Так он снова может оказаться в строю. И, чтобы не забывать, для чего он пишет, помнить задание Красной Армии, ставит он на каждой страничке красноармейскую красную звездочку. И в его новой работе на благо Родины есть тайный, пока никому не раскрытый смысл.

Увлекательная мечта - снова стать командиром. Командиром неисчислимых армий советской детворы, всадником, скачущим впереди…

И об этом узнал я в ту легендарную ночь.

…Гражданскую войну заканчивал он у границы дале-кой Монголии. Во главе сводного конного полка добивал последние банды белых. И вот там частенько монгольские всадники искали у них защиты и помощи от налетов белых. Прискачут, бывало, монгольские партизаны и спрашивают:

- Нужно командира! Где ваш командир?

А командир у них называется «гайдар», по-ихнему «всадник, скачущий впереди». Ведь все они конники и испокон веков воевали в конном строю. И наши бойцы не раз, указывая на своего красного командира, говорили:

- Вот наш гайдар!

И стало это вещее слово прозвищем. А что, если взять его вместо прежней фамилии?

Пишет книжку не просто писатель, а гайдар-командир…

Но нельзя открыться сразу, неизвестно еще, признают ли его ребята своим командиром, ведь назначение, данное ему товарищем Фрунзе,- военная тайна… Только и знают двое: нарком да он…

Весь этот разговор для меня был еще волшебней и значительней, чем даже книга с таинственным названием «Р.В.С.»… И я дал слово - тайну не разглашать.

А что касается нашего отзыва на книгу, который мы хотели написать в редакцию, будущий Гайдар сказал:

- Не нужно… Это важно было не для них, а для меня. Стоит, старик, жить на свете, ей-богу, стоит, когда ты нужен людям. Вот этим «малым сим», которые спят блаженным сном и не ведают всего, что знаем мы. Не ведают всего, что им предстоит… И, если мы с тобой привьем им свою любовь и ненависть, свою мечту - переделать этот мир к лучшему, мы недаром проживем на земле! Ради этого стоит жить на свете!

…Возможно, многое передано мной неточно, какие-то слова здесь не те, много времени прошло и многие подробности не остались в памяти, могу лишь ручаться, что разговор наш в ту короткую летнюю ночь был в основе своей именно таковым.

На этом не кончилось,- наш гость так увлекся пионерами и пионерством, что забыл и о Москве и о делах и включился в нашу жизнь как в необыкновенную игру, в которую ребята, как равного, приняли взрослого человека.

Разговорились о красочности, необходимой пионерскому движению. О его эмблемах и символах. Общее он принимал всё - символику красного знамени, красного галстука с тремя концами, символизирующими дружбу трех поколений : коммунистов, комсомольцев и пионеров. Но считал, что у каждого отряда должно быть и что-то свое, ему присущее,- не только имя героя, которое носит отряд, но и свои эмблемы и символы. Даже у каждого звена что-то свое.

- Вот, например, зерно могучего дуба,- говорил он, держа на ладони желудь.- Дуб - священное дерево наших предков, славян. Символ силы и единения. Какое звено возьмет его себе?

- «Спартак»! «Спартак»! В этом звене Котов, он самый сильный.

- А вот орех - символ твердости… Русские могучую крепость однажды назвали «Орешек»… Попробуй, разгрызи его - сломаешь, враг, зубы… Мал, да хитер орешек…

- Так это - звену «Либкнехта», там Игорь!

- А вот - вишневая косточка, с припаянной ножкой… Вначале был белый цветок, затем вкусный красный плод, теперь это зерно, из которого подымется новая вишня…

Символ вишни был не совсем понятен, но его охотно приняло девичье звено «Красная Роза», по имени Розы Люксембург, пламенной революционерки.

- Чем хорошо,- говорил Аркадий,- не надо тратить лишних слов, объяснять, кто ты такой и за что стоишь. Показал орех - и каждый посвященный знает про тебя все! А кому не нужно знать - тот пусть и не знает. И не всегда надо кичиться, носить знак на груди. Это в торжественных случаях… А так, всегда, лучше его хранить не на виду.- И он спрятал орех в карман Игорька.

