— Возьмите ваш пиджак.
Для него, конечно, об этом не могло быть и речи. После небольшой перебранки, в которой, как и следовало ожидать, уступила Марианна, Вильгельм объяснил, что до самых дверей её дома можно не поднимать этот вопрос.
Марианна сделала робкое предложение.
— Мы могли бы поехать на автобусе.
— Если хотеть вам, да.
— Я бы ещё немного погуляла, — сказала она, несмотря на уставшие ноги.
— Я тоже, — с радостью согласился он.
По дороге луна ещё раз напомнила им о договорённости про стихи.
— Вы не забыли про стихи? — спросил Вильгельм.
— Нет, — заверила Марианна, — я обязательно их вам принесу.
— Когда?
— Как только найду эту книгу.
— Хорошо, — кивнул он, довольный. — Вы знаете, где эта книга стоит и быстро найдёте её. И мы увидимся опять уже рано.
— Скоро.
— Что?
—Надо говорить «скоро». Мы скоро опять увидимся. «Рано» имеет другое значение.
— Спасибо.
— Вы охотно читаете, Вильгельм?
— Много.
Последовало объяснение, что «много», это не «охотно».
— Когда человек живёт один, — продолжил Вильгельм, — то он много читает. Сидит в комнате и читает, даже тогда, когда этого совсем не хочется. Что ещё делать? — Он пожал плечами. — Можно завести собаку.
Марианна посмотрела на него со стороны. Его улыбка выражала горечь.
— Поэтому я знаю, — сказал он, — что такое одиночество. Меня не надо об этом спрашивать.
— Но Вильгельм! — воскликнула Марианна, которую задели эти слова, — вы в любое время можете заходить к нам в «Подсолнух». Вы же знаете это, и кроме того, — добавила она, — я охотно позволю вам опять пригласить меня в кино.
Горькая улыбка Вильгельма превратилась в весёлую ухмылку.
— Как сегодня?
Они рассмеялись.
Приближался момент расставания. Они находились недалеко от дома родителей Марианны. На перекрёстке Банхофштрассе и Вестштрассе, на котором было ещё оживлённое движение, Вильгельм сказал:
— В следующий раз не забудьте, пожалуйста, пальто. Тогда мы можем дольше погулять.
Марианна посмотрела на часы.
— Мама уже заждалась меня, — сказала она.
— Все матери одинаковы, — ответил, вздохнув, Вильгельм.
— Как вы живёте, Вильгельм?
— Недалеко от вокзала.
— Я это знаю. Но я спросила «как», а не «где».
— Как?
— Да. Хорошо или не очень хорошо?
Вильгельм покачал головой.
— И хорошо, и не очень хорошо.
— Что это значит?
— Хорошо, значит, что комната быть чистая, что госпожа Крупинская готовит хороший завтрак, и что я могу брать в любое время на кухне горячую воду. Госпожа Крупинская не возражает против этого, когда она дома. Она — хороший человек.
— А что не очень хорошо?
— Не очень хорошо то, что окно выходить на вокзал, поэтому комната шумная и то, что госпожа Крупинская не верит, что я — немец.
— Как? — ответила Марианна. — Она не верит, что вы немец?
— Нет.
— Вы должны ей это сказать!
— Уже сто раз говорил.
— И что?
— Она не верить. Она слышать мой немецкий разговор и говорить, что это для неё есть доказательство.
— Глупая женщина, — возмутилась Марианна.
Вильгельм покачал головой.
— Она как все.
— Сколько она берёт за аренду?
— Триста двадцать марок.
— Чтооо? — воскликнула Марианна. — С завтраком или без него?
— Без завтрака.
— Безумие! В Гельзенкирхене! И вы называете эту ростовщицу хорошим человеком?
— Конечно, — ответил убеждённо Вильгельм. — Сказать вам, почему?
— Да, я хотела бы знать.
— Так как она думать, что я есть иностранец, однако сдавать мне комнату за триста двадцать марок. Обычно иностранец должен платить значительно больше.
Марианна молчала. Она вопросительно посмотрела на Вильгельма, который не ответил на её взгляд. Именно поэтому Марианне захотелось узнать, о чём он думает. В его показное спокойствие, она верила с трудом.
Небольшая группа подвыпивших людей с песнями переходила через улицу, не обращая внимания на сигналы светофора. Машины должны были резко тормозить, громкие гудки вызывали у поющих только смех. Никто особо не реагировал на этот спектакль. Когда Марианна и Вильгельм перешли улицу на зелёный свет, к ним подошёл мужчина, державшийся на ногах недостаточно уверенно, и попросил прикурить.
— У вас есть зажигалка? — спросил он.
Вильгельм был некурящим.
— Нет, — ответил он.
— А у твоей старухи тоже нет?
Марианна, которая всю дорогу шла с Вильгельмом под руку, почувствовала, как напряглась его рука.
— Пойдёмте, — сказала она настойчиво.
По этой причине стычки не произошло. Марианна и Вильгельм пошли дальше и не видели, как мужчина, державший незажжённую сигарету между пальцами, сердито бросил её им вслед.
— Молодец, — похвалила Марианна и прижалась к руке Вильгельма.
Вильгельм промолчал. Марианна почувствовала, что это было сердитое молчание.
— Что можно ещё сказать, — добавила она. — Не волнуйтесь из-за этого.
— Я не можно терпеть оскорбление дамы, — сказал он, — когда она находится под моей защитой.
Марианна, держа его под руку, ещё сильнее прижалась к нему и на короткое мгновение прижалась головой к его плечу.
— Я знаю, что вы хотите меня защищать, — сказала она. — И этого мне вполне достаточно.
