344

345

346

347

348

349

350

351

352

353

354

355

356

357

358

359

360

361

362

363

АРТУР КЕСТЛЕР

ЛУНАТИКИ

(История изменяющего у человечества образа Вселенной)

Arthur Koestler

"THE SLEEPWALKERS – A History of Man's Changing Vision of Universe"

ARKANA

Penguin Books

First published by Hutchinson 1959

1989

В память Mamaine

ПРЕДИСЛОВИЕ

В именном указателе сокращенного до шестисот с лишним страниц варианта книги Арнольда Тойнби "Постижение истории" имен Коперника, Галилея, Декарта и Ньютона нет^[1]. Этого, одного из многих, примера должно быть достаточно, чтобы указать на ту пропасть, которая все еще отделяет гуманитарные науки от Философии Природы. Я использую это устаревшее выражение, потому что термин "Наука", который пришел на замену первому в более поздние времена, не включает столь богатых и универсальных ассоциаций, которые "Натуральная Философия" несла в семнадцатом веке, во времена, когда Кеплер писал свою Мировую Гармонию, а Галилей – свое Послание со звезд. Те люди, которые осуществили переворот, который мы сейчас называем "научной революцией", называли его совершенно иначе: "Новой философией". Революция в технологии, которую спровоцировали они своими открытиями, была неожиданным побочным продуктом, их же целью было не покорение Природы, но понимание Природы. Тем не менее, их космический поход уничтожил средневековое видение неизменного общественного порядка в огороженной стенами вселенной вместе с застывшей иерархией нравственных ценностей, и перелопатил европейский пейзаж, общество, культуру, привычки и общий кругозор так тщательно, как если бы на этой планете возник совершенно новый вид разумных существ.

Эта мутация европейского разума в семнадцатом веке является лишь наиболее поздним примером воздействия "Наук" на "Гуманитарные отрасли" – в ходе расследования характера природы в исследовании природы Человека. Она также иллюстрирует неправильность возведения академических и социальных барьеров между этими двумя понятиями, факт, который, спустя почти половину тысячелетия после Ренессанса был открыт uomo universale (человеком универсальным – ит.), и который наконец-то начинает получать признание.

Другим результатом этой фрагментации является то, что существуют История Науки, которая рассказывает, в какую точно дату впервые появились механические часы или закон инерции, и История астрономии, которая информирует о том, что некая прецессия равноденствий была открыта Гиппархом Александрийским, но, на удивление, насколько мне известно, не существует современной Истории космологии, нет комплексного обследования меняющегося видения человеком окружающей его Вселенной.

Приведенное выше объясняет, на что направлена ​​эта книга, и чего она пытается избежать. Это не история астрономии, хотя астрономия приходит в тот момент, когда возникает необходимость уделить образу Вселенной более пристальное внимание, и, хотя книга направлена на широкий круг читателей, это не популярная научная брошюрка, но личный и качественный отчет о спорном вопросе. Она начинается с вавилонян и заканчивается Ньютоном, потому что мы до сих пор живем, в основном, во ньютоновской вселенной; космология Эйнштейна пока еще не утвердилась, и пока еще слишком рано оценивать ее влияние на культуру. Чтобы удержать столь обширный предмет в разумных пределах, я мог пытаться создать лишь конспект. Он отрывочен в одних частях, подробно излагает проблему в других, потому что выбор и акцент материала руководствовался моим интересом к некоторым конкретным вопросам, которые являются лейтмотивом книги, и которые я должен кратко изложить ниже.

Во-первых, между Наукой и Религией имеется сдвоенная связь, начиная с неделимого единства мистики и учености в Пифагорейском Братстве, рвущаяся и вновь объединяемая, то завязываемая в узлы, то идущая параллельными курсами, и заканчиваемая в благовоспитанном и смертельном "разделенном доме веры и разума" наших дней, где, по обе стороны, символы застыли в догмы, и общий источник вдохновения утерян из виду. Изучение эволюции осведомленности о космосе в прошлом, может помочь выяснить, а имеется ли новая отправная точка, и на каких линиях.

Во-вторых, в течение долгого времени я был заинтересован психологическим процессом открытия^[2] как наиболее лаконичным проявлением творческой способности человека - и тем обратным процессом, который заставляет его не видеть истин, которые, как только провидец высказал их, становятся до боли очевидными. Теперь этот затвор по устройству укрытия от света действует не только в умах "невежественных и суеверных масс", как называл их Галилей, но еще более поразительно проявляется собственно у Галилея, равно как у других гениев, таких как Аристотель, Птолемей или Кеплер. Может показаться, что, в то время как часть их духа просила больше света, другая часть выпрашивала больше тьмы. История науки является относительным новичком на сцене, и биографы ее Кромвелей и Наполеонов пока еще мало обеспокоены психологией, их герои, в основном, представлены в виде рассуждающих машин на строгих мраморных постаментах, в то время как это давно устарело в более съедобных отраслях историографии - вероятно, это родилось из предположения, что в случае Философа Природы, в отличие от государственного мужа или завоевателя, характер и личность значения не имеют. Однако, все космологические системы, от пифагорейцев до Коперника, Декарта и Эддингтона^[3], отражают бессознательные предубеждения, философские или даже политические пристрастия их авторов; и от физики до физиологии, ни одна из отраслей науки, древней или современной, не может похвастаться свободой от метафизического отклонения того или иного рода. Прогресс науки рассматривается в целом как своего рода чистое, рациональное движение по прямой восходящей линии, хотя на самом деле оно зигзагообразно, время от времени, вызывая едва ли не большее недоумение, чем эволюция политических взглядов. История космических теорий, в частности, без преувеличения может быть названа историей коллективных навязчивых идей и контролируемой шизофрении; те же способы, посредством которых некоторые из наиболее важных отдельных открытий появились, напоминают, скорее, показательные выступления лунатика, чем электронного мозга.

Таким образом, в случае низвержения Коперника или Галилея с пьедестала, на который их поместила мифография науки, мой мотив заключался не в "развенчании", но в том, чтобы провести расследование таинственной работы творческого ума. Тем не менее, я не стану сожалеть, если, в качестве случайного побочного продукта, расследование поможет противодействовать легенде, будто бы наука является чисто рациональным поиском фактов и решений, будто ученый является более " уравновешенным " и " бесстрастным " типом, чем другие (и, следовательно, им, ученым, должна быть предоставлена​​ ведущая роль в мировых делах), или, будто бы он в состоянии предоставить себе и своим современникам, рациональную замену этических идей, полученных из других источников.

Я старался сделать трудный предмет доступным для широкого круга читателей, но знакомые с этим предметом исследователи, надеюсь, тоже смогут найти новую информацию на этих страницах. Это относится, в основном, к Иоганну Кеплеру, чьи труды, дневники и переписка до сих пор не были доступны английскому читателю, к тому же на английском языке до сих пор не существует ни одной посвященной ему серьезной биографии. А ведь Кеплер является одним из немногих гениев, которые позволяют пройти, шаг за шагом, извилистый путь, который привел его к открытиям, и получить, как бы при замедленной демонстрации кинофильма, действительно глубинное представление о его творческом процессе. Поэтому Кеплер и занимает ключевое положение в повествовании.