Митяй прибавил громкости, но, кроме хрипа патефона, слышно ничего не было. Девицы будто в рот воды набрали. Не везет Митяю. В прошлый раз он ждал хоть словечка от влюбленных, а сейчас появились танцующие. Ясное дело, те и другие молчат. Попробуй узнай, где сейчас идет теплоход с «Альтаиром»!

Кончилась пятиминутка. Лева выключил телевизор и, повернувшись к Жене, спросил не без лукавства:

- Заметил, Женечка, что одна из них очень похожа на Надю? В пестром платье, миленькая такая.

- За это сравнение я бы на месте Нади обиделся. Уверен, что у твоей «миленькой» ничего, кроме танцев, в голове не осталось. Все перешло в ноги. Женя всегда возмущался, когда дело касалось столь легкомысленного занятия. - У нас в институте такие тоже встречаются. Разговариваешь с ней и чувствуешь, что она простого русского языка не понимает, смотрит на тебя отсутствующим взглядом, думает, где бы ей сегодня потанцевать. Ведь есть девчонки, которые в неделю четыре-пять вечеров отдают танцам. Когда же им читать? Некогда.

Прошел еще час, включился «Альтаир». Опять танцующие, опять те же самые три пары. Девицы скучно передвигали ногами, на лицах невозмутимость.

Когда наступила третья пятиминутка, положение несколько изменилось: девицы танцевали по очереди с вихляющимся парнем; модная прическа, прилизанные космы закрывали шею до самого воротника. «Ходят еще пошляки по нашей земле!» У Жени наметанный глаз, распознает их сразу - и не только по костюму, по манере держаться, а по самой сущности, пустой и циничной. Это они, выходя на вечернюю прогулку, называют наши улицы «бродвеями», «стритами» и «авеню». Они в любом месте, под любую музыку танцуют «стилем». Это их обезьянья манера.

Опять включился «Альтаир». Митяй ходил к Афанасию Гавриловичу, сейчас пришел вместе с ним и спросил:

- Танцуют?

Женя молча указал на экран. Ничего не изменилось.

Чуть ли не до самого вечера продолжалось это скучное занятие, и Женя думал, что оно чужое, тупое и бессмысленное. К сожалению, им увлекаются многие, в ущерб книге, театру, спорту. Странное поветрие!

Опыт и особое чутье исследователя не обманывали Пичуева. Он понимал, что приехал на аэродром не в обычный день. Готовились серьезные испытания. Все говорило об этом - и несколько «ЗИМов» у ворот, и суетливая беготня молодых техников. Озабоченные гости - наверное, представители смежных институтов нетерпеливо поглядывали на часы.

По взлетной дорожке двигались фургоны с радиолокационными установками, трещал зарядный агрегат, гудели моторы. Похоже было на то, что скоро начнутся испытания нового самолета. Но сколько ни смотрел Вячеслав Акимович по сторонам, он не видел подходящей конструкции, готовой к полету. На транспортных машинах все винты были закрыты чехлами, вертолет тоже мирно подремывал в тени грибовидного ангара, который так заинтересовал Пичуева.

Дерябин попросил извинения и после разговора со встретившимся ему на дороге техником покинул гостя.

- Пока осмотритесь, - предложил Дерябин, - а я кое-что проверю. Ребятишки могли и напартачить. Одному уже досталось.

Вячеслав Акимович понял, о ком шел разговор, и посочувствовал виноватому технику. Красный до ушей, сейчас он тянул кабель к зарядному агрегату. Вероятно, потребовалась дополнительная зарядка аккумуляторов. Почему-то они оказались в дышащей крыше ангара. Крыша, будто втягивая в себя воздух, медленно расширялась в обе стороны, похожая уже не на чечевицу, а скорее на толстую двояковыпуклую линзу. Это сравнение напрашивалось само собой, так как ее поверхность ослепительно блестела. На ней Пичуев рассмотрел не только ребра, но и темные концентрические круги, которых снизу не было. Он попытался объяснить себе, зачем ее нужно раскрашивать «под зебру», но в этот момент внимание его было отвлечено весьма странным обстоятельством: линза, как шляпка гриба, оторвалась от своей ножки и повисла в воздухе.

Вначале Пичуев подумал, что встретился с каким-нибудь оптическим явлением, вроде солнечного отблеска, создающего иллюзию просвета между крышей и цилиндром. Однако сквозь это небольшое пространство видны были облака и даже летящий самолет.

- Отставить! - послышался голос Дерябина.

