаяли собаки, да в казарме играли горнисты, но больше ничто не нарушало тишины.

— Быстрей! — прошептала Кристиан, и Грета изо всех своих маленьких сил стала вывинчивать винты. Они поддались не сразу — особенно упрямился третий, пока Кристиан не взяла отвертку и в сердцах не сделала первого оборота.

— Какая свинья… этот винт, — сказала Грета, с угрюмым видом потирая запястье.

Дверь отворилась и захлопнулась за ними со стуком; сестры оказались в сыром полумраке перед винтовой лестницей.

Грета вскрикнула и ухватилась за платье сестры.

— Здесь темно, — сказала она прерывистым голосом. — Ой, Крис! Здесь темно!

Кристиан осторожно нащупывала ступеньку, и Грета чувствовала, что ее рука дрожит.

— А вдруг здесь есть сторож! Ой, Крис! А вдруг здесь есть летучие мыши!

— Ты еще совсем ребенок, — дрожащим голосом ответила Кристиан. — Иди-ка ты лучше домой!

Грета всхлипнула в темноте.

— Я не… я не хочу домой, но я боюсь летучих мышей. А ты не боишься, Крис?

— Боюсь, — сказала Кристиан, — но я хочу взять картины.

Щеки ее горели, она вся дрожала. Нащупав нижнюю ступеньку, она вместе с Гретой, цеплявшейся за ее юбку, стала подниматься по лестнице.

Тусклый свет наверху приободрил девочку, которая больше всего боялась темноты. Одеяло, которое прежде висело на двери, ведущей на чердак, было сорвано, ничто не закрывало пустой комнаты.

— Вот видишь, здесь никого нет, — сказала Кристиан.

— Да-а, — прошептала Грета, подбежала к окну и прижалась к стене, словно летучая мышь, внушавшая ей такое отвращение.

— Но здесь уже побывали! — сердито воскликнула Кристиан, показывая на осколки гипсового слепка. — И разбили это.

Она стала вытаскивать из угла холсты, натянутые на деревянные, грубо сколоченные подрамники, стараясь захватить как можно больше.

— Помоги мне, — крикнула она Грете. — Скоро станет совсем темно.

Они собрали кипу этюдов и три больших картины, сложили их возле окна и стали разглядывать при слабом сумеречном свете.

— Крис, а они тяжелые, — жалобно сказала Грета, — нам их не унести, и калитка уже заперта.

Кристиан взяла со стола острый нож.

— Я их срежу с подрамников, — сказала она. — Послушай! Что это?

Под окном послышался свист. Сестры, схватив друг, друга за руки, опустились на пол.

— Э-гей! — крикнул кто-то снизу.

Грета подобралась к окну и осторожно выглянула на улицу.

— Это всего лишь доктор Эдмунд; значит, он еще ничего не знает, прошептала она. — Я позову его, он уходит!

— Не надо! — вскрикнула Кристиан, схватив сестру за платье.

— Он бы нам помог, — сказала Грета с упреком, — и если бы он был здесь, было бы не так темно.

Щеки Кристиан горели.

— Я не хочу, — сказала она и стала возиться с картиной, пробуя поддеть ножом край холста,

— Крис! Вдруг сюда кто-нибудь придет?

— Дверь завинчена, — рассеянно ответила Кристиан.

— Крис, но мы ведь отвинтили винты, теперь всякий может войти!

Кристиан, подперев рукой подбородок, задумчиво посмотрела на нее.

— Чтобы срезать эти картины осторожно, надо потратить много времени. А может быть, мне даже удастся снять их с подрамников, не срезая. Завинти дверь и иди домой, а я останусь здесь. Утром, когда откроют калитку, придешь пораньше, отвинтишь дверь и поможешь мне унести картины.

Грета ответила не сразу. Наконец она неистово замотала головой.

— Я боюсь, — прошептала она.

— Обе мы не можем оставаться здесь всю ночь, — сказала Кристиан. — Если кто-нибудь подойдет к двери нашей спальни, некому будет откликнуться. Да и через калитку нам эти картины не перекинуть. Кто-то из нас должен идти домой; через калитку ты перелезешь… а там бояться нечего.