Помню, после нашего разговора о жизни и смерти, который Карла подслушал из моей комнаты, он встретил меня саркастической усмешкой.

— «Тепло души воспаряет в небеса»… «Друзья и после смерти согревают нас теплом своих сердец»… «Солнце возникает из вздохов пташек и букашек, живших до нас»… — издевательски декламировал Карла, как бы не замечая меня.

Признаюсь, даже не так уж сильно вроде бы переиначенные папины мысли звучали в его устах идиотски.

— Чего это ты там бормочешь? — не очень дружелюбно поинтересовался я. — И зачем суешь свой нос, куда тебя не просят?

— Когда я вам рассказываю о Государстве Розовых Грез, вы насмехаетесь, а этой чепухе верите.

— Почему «чепухе»?

— Потому что, осмелюсь утверждать, жульничество все ваши красивые призывы к благородству, самопожертвованию, бескорыстию. Внушают это наивным простакам, чтобы они, простаки, жили не так, как им хочется, а как им велят. Мама ваша правильно говорит: ничего, кроме могильной плесени, после смерти нас не ждет. Умирают все в одиночку. А раз так, то и жить надо в одиночку. Грустно, но ничего не поделаешь — закон природы! Я бы даже сказал — закон мироздания!

Я несколько растерялся от этого неожиданного злого напора. Спорить мне не хотелось, но не мог же я позволить издеваться над мыслями отца!

— Не знаю, что со мной будет после смерти, — говорю. — Но пока я живой, я не согласен подчиняться такому мирозданию, которое велит жить в одиночку. Понятно? Я с папой согласен: если бы в этом состояла правда жизни и смерти, жить не стоило бы.

— А почему, собственно говоря, жизнь должна что-то стоить? Букашка родилась и сдохла, никто в этом ни трагедии не видит, ни глубокого смысла не ищет. А чем отличается от букашки человек? Что, позвольте полюбопытствовать, изменилось бы в бесконечном космосе, если бы, извините, вы, Алексей Анатольевич, вовсе не родились?.. Трусим мы правде в глаза взглянуть, вот и придумываем утешительные сказочки. Спросите у этого вашего свихнувшегося на науке, откуда берется солнечный свет и имеют ли к нему хоть какое-то отношение души усопших друзей и букашек?

Я спросил.

— До последнего времени в науке господствовала теория, согласно которой солнечное излучение образуется в ходе термоядерных процессов, — ответил Научный Мальчик. — Сейчас на этот счет возникли некоторые сомнения. Тем не менее думается, что сознание букашек к солнечному теплу действительно никакого отношения иметь не может. Впрочем, в мире психических явлений еще много загадочного и неизученного.

— Ага! — торжествующе сказал я.

— Но думается, — продолжал Научный Мальчик, — ваш папа вовсе не претендовал в данном случае на научную гипотезу. Его версия имеет более поэтический, нежели космогонический характер. Поэтический же образ логического аналога не имеет, он многозначен, ассоциативен и неисчерпаем, то есть с точки зрения строгой науки бессмыслен.

— Ага! — сказал Карла.

Несколько дней после нашего спора Карла упорно и хмуро о чем-то размышлял. Потом снова оживился, повеселел. И однажды подсел к моему столу с таким вот разговором:

— Вот вы верите, что добрые чувства и всякие там порывы души могут воспарять над землей…

— Ну и что? — отвечаю с вызовом.

— Да нет, ничего. Я только хотел сказать: очень это непростое дело преодолевать земное притяжение. Очень. Помните, вы с мамой читали вслух про мальчишку-бродяжку, который путешествовал с планеты на планету? Еще его летчик где-то в пустыне встретил…

— Конечно, помню, это про Маленького принца книжка. Вот тебе, кстати, пример преодоления земного притяжения. Когда змея ужалила принца, он оторвался от земли и улетел.

— Если бы! Летчику только показалось, будто мальчишка улетел. У земли притяжение посильнее, чем у его пустяковой планетки — обратно упал горе-путешественник. Подсказали ему какие-то мудрецы: если найдешь самую громадную и самую ядовитую змею — может быть, улетишь с земли. Может быть. Вот и пошел дурачок искать себе неприятностей. Приходит к хозяину самого большого зверинца и просит: будьте ласковы — впустите, пожалуйста, умоляю вас, в клетку с самой большой, самой ядовитой змеей. Очень мне нужно, чтобы она меня укусила. Хозяин удивляется: что такое, зачем такое? Принц начал ему про свою розу рассказывать, какая она нежная да одинокая. Хозяин видит: забавный мальчишка. Большие можно деньги на нем заработать.

