Беспрерывно уж плыл перед глазами его образ Вэлры, и он понимал, что все бывшее до нее - все пустое мгновенье. Никогда еще жизнь не казалась ему такой пустой, такой темной... В темноте, среди чуждых ему подвижных и недвижимых образов - видел он только одну Вэлру - только она одна значила Все.

И он вскочил, и объявши голову уселся за стол захрипел: "Нет, нет, нет не смей о ней думать! Она же убийца - ничто не может оправдать то, что она совершила..." - он долго еще бормотал, а потом повалился головой на стол и зарыдал.

С балкона раздался голос "сонного":

- Кто убийца? Что - есть какие-то предположения?

- Оставьте меня! - взвизгнул Саша. - Какое вам до меня дела?! Зачем я вам нужен?! Оставьте меня! Хватит! Довольно!..

И он выбежал на балкон, и, в ярости, весь вытянулся к "сонному", заорал:

- Что ты стоишь там день и ночь?! Прирос, что ли, к этому балкону?! Кто тебе дал право следить за каждым моим шагом, за каждым моим словом?!

"Сонный" пожал плечами и ушел в пустую квартиру.

Саша же вернулся к себе и, повалившись на диван, забормотал:

- Вэлра просто околдовала меня! Я воображаю неведомо что! И она сказала сегодня ночью ты будешь мой?... Как же, как же - вот и не буду! Ты ждешь, что позову я тебя по имени? А вот и не позову, чтобы не случилось - не выкрикну я твоего имени!

Такая борьба продолжалось до самого вечера и тут Саша вспомнил, что наступивший день - "20 июня". В этот день было день рожденье Кати...

Оговоримся сразу, что на этом, третьем имени список неразделенных Сашиных увлечений и заканчивался. Скажем также, что, если Женю он любил до Ани, и уже успел забыть, то Катю он любил поочередно с Аней.

Так, несколько дней он мог печалиться и воздыхать по Ане, а затем, на время забывши ее, несколько дней страдать, изжигать себя вспоминая облик и характер Катя.

А Катерина эта была стройной и высокой блондинкой, настоящей красавицей. Была она девушкой начитанной, очень скромной и по монашенки целомудренной. Можно было бы назвать и еще такие ее свойства, как сдержанность, скрытность; и, в тоже время - внимательность, нежное отношение ко всем добрым людям, которые и к ней относились хорошо.

Семейство Катино было богатым и жила она, в одном из "небоскребов" в огромной квартире - где Саша был лишь единожды, и посчитал, что Катя его по ошибке, вместо своей квартиры, привела на экскурсию в музей.

Так вот об Кати и вспомнил лежащий на кровати, раздираемый душевными своими метаньями Саша:

"Вот Катя..." - думал он. "-Ведь сколько раз видел пред собой ее ясный, чистый образ. Она, действительно, прекрасна и внутренне, и внешне. А сколько часов провел я, страдая по ней, и воздыхая по ней! Неужто же все те мои чувства были не искренними?! Неужто же я все время себя обманывал?!.. Позвонить ей, поздравить с Днем Рожденья. Мы, правда, уже больше месяца не виделись, но она такая добрая - она не станет, как Аня насмехаться надо мной, не станет, как Женя, посмеиваться, задорно и беззаботно развлекаться над моими чувствами - она поймет, она такая добрая, спокойная... Если у нее сегодня день рождения и она меня даже не пригласила, то она, просто считает, что у меня все хорошо - ну а общаться она со мной никогда не любила. Дома у нее сейчас праздник: пьют чай, едят торт - к ней я напрашиваться не стану, но я ее приглашу... Вэлра поклялась, что больше никому вреда не причинит вот и хорошо. Конечно вырывать со дня рожденья именинника - дело неслыханное, однако, черт подери - два близких мне человека погибли, и сам я... сам я скоро с ума сойду!"

И он набрал Катин номер.

Трубку поднял Катин отец - сытым, умиротворенным голосом спросил:

- Да?

Слышался застольный шум: играла музыка, наперебой говорили какие-то тосты, смеялись... Совершенно иной мир - но Саша не хотел бы попасть в туда.

Да - там было весело, там Саша мог бы расслабиться - но он не хотел расслабляться! Он не хотел закрывать глаза на вопрос, который так мучительно пред ним поднялся: "Неужто во всей вселенной есть только одна крапинка одна твоя вторая половинка, а все остальное - все ложь, испуг перед пустотой, перед одиночеством?.."