- Как же могут ребята жить без игры в войну,- сказал он мне.- Эх, вожатый-увожатый! Если нет беляков - рубайте крапиву. И пусть позеленеют деревянные сабли!

Крапивы в старом заброшенном парке была великая сила.

И однажды он затеял с ребятами такое крапивное побоище, что из парка доносились до меня пугающие вопли.

- Зачем же так кричать-то? - спросил я.

- А это обязательно - на страх врагам, на радость себе. И, кроме того, очень грудную клетку расширяет.

Он был потен, весь в паутине и смоле. Показал, как ползать по-пластунски, скрытно подходить к противнику и быстро «сматываться». Лазил по зарослям, бегал и, налетев на острый сучок, отодрал подметку своего щегольского хромового сапога.

- Чепуха,- сказал он, с горем рассматривая ущерб,- от мальчишек я узнал, что в деревне есть замечательный мастер сапожно-башмачной починки. Зовут его матрос.

Знакомство с этим матросом дало толчок еще одному увлекательному делу, которое мы назвали «ПИЛ».

Увидев кучу книжек Мириманова, предназначенных для продажи по деревням, ребята пожалели, что у нас в лагере нет библиотечки, нет книг. Сказали об этом Аркадию.

- А зачем вам книги, разве вы безногие?

- ?

- Вот безногому сапожнику я пришлю - книгу про Цусиму. Пришлю вам, а вы ему отнесете.

- А почему не нам?

- Потому что вам в лагере надо побольше заниматься не чтивом, а «ПИЛом».

- А это что такое?

- Поиском интересных людей. Ведь иной человек интересней книжки. Только надо его раскрыть. Вот, например, этот сапожник. Прихожу к нему в деревню сапоги чинить, а он не желает. Он празднует. Напился, на гармошке играет, песни поет, никто не подходи! Что за история, никаких праздников - ни революционных, ни святых угодников в этот день нет. Оказывается, в этот день потонул его родной корабль, на котором он был матросом. Погиб в бою с японским флотом при Цусиме. И вот бывший матрос справляет по нем и по товарищам своим погибшим тризну. Выпивает и поет песнь про «Варяга»…

Поет и плачет, а люди над ним смеются. Не видят слепые люди, что перед ними герой, интереснейший человек, русский матрос, побывавший в Японии. Для них он просто сапожник… А ведь это только вывеска человека. А вы копните его, найдите к нему ключ, и перед вами такое раскроется…

- А мы колдунью нашли.

- Тоже интересная книжка!

- А может, Иван Данилыч тоже не просто старик корзинщик, а что-нибудь такое…

- Наверняка!

- Ребята, давайте объявим «ПИЛ»!

- И сами будем писать книжки.

- Причем, на березовой коре чернилами из дубовых листьев.

- Почему?

- Потому что сделать из бересты книжку и добыть из дуба чернила не так просто… В такую книжку такими чернилами всякую ерунду не запишешь, а только самое главное…

Посадив на плечо, Аркадий подносил нашего приемыша к дубу и говорил:

- Видишь на листьях белые шарики? А ну, собирай их, кроха, только не тащи в рот, они не для еды, а для чернил.

Надавив из этих шариков соку, опускал в него горсть старых гвоздей, и ребята с удивлением видели, как из этого соединения образовались густые, черные чернила. Об их добротности свидетельствовали трудно смываемые усы на многих физиономиях.

- А теперь сделаем для крохи книжку с картинками,- говорил он, раздирая бересту на тонкие листы и камнем отбивая сгибы.

За всеми этими делами и забавами удивительно быстро летело время. Роковой родительский день приближался.

Я поделился с Аркадием своими тревогами.

Лицо его округлила улыбка.

- Ничего, все обойдется!

- Ребята,- сказал Аркадий на совете отряда,- перед нами стоит очередная боевая задача: с честью и славой провести, выражаясь военной терминологией, «операцию РД», то есть «родительский день». В армии таких операций мне проводить не доводилось, но инспекции и смотры - множество раз. А ведь наезд родителей - это то же, что инспекторский смотр начальства. Так вот: запомните, что любит и чего терпеть не может начальство.