Если бы только она благодарила меня за удовольствие.
Кэлли благодарила, потому что знала, что мы можем продолжить.
Ночью, когда она слишком устала, чтобы прижаться ко мне, и слишком измучилась, чтобы приказать мне снова спариться с ней, ее отчаяние переросло в поражение.
К утру каждый изгиб ее тела демонстрировал усталое смирение.
Отстраненным тоном, который меня не волновал — впервые за несколько часов — Кэлли наконец начала разговаривать со мной, не применяя команд.
— Боюсь, я никогда не смогу забыть то, что произошло. Никогда не смогу смотреть на это и не видеть, что они сделали со мной.
На слове «это» ее голос дрогнул.
Как и мое сердце.
Хотелось бы мне быть мудрее.
Хотелось бы мне знать, что на это ответить.
Но я не знал. Поэтому я сделал единственное, что было в моих силах в данный момент — притянул Кэлли к своей груди и прижался носом к ее уху, чтобы проверить температуру.
Я натянул на нас одеяло, которое Кэлли все время отпихивала.
Она до сих пор была слишком холодной.
Она мерзла с тех пор, как услышала ту новость.
* * *
КЭЛЛИ
По-моему, я вообще не спала.
Я была похожа на зомби, когда выбиралась из постели, но все же не смогла не заметить удивление на лице Задеона, обусловленное тем, что я все же встала.
Я была уверена — он боялся, что я снова запрусь в комнате. И я действительно пыталась спокойно лежать. Но мой мозг не отключался…
«Потому что «тот этап» беременности — изнурительный этап — прошел?»
Я должна была хоть что-то предпринять, чтобы не сойти с ума.
— Нам нужно кое-что прояснить, — заявила я.
Кивок Зи был полон благодарности. Та часть меня, которая еще не оцепенела от ужаса, понимала, насколько сильно был обеспокоен Задеон.
И как сильно он любил меня.
Именно от этой мысли мой разум успокоился.
Спасибо. Боже.
Я вложила все свои силы в наши стандартные упражнения. В какой-то момент Задеон должен был поднять меня в воздух, но ничего не получалось.
Дело в том, что он делал это правильно и в нужное время… но я постоянно все портила.
Впрочем, я не собиралась уходить до тех пор, пока не выполню упражнение.
— Самоубийство не решит проблему, — зарычал Задеон.
Впервые я уловила в его голосе гнев, направленный на меня.
Я положила руку на его плечо.
— Вовсе нет. Клянусь, Зи, я просто… я должна чем-то заниматься. Должна… чтобы обрести контроль хоть над чем-то, это помогает мне думать…
Я вздрогнула, пытаясь взять себя в руки. Это чувство было таким же крепким, как старые чулки; я чувствовала, что вот-вот развалюсь, и знала, что если начну, то уже не смогу остановиться.
Не смогу исправить что-то тогда, когда это уже произошло.
Задеон впился в меня взглядом… с беспокойством.
— Ладно, — он медленно кивнул. — Если это поможет. Но ты остановишься, если…
— Устану? Почувствую боль?
Его улыбка была печальна и сочувственна. Он схватил меня за подбородок пальцами, а не хвостом. Дополнительные прикосновения помогли мне немного подавить страх, затаившийся внутри.
— Танец. Пусть он поможет тебе. Если понадобится, я понесу тебя на руках.
— Теперь ты готов носить меня на руках, — попыталась сказать я; пошутить.
Но в итоге все закончилось тем, что я разрыдалась на его плече.
Я не была уверена, понял ли он хоть слово.
С другой стороны, может и понял. Его лицо было искажено, будто Задеон хотел плакать вместе со мной. Я обняла его, намочив ткань на его плече… раньше из-за моих слез мокрой была половина его костюма.
— Спасибо, — наконец выговорила я.
— Всегда пожалуйста, — пробормотал он мне на ухо.
Глава 37
ЗАДЕОН
Со временем танцы помогли.
Во всяком случае, помогли Кэлли сосредоточиться.
Настолько, что казалось, что и не было никакого ребенка.
Но не так уж хорошо игнорировать жизнь, будто ее не существовало. Кэлли не хотела это обсуждать и избегала Дохрэйна, — поручая мне позаботиться о том, чтобы ее оставили в покое, — хотя я категорически настаивал на обратном.
Я ничего не знал о потомстве дэндроаспис.
Кэлли ничего не знала о потомстве дэндроаспис.
Мы не знали, как ее тело справлялось с беременностью… особенно из-за ранее перенесенного рабства, которое было не лучшей средой для перинатального периода. Кэлли могла бы воспользоваться консультацией, либо осмотром.
И все же моя пара отказывалась даже выслушать то, что ей могли сказать.
Она хотела лишь танцевать.
И спариваться.
Она винила во всем гормоны, в какой-то степени, я был уверен, что так и было.
Также я считал, что Кэлли, находясь на грани отчаяния, до сих пор надеялась, что все произошло после нашей связи… но я не был в этом уверен. Своей рациональной частью разума Кэлли понимала — ничто не изменит тот факт, что ее оплодотворили похитители.
Тем не менее, было бесполезно с ней спорить.
Я презирал тот факт, что это превратило наши занятия любовью во что-то… пустое. Я чувствовал, что, несмотря на прикосновения, находился на расстоянии нескольких световых лет от нее.