Он высунулся из двери цилиндра, и через минуту шляпка гриба снова села на свое место.

Тонкие металлические подпорки, которые так смущали Пичуева хрупкостью и невесомостью, оказались стальными тросами. Они дрожали, словно натянутые струны, гудели от напряжения. Только сейчас понял Пичуев, что перед ним удивительная конструкция, похожая на воздухоплавательный аппарат. Вряд ли стоит сомневаться, какая же еще сила, кроме легкого газа, может приподнять пустотелый диск. Пичуев не слышал ни шума винтов, ни рева реактивного мотора, что могло бы опровергнуть эту догадку.

У самого основания цилиндра, на котором покоился диск, открылась дверь, из нее вышел невысокий широкоплечий парень в защитной гимнастерке и сапогах. Вячеслав Акимович узнал в нем провинившегося техника, - его, бедного, отчитывал строгий начальник Дерябин.

- Все готово, Борис Захарович, - сказал техник, не поднимая на него глаз. - Подключил.

Старый инженер усмехнулся в усы.

- То-то! Вот, изволите видеть, - он повернулся к Пичуеву, кивком головы указывая на техника, - Тимофей Бабкин. Парень смекалистый, дело знает. Но сегодняшнего я ему не прощу. Типичный перестраховщик!…

Дерябин рассказал, что при первых испытаниях прибор, разработанный Бабкиным и Багрецовым, капризничал, пришлось с ним много повозиться. В результате получилась вещь стоящая. Но, несмотря на высокую оценку их прибора. Бабкин вдруг обратился за. разрешением заменить новую конструкцию старой - как он говорит, для надежности.

- Совестно, молодой человек, совестно! - Дерябин укоризненно покачал головой. - Можешь не верить девушкам - твое дело, - но в науку верить обязан.

А Тимофей Бабкин, техник из лаборатории № 9 института метеорологии, стоял перед начальником, опустив покорную стриженую голову. Не в первый раз ему приходилось выслушивать справедливые замечания Бориса Захаровича. Однако сейчас, в присутствии постороннего инженера, Бабкин чувствовал себя обиженным. Можно было отозвать в сторону и там отчитать покрепче, а не срамить перед гостем. Нет, не понимает начальник всей тонкости человеческой психологии. Разве Бабкин не верит в науку? Очень даже верит. Но вот насчет глубины своих знаний и умения ими пользоваться Бабкин сильно сомневается. И нет тут ничего зазорного. Доживёт Тимофей до лысой головы, тогда и разговор будет другой. А пока тычешься носом, как слепой щенок, все тебе кажется страшным, неуютным, неудачи подстерегают на каждом шагу, всюду тайны и загадки. Сделаешь аппарат, надеешься на него, веришь. Вдруг в самый ответственный момент камуфлет получается: он категорически отказывается работать… Так и сейчас было.

Дерябин объяснял гостю устройство летающей лаборатории, а Бабкин стоял рядом, ждал приказаний. Это из-за него на полчаса отложили испытания. Трудно работать молодому технику в научном институте. Никак не соразмеришься, не угодишь. За смелость - выговор, за лишнюю осторожность тоже по головке не гладят. Вот и найди тут правильную линию… Трудно, ох, как трудно ее отыскать, когда в двадцать два года тебя считают специалистом и чуть ли не настоящим изобретателем, а ты еще ничего не умеешь делать!

Напрасно прибеднялся Тимофей. Требовательный к себе, упрямый в работе, он уже познал вечную неудовлетворенность исследователя в поисках совершенства. Этому его научили старшие товарищи по лаборатории. Никогда бы он не променял свой видавший виды монтажный стол с впитавшейся в дерево канифолью, темными пятнами от паяльника, исцарапанный и обшарпанный, на какой-нибудь другой, с зеркальным стеклом и мраморно-бронзовым письменным прибором.

Подавленное состояние Бабкина объяснялось просто. Зачем жаловаться на капризы техники? История эта обычная, поправимая, и не Тимофею о ней печалиться. Личные мотивы, не связанные с работой в институте, волновали Бабкина. Несчастная влюбленность? Разве этого не бывает? Ходил бы, грустил Тимофей, как миленький. Опять не то. Серьезный, положительный Бабкин терпеливо ждал назначенного судьбой часа, когда не будет разлучаться со Стешей Антошечкиной. Жила она далеко, в деревне Девичья Поляна, куда однажды летом приезжали Бабкин и Багрецов для испытаний радиометеостанции.