Теперь гость замолчал. Кажется, у него какие-то свои мысли, от которых ему трудно отвлечься.
— Не герой… Да, конечно, это сложный вопрос, — как бы про себя замечает он. — Впрочем…
Он опять замолкает. Хозяина это уже начинает раздражать.
— Послушайте… Вы объясните мне наконец цель вашего визита? — говорит Сенкевич.
— Да, простите… Скверная привычка… Видите ли… Особенно героического мы от вас и не требуем, хотя… известное мужество необходимо для того дела, которое мы хотим вам поручить.
Гость снова выдерживает паузу, тянет. Но хозяин не указывает на дверь. Это уже маленькая победа Гость продолжает:
— Итак, вы удивлены моим визитом? Что ж, поставим все точки над «и». Партизаны действуют — в этом секрета нет. Что ж странного, что они обращаются за помощью к своим соотечественникам? Чем мы рискуем? Чем я рискую? Пропуск у меня есть, я свободно хожу по Киеву. Если даже предположим невозможное, что вы поднимете шум, я, поверьте, уйду дворами, отстреливаясь…
— Предварительно пристрелив меня, — усмехнулся хозяин.
— Откровенно? Даже если вы попытаетесь силой задержать меня, я не стану убивать вас. В худшем случае — нокаутирую… Это придется…
— Откуда такое великодушие?
— Не великодушие. Дисциплина. Я точно выполняю инструкции.
— Чьи?
— Своего командира. Посылая меня к вам, он сказал: «Как бы ни вел себя Сенкевич, даже если выгонит вас, — не убивайте его».
Сенкевич вдруг опустил голову и закрыл рукою глаза. Отворилась дверь, и из спальни вышла женщина в ватном халате. Поза мужа и незнакомец со свастикой на рукаве напугали ее. Она закричала:
— Герр полицай!.. Что это? За что? За что вы его терзаете? Он ни в чем не повинен… У него слабое сердце… Он честно служит вашему фюреру в страдал при Советской власти! Он сидел в тюрьме. У нас есть справки… Коля, что же ты молчишь? Покажи ему…
Она подбежала к мужу и обняла его. Он взял себя в руки и тихо проговорил:
— Оставь нас, Сонечка… Это вовсе не полицай — он партизан.
Еще больший ужас отразился в ее глазах. Она как бы застыла в отчаянии.
— Сжальтесь, — прошептала она и упала на колени перед грозным гостем. Тот смущенно встал, поднял женщину, стал успокаивать ее:
— Пожалуйста, не раскаивайтесь в том, что сказали… Это все вы неизбежно должны были сказать в создавшейся ситуации. Конечно! Я же «полицай». К кому апеллировать? К фюреру, ясно…
— Так вы… из энкаведе? — делая попытку улыбнуться, спросила женщина.
— Ну, если угодно — так, — усмехнулся гость.
— Сонечка, он не причинит нам зла, — сказал Сенкевич, — пожалуйста, дай нам договорить.
— Скажите, это правда?! Умоляю… У нас внуки…
— Я даю честное слово большевика, что ничего дурного не сделаю вашему мужу, — сказал гость.
Она прошептала что-то, опустила голову и вышла.
— Говорите, — отрывисто сказал Сенкевич.
И разведчик кратко объяснил ему свою просьбу. Сенкевич думал. Потом сказал, что вряд ли его мнения, даже если он изложит его на бумаге, будет достаточно. Все важнейшие коммуникации находятся под контролем СС в гестапо.
— Все дело в том, как аргументировать… — возразил гость. — Сошлитесь на то, что вы уже ставили в свое время этот вопрос перед советскими органами. Но к вам не прислушались…
— Почему именно сейчас я вновь поднимаю этот вопрос?
— Последний месяц интенсивность движения через мост возросла примерно в три раза… Вам эти данные неизвестны?
— Нет…
— Тогда этот повод отпадает. Вот что!.. Могли вы увидеть проходящий по мосту тяжеловесный состав? Это вас насторожило. Логично?
Инженер задумался.
— Пожалуй, это приемлемый повод, — сказал он. — Но я не могу гарантировать… Видимо, они создадут какую-нибудь комиссию…
— Пусть создают…
— И она, что очень вероятно, даст заключение не в вашу пользу.
— В том-то и дело, что это не очень вероятно. В таком сложном сооружении, как Дарницкий мост, наверняка есть узлы, которые нуждаются в текущем ремонте. Разве не так?
— Да, пожалуй… Ведь он и в самом деле давно не ремонтировался.
— Значит, в любом случае вы не ставите себя под удар. А остальным уж займемся мы.
Когда разведчик уходил, хозяин извинился за то, что встретил не так, за нервы и робко сказал:
— Скажите… ваш командир — это Ким? Не удивляйтесь, я просматриваю их прессу, когда-то интересовался политикой… Они, естественно, поносят его, обещают награды за поимку Кима — очевидно, это яркая личность?..
Посланец пожал плечами.
— Он командир…
— Он уже пожилой?
— Моих лет.
— Но вы совсем молодой человек.
— Я не такой молодой, мне скоро тридцать.
— И что ж… Он лично послал вас ко мне?
Гость молчал.
— Поймите, это для меня очень важно!.. Значит, меня не считают предателем?
— Просто Ким знает, что вы не предатель.
Гость ушел. Сенкевич долго сидел и курил.
В домике Любови Аполлинарьевны Ким появился к вечеру на третий день, веселый и возбужденный. Одет он был франтовато: серый шерстяной свитер с высоким воротом, кожаное пальто, высокие хромовые сапоги, и Клара поняла, что домик Любови Аполлинарьевны — лишь одна из его конспиративных квартир. Войдя, он сердечно поздоровался с хозяйкой, улыбнулся Кларе, прошелся по двум маленьким комнатам — и в доме вдруг стало тесно.
— Кларочка, на кухню! Мужчину надо кормить, — забеспокоилась Любовь Аполлинарьевна.
— Ужин — это отлично, тем более что я только что отказался от блестящей возможности поужинать за счет «третьего рейха»…
— Неужели ради нас? — спросила Клара.
— Ради вас и… ради еще одного человека, который сейчас должен прийти.
Женщины принялись готовить ужин. Клара начистила картошку, которую они же с Кимом и принесли. На большой черной сковороде уже шипело сало. Любовь Аполлинарьевна попросила Клару спуститься в погреб за кислой капустой.
— И поищи там бутылочку нашей косорыловки, — она рассмеялась. — Ну, первача, — пояснила она.
Когда уже стемнело, в дверь постучали. Любовь Аполлинарьевна взглянула на Кима, и лицо ее просветлело:
— Жорж!.. Его стук, — уверенно сказала она.
— Да, прийти должен он, — подтвердил Ким.
Вошел Жорж Дудкин, киевский боевик, минер, уже прославившийся своими делами. Красивый молодой парень с тонкими нервными чертами и стремительными движениями. Он обнял «тетю Любу», шаркнув ногой, представился Кларе, при этом его длинные волосы упали на лоб..
— Ждем гостя, а он вот кто!.. Жорженька… Ну, к столу, к столу, а то мои молодые без тебя не садятся, — суетилась Любовь Аполлинарьевна.
Ярко светила лампа-молния. В маленькой комнатке с ковриками и бесчисленными фотографиями на стенах было тепло, уютно и вкусно пахло жареным салом. А главное, Ким, этот непонятный всемогущий Ким, был рядом, и Кларе на мгновение показалось, что весь этот домик будто сказочный. Как все в жизни странно случается… Ведь если б тогда, в октябре сорок первого, она не пришла в свой райвоенкомат и не узнала бы, что армии очень нужны радисты, и если б она удачно не попала в школу разведчиков, наконец, не догадалась бы о заговоре мамы, тети Юсти и ее родственника, полковника Генерального штаба, — заговоре, ставившем перед собой коварную цель оставить ее в Москве, если б не эта счастливая цепочка удач — то ничего бы не было, она б не стала разведчицей и не узнала этих людей.
Девушка улыбалась и светящимися от счастья глазами смотрела на Кима — ей было хорошо и спокойно.
Клара уловила на себе взгляд Жоржа. Он держал бутылку над ее рюмкой.
— Не знаю… Право, я… — растерялась она.
— Можно, можно! Полную наливай, это — чистая, из свеклы, даром что зовут косорыловка, — разрешила хозяйка.
— Ну, так когда же к нам, Жорж? — вдруг проговорил Ким и наклонил голову. Немигающий взгляд его вдруг остановился на собеседнике, замер.
Жорж помолчал, легким кивком головы он дал понять, что вопрос услышан им, принят к сведению и теперь он будет думать.