Может, даже из-за того, что теперь у меня были строгие ограничения относительно того, где я мог дотрагиваться до нее. В первый раз, когда я целеустремленно коснулся ее немного округлившегося живота, то понял, что не должен больше делать это.
До самой ночи.
Когда Кэлли спала, то тянулась рукой к моей ладони.
И притягивала ту к себе.
Я переплетал наши пальцы, размещая наши руки прямо над ее животом.
Когда это случилось впервые, я ощутил только печаль.
Печаль из-за того, какая жизнь ожидала малыша.
Печаль из-за душевного состояния Кэлли.
Печаль из-за того, что моя пара прошла через пытки и все еще была подвержена им. Она постоянно вспоминала о них.
Легкий пинок в ладонь прервал мои мысли.
Я замер.
Меня снова пнули.
Я посмотрел на лицо Кэлли… уснула.
Я медленно сполз с кровати и, стараясь держать рога подальше от своей пары, прижал ухо к ее животу.
Мои уши сегодня не функционировали, но я все же мог услышать сердцебиение малыша, если его маленькое тельце было достаточно сильным, чтобы вздрагивать от каждого удара.
Я глубоко вдохнул.
Такой сильный запах.
Все это время аромат — это сладкое что-то, набирающееся сил — было этим маленьким.
Я никогда не был рядом с женщиной, носящей ребенка дэндроасписа, поэтому не узнал запах. До этого момента я полагал, что они вылуплялись из яиц.
Но трепыхание под моей рукой точно не было яйцом.
Или, может, запах — это результат того, что собственная сущность Кэлли смешалась с маленькой душой, чтобы создать красивого ребенка.
Ракхии знали, что чем слаще пах помет, тем более благословенными они будут в жизни.
По крайней мере, так говорил мой отец.
Тук-тук, тук-тук.
Я захлопал ухом по животу Кэлли так быстро, что вздрогнул, надеясь, что это не разбудило ее.
А потом я забыл обо всем.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук…
Мой хвост ударился о комод.
«Тевек!»
Тело Кэлли дернулось, а затем полностью застыло. Ее руки нашли и ощупали мой нос, чтобы убедиться в том, чего не видели глаза.
— Нет! Нет, нет, не трогай его, не трогай!
Если бы могли мои сердца кровоточить, то, знаю, именно так бы себя я и чувствовал.
Глава 38
КЭЛЛИ
Мы отработали наши танцевальные движения.
Они стали красивыми. Я это чувствовала. Я могла бы и увидеть это, если бы попросила вернуть зеркальную способность стен, но мне это было не нужно.
Когда мы с Задеоном освоили танец, мне потребовалось нечто большее. Мне нужно было чем-то занять себя.
— Я собираюсь позаниматься с боксерской грушей, — сообщила я Зи, пока пыталась покинуть ту часть спортзала, где мы занимались танцами.
Задеон преградил мне путь.
— Ты ненавидишь боксерскую грушу.
Я пожала плечами.
— А теперь мне это интересно.
Ноздри Задеона раздулись, когда он сделал долгий, затяжной вздох.
— Отлично. Тогда тебе стоит съесть еще один протеиновый батончик.
Я покачала головой и шагнула, чтобы обойти Задеона.
— Не нужно, я в порядке…
Протеиновый батончик появился прямо перед моим лицом.
— Я настаиваю.
Я попыталась улыбнуться. Но, как и все мои улыбки в последнее время, это вышло безэмоционально. Будто у меня внутри не осталось тепла, которое могло бы отразиться в чем-то настолько простом, как улыбка.
— Это третий за сегодняшний день, который появился в твоей руке словно из воздуха. Ты носишь их в какой-то кобуре или что-то типа того?
— Да.
Ох.
Он настолько осторожно держал батончик, что мне удалось взять его, не прикасаясь к самому Зи. Мы по большей части вновь вернулись к отношениям без прикосновений… во всяком случае, за пределами нашей комнаты.
И это была моя вина.
Я взяла батончик… Мне не было тяжело дотрагиваться до Зи или что-то вроде того. Просто мне не повезло, что Задеон так остро реагировал на каждое выражение моего лица.
Хоть это и было глупо… я действительно понимала, насколько глупо, но когда Задеон дотрагивался до меня, то мне казалось, будто «это» перейдет на него.
Словно речь шла о болезни. Или «это» несло в себе болезнь. Ребенок и троянский конь в одном лице.
Меня передернуло от возникшей картины.
Маленькой копии одного из них.
И опять меня постигло невезение. Как раз в тот момент, когда я пыталась откреститься от дурных мыслей, Задеон храбро преодолел это ужасное расстояние между нами и коснулся хвостом моей щеки.
Треск. Я почувствовала противный треск в груди, похожий на тот, когда на веревке скалолаза разорвалась одна нить. Болезненный толчок, словно некогда толстая веревка, связывающая наши души вместе, стала той самой тонкой нитью, которая вот-вот оборвется.
Вот что я делала.
Разрушала наши отношения.
И я не знала, как это остановить.
Я не могла позволить Задеону ощущать боль из-за мысли, что именно он стал причиной моей реакции.
Когда он повернулся ко мне спиной… и зашагал прочь, я почувствовала, как земля ушла из-под моих ног.
Что я наделала?
— Зи, — крикнула я, прижимая ладонь к ноющей груди.
Но он не повернулся. То ли потому, что не услышал, то ли потому… что все-таки сдался.