- Да? - весело переспросил Катин отец.

Саша попросил Катю, и вот она уже подошла к телефону - раздался ее мягкий, певучий голос - и слышно было, что она, в отличии от тех остальных совсем не пьяна.

- Катя, мне надо с тобой поговорить. - неразборчивым, усталым голосом пробормотал Саша, но, все же, она его узнала.

Заговорила как всегда приветливо, мягко и, не понять было, о чем на самом деле она думает:

- Да, здравствуй. Как дела?

- Потом расскажу. У тебя День Рожденья - поздравляю! Катя, перейдем сразу к делу - мне надо тебя видеть...

- Хорошо, думаю завтра у меня будет свободный часок...

- Нет. - резко прервал ее Саша. - Пойми, пожалуйста, мне очень нужно видеть тебя сегодня. Понимаешь - уже пропали два близких мне человека. Мне страшно, Катя. Не отговаривайся - не говори ничего про гостей. Приходи, посиди у меня... Тебе ничего не грозит! Но я погибаю... эта ночь все должна решить...

Как Саша закончил свою прерывистую речь, Катя целую минуту ничего не говорила и хорошо был слышен шум чуждого Саше веселья...

Наконец - несколько натянутый Катин голос:

- Можешь прийти - у меня посидеть.

- Нет, нет, нет! - с чувством выдохнул Саша. - Я как приду, как увижу это веселье - так сразу мне и убежать захочется! Понимаешь - я не смогу веселиться, я не смогу сидеть даже там. Меня стошнит!.. Извини, извини, ради бога, но мне надо, чтобы ты пришла! Катенька...

- Хорошо. - голос твердый, и заметно раздраженный, еще слышалось, что Катя считает, будто делает Саше огромное одолжение - целый подвиг; что считает теперь себя героиней и ей самой это в глубине души очень нравиться ведь так приятно чувствовать себя хорошей...

- Только побыстрее, Катя, оставь их всех! Придумай, что хочешь.

- Врать я не стану. - голос стал холодноватым, полным осознания собственной непорочности и доброты. - Но я приду к тебе меньше чем через час - жди.

И, когда Саша повесил трубку - казалось, над самым ухом, заговорил "сонный":

- В разговоре вы упомянули, что пропало уже два близких вам человека. Один - Аня, кто же второй?

Саша выскочил на балкон и зашипел на "сонного", который стоял на прежнем месте:

- Слушай, Ты! Я же сказал - больше не следить за мною! Убирайся прочь! Прочь! Прочь! Не смей больше подслушивать, ты!.. Прочь! Прочь! Прочь!

Саша тяжело, как налаявшийся пес, задышал; а "сонный" пожал плечами, да и ушел в глубины пустой квартиры.

В мучительном, невыносимо долгом ожидании Кати, Саша приготовил ей чай, однако, когда она пришла, то от чая отказалась - сказала, что уж довольно поела и попила на дне Рожденья.

И вот она сидит пред ним на кухне. Она в нарядной, темных тонов одежде, волосы невесомыми потоками, серебристо-лунного цвета рассыпаются по плечам ее. На осунувшееся бледное лицо Саши она глядит с состраданьем.

- Что же случилось?

- Всего и не расскажешь... Ладно, к черту - сейчас уже ночь наступит... Ты об этом, Катя, давно уже должна была догадаться - я тебя люблю.

И тут он скривился так как слова эти, (хоть и выдохнул он с чувством) были ничто, по сравнению с чувством Вэлры - с тем чувством, от которого тело дрожь пробивала, а потом пламень охватывал, а потом душа рвалась и уж тесно ей было в теле - от одних только слов - он же теперь, вспомнивши слова Вэлры, сам посчитал свое признанье пошлостью.

Он не смел говорить эти святые слова! И он, задрожавши, опустил голову. Из носа его кровь закапала...

Катя протянула ему платок; вздохнувши, глянула в окно. Сашино признанье не произвело на нее совершенно никакого впечатления - она оставалось по прежнему спокойной, сдержанной, рассудительно-нежной; понимающей причину Сашиной боли и, чтобы быть хорошей, готовая помочь ему каким-нибудь советом.