— Но для меня самого этого недостаточно. Я чувствовать, что я неправильный мужчина, когда я это терпеть. Вы понимаете?
— Ах, Вильгельм, не говорите глупостей.
— Нет, Марианна! Поэтому я не есть драчун, как вы сегодня утверждать мне. Мне люди могут всё говорить — или почти всё — и мне это есть всё равно, я не чувствовать оскорбления. Но совсем другое дело, когда оскорблять вас. Тогда я чувствовать себя внутренне очень… очень…
Он подбирал слово.
— Ужасно, — помогла ему Марианна.
— Да, — кивнул он.
— Вы не должны этого делать.
— Я считать это необходимо. Я не можно иначе.
— Ну, а если я вам скажу, что я вас боюсь?
К этому удару Вильгельм оказался не готов.
— Вы… бо… бояться меня? — заикаясь, произнес он.
— В данном случае, да, — добавила она, чтобы придать выражению уверенность.
— Но это безумие.
— И всё же это так! Я тоже не могу по-другому, Вильгельм, также, как и вы!
Ему требовалось это осмыслить, и Марианна дала на это время. Она, молча, шла пару минут рядом с ним, прежде чем сказала:
— Но я не думаю, что наши отношения из-за этого должны прекратиться.
Это высокопарное предложение не подходило ни к ней, ни к окружающему её миру. Она прочитала его в романе о благородстве, а сегодня вечером почувствовала благородство в характере Вильгельма.
Вильгельм глубоко вздохнул. Затем сказал то, что вызвало у неё непреднамеренный смех.
— Вы меня кастрировать1, Марианна.
Неизвестно, где он услышал это выражение, смысл которого ошибочно понимал в психологическом смысле «довести до нервного истощения», вместо физического «кастрировать».
Марианна оказалась в трудном положении. Она должна бы непроизвольно рассмеяться, но как ей потом объяснить, почему она рассмеялась? При этом возникала проблема, как может девушка объяснить понятие «кастрация»? К счастью, Вильгельм сам избавил её от этой проблемы, так как не стал ждать ответа, а непринуждённо продолжил:
— Вы меня подчинять своей воле.
Вместо того, чтобы пуститься в разъяснения, Марианна лишь ответила:
— Мы же понимаем друг друга?
— Да.
— Прекрасно.
Она наградила его тем, что быстро прижалась к его руке. Только сейчас, впервые, он позволил себе ответить на это прижатие.
— Вильгельм, — спросила Марианна.
— Что?
— У меня не выходит из головы ваша арендная плата. Кто её оплачивает?
Казалось, что Вильгельм не понял вопроса.
— Мою аренду? — переспросил он.
— Да.
— Кто её оплачивает?
— Да.
— Я. Кто же ещё.
Чтобы закрыть эту тему окончательно, она продолжила:
— А откуда у вас деньги?
Изумление Вильгельма стало ещё больше.
— Откуда у меня деньги? Зарабатываю, конечно.
— Вы работаете?
— Естественно.
Марианна глубоко вздохнула и прижалась к нему так плотно, что он, не поняв причины, отклонился немного в сторону.
— Ах, Вильгельм! — от счастья она непроизвольно воскликнула. «Это я должна была узнать ещё раньше», — подумала она.
— Что такое? — спросил Вильгельм.
— Ничего.
— Нет, — возразил Вильгельм. — Я чувствую.
— Что же?
— Что вы рады.
— Да.
— Что вы думаете о такой поговорке: «Не надо бросать всё в одну корзину»?
______________________
1entmannen – кастрировать, оскопить, fig.entnerven - довести до нервного истощения
— Горшок.
— Что?
— Мы говорим «горшок», это не «корзина».
— Спасибо.
— Но можно не принимать во внимание эту маленькую ошибку, — сказала Марианна, глядя на него сияющими глазами, — вы на сто процентов попали в точку.
Её радость была такой большой, что она потеряла голову или что-то ещё и добавила:
— Мне расхотелось идти домой, и я с удовольствием выпила бы чашечку кофе.
— Где? — сразу согласился Вильгельм. — В зале ожидания вокзала? Здесь недалеко.
— Нет. У вас.
— Что?
Вильгельм от неожиданности остановился.
— Не хотите? — спросила Марианна и потянула его дальше.
— Почему не хочу? — Из-за неожиданного вихря мыслей он не знал, что ответить.
Марианна осмелела.
— Я вижу, что вы удивлены, — сказала она.
— Вы хотите выпить кофе, — ответил Вильгельм, не зная, что сказать. — У меня это невозможно.
— Почему? Вы же говорили, что у вашей замечательной госпожи Крупинской в любое время есть горячая вода? Что нам ещё надо? Молоко, сахар. У вас есть?
— Нет, у меня нет кофе.
Прежде, чем Марианна успела отказаться от своей прекрасной идеи, к Вильгельму вернулось самообладание, и он произнёс:
— Но у меня есть чай. Хороший чёрный чай. Из России. Для самовара. Но можно и без самовара.
Было только одно потенциальное препятствие: госпожа Крупинская. Как отнесётся она к посещению девушки после десяти часов вечера? Не станет ли возражать? Как это вообще произойдёт?
Этот вопрос остался невыясненным, во всяком случае, на какое-то время, так как госпожа Крупинская не появилась. Или она спала и ничего не слышала, или её вообще не было дома, или она поняла, что произошло, и не возражала. Если бы она стала возражать, то Вильгельм посоветовал бы ей поискать другого квартиросъёмщика, возможно, не столь добродушного, приятного и дружелюбного молодого человека, как он.