И что? — Нет мерзости во мне

Почти! –

А он? — А он к тому не приспособлен

Почти! –

И что? — Спаси! Пусть он вовне

Так и остается!

Зачем же он тебе вовне?

Тогда убей, убей его во мне!

Убей! убей! убей! убей

Ветер воет-завывает

Прямо кости вынимает

Вынет так одну вот кость

Понесет куда невесть

Понесет куда — незнамо

— Кто-то в дверь стучится, мама! –

Глядь — а там уже как гость

Самоотдельный

Она же самая и стоит — кость

Но страшная неузнаваемая, что и не скажешь — кость! угадаешь лишь что она, но словно истиной и властью неведаной преображенная и облеченная

Она лежала и была

О Господи! — была — о, Боже!

Обтянутая гладкой кожей

Жива и мертвенно бела

А красное внутри все было

Иль показать его забыла

Решила ли его скрывать…

А может что такое знала

Что мне и вовсе не понять

Вот что-то левое плечо

Живет совсем меня отдельно

То ему это горячо

То ему это запредельно

А то вдруг вскочет и бежать

Постой, подлец! внемли и вижди

Я тебе Бог на время жизни

А он в ответ: Едрена мать

мне бог

Смерть словно зернышко сидит

Промежду пальцев руки левой

С ней по утрам он говорит

И подрастает она тихо

Когда ж от слова вырастает

В размеры девушки отдельной

Ее гулять он отпускает

Но к вечеру она уж с ним

Я в чистое окно взглянула

И стало душно — не вздохнуть

Я быстро лифчик расстегнула

И белый свет как зверь на грудь

Мне бросился и не вздохнуть

Стало

Пуще прежнего

Куда это поезд меня волочит

А я не хочу! Отпусти меня к маме!

Ковыль я цепляю губами

И кровь придорожную кромку мочит

И к небу лицо поднимаю в слезах

О, странствия муза осьми головах!

О, тати, дитятю оттутати к тяте

Простя отпустите! Но тати: тю-тю –

Говорят

В чистом поле я гуляла

Да на травку прилегла

А пока тело отдыхало

Я на время перешла

В синеглазую кукушку

Полетела-прилетела –

Нету тела на опушке

Волки съели мое тело

А может, где скитается

Без меня, может с китайцем

Каким

Живет

Куда ты, смелая малышка

Бежишь как милая зверюшка

Еще ведь малое немножко

И –

Отвалится сначала ножка

Потом и следующа ножка

Потом отвалится головка

Потом, и говорить неловко –

Уже такое, что и кошка

Есть не станет

Беги, беги, вода живая

Изнеженная, душевая

Лиясь, как из любви фиала

Вот здесь и женщина стояла

И гладких членов либидо

Вот этою мочалкой млела

Дай-ка и я потру, а то

Какой-то зуд пошел по телу

Содрогающий

Вот полюбовница ему

Воткнула в сердце ножик острый

И он упал отдельным монстром

Не обращаясь ни к кому

Не очень даже и страдая

Лишь где-то в дальнем уголке

С-под ногтя правой ли руки

Блестели глазки Бао Дая

Хитрющие

Вот и лето постоянно

Убегающее вдаль

Счастье здесь кусочек отстояло

Но зато уж навсегда

Словно ангелы обняли

Этот шарик небольшой

Пуховыми нежными крылами

А он все-таки ушел

Прекрасные родимые болезни

От подлого здоровья защищают

Чтоб не сожрало сразу нас до смерти:

Как ангелы порою навещают

И натирают черным горьким медом

Чтобы здоровью было неповадно

Нас слизывать могучим языком

Возле нашего подъезда

Всякой твари посреди

Вышел ангел полуместный

Посидеть — ну, посиди

Потому что всяко место

Всякой сущности пригодно

Нам судить их неспособно

Им судить нас — Бог прости

Их

Этот мир придумать мало

Его надо полюбить

А то вот таких вот брошенных

Сколько бродит их едрить

Здесь костями громыхая

Нас пугая по ночам

Уходи, проклятый призрак!

Там отъешься где-нибудь

Тогда и приходи

Ох и мудрый я как Гете

Даже страшно самому

Потому что мудрость эта

Страшна честному уму

Потому что начинаясь

Безобидно, так сказать

Истончается кончаясь

Где ничего не доказать

Когда б мне девушкою быть

Кудрями нежными увитой

Я не хотел бы быть Лолитой

Наташею Ростовой быть

Хотел, хотя Лолита ведь

Прекрасный образ невозможно

Я понимаю как художник

Но для себя хотел бы быть

Наташей Ростовой

Вся-то местность затуманилась

Не видать кругом ни зги

А слезой око отуманилось:

Где ты, милый мой Мизгирь! –

Плачет бедная Снегурочка

А немец Зингер подошел:

Ты не плакай, бедна дурочка

Все есть очень хорошо

Слушай нас, немцев

Кто выйдет, скажет честно:

Я Пушкина убил! –

Нет, всякий за Дантеса

Всяк прячется: Я, мол

Был мал!

Или: Меня вообще не было!

Один я честно выхожу вперед и говорю: Я! я убил его во исполне-

ние предначертания и вящей его славы! а то никто ведь не выйдет

и не скажет честно: Я убил Пушкина! — всяк прячется за спину Дан-

теса — мол, я не убивал! я был мал тогда! или еще вообще не был! –

один я выхожу и говорю мужественно: Я! я убил его во исполнение

предначертаний и пущей славы его!

Памятник Пушкину сложивши

Пожитки своих медных дел

Сказал: Вот я в иной предел

Иду, вам