— Конечно, конечно, — говорит. — Сейчас мы тебя к очень расчудесной змее отведем.

А сам мигает помощнику. И представьте себе: на другой день город уже был залеплен афишами: «Только в нашем зверинце! Единственный экземпляр!! Пришелец из космоса!!! Говорящее человекоподобное насекомое!!!»

Сейчас в том зверинце никто не подходит к клеткам крокодилов, обезьян и носорога — все рвутся к клетке принца. Хозяин в том ящике (помните, который летчик нарисовал для барашка?) устроил для принца жилище. А ящик на стол поместил — ходи вокруг и смотри. Начнет принц про одинокую розу рассказывать или спасти его умолять — публика животы надрывает. Три миллиона, говорят, хозяин на этом деле уже заработал, четвертый вот-вот наберется. Так-то вот.

— Врешь ты все, Карла! — крикнул я. — Если бы Маленький принц не улетел, летчик его не бросил бы, он бы…

— Если бы! Принц-то не сразу обратно на землю упал. Он все же ведь взлетал и довольно высоко, так что оказывался совсем в другом месте. В соответствии с законами механики, увы.

Я представил себе гордого Маленького принца в тесном ящике для барашка, принца, умоляющего толпу отпустить его домой, где без воды и добрых слов погибает его роза. Представил, как хозяин зверинца, ухмыляясь, пересчитывает по вечерам груды грязных ассигнаций, и чуть не заплакал от бессилия.

— Жизнь — это одно, а книжки — другое, — вздохнул Карла. — Вот вы в своих разговорах на диване так горячо клянетесь, что все за одного, один за всех, что слабых надо защищать, за обиженных заступаться, что нельзя сидеть сложа руки, когда в мире торжествует зло… Но ведь не торопитесь же спасать принца, узнав, что он в беде. Почему? А потому, что это обременительно, даже опасно. И мама вас не пустит. И с мягким диваном не хочется расставаться… Я вас не осуждаю, нет. Правильно вы поступаете. Какое нам дело до бедного мальчугана? Он искал приключений и получил их. Чего ради мы должны из-за его глупости иметь неприятности?.. Все верно. Только нечего при этом друг другу мозги засорять болтовней о братстве да рыцарстве. Каждый для себя живет, о себе заботится.

— А где этот твой зверинец находится? — спросил я, мертвея от безвыходности ситуации.

— Уж не хотите ли вы всерьез освобождать того бедняжку? Не советую. У хозяина зверинца, боюсь, и для такого рыцаря, как вы, клетка найдется.

— Не твоя забота, — холодно ответил я. — Где этот зверинец? Я спрашиваю!

— Извините, я совсем не хотел вас обидеть, это я просто за принца расстраиваюсь… А зверинец… Он не очень далеко. Я сам в нем не раз бывал… Так что если хотите… Но нет! Вам же нельзя! Мама расстроится, и вообще…

— Не твоя забота! — повторил я свирепо.

Утром я рассказал все маме с папой.

— Какой еще зверинец! Ты с ума сошел! — испугалась мама. — Кто-то что-то сказал, ничего еще неизвестно: есть ли такой зверинец, где такой зверинец, а ты уже бежать готов…

— Это на западе, за Большим лесом и холмистой долиной. Карла знает, как туда пройти.

— Чего ты молчишь? — набросилась мама на папу. — Он ведь действительно способен отправиться неизвестно куда, неизвестно зачем!

— Ну зачем, тебе ведь известно, — тихо ответил папа.

— Да вы что, с ума посходили! — крикнула мама почти со слезами. — Ведь это же очень опасно, а он еще ребенок!

— Нет, Маша, раз он почувствовал себя ответственным за других — значит уже не ребенок.

— Но можно же написать в газету, что происходит такое безобразие. В милицию, наконец, сообщить…

— А если того, кому попадет наше письмо, тоже мама из дому не отпустит? Если он тоже перешлет письмо куда-нибудь и успокоится… Кончится тем, что письмо твое получит хозяин зверинца. Нет, Машенька, за справедливость всегда приходится платить полную цену. И я рад, что у Алексея в груди настоящее рыцарское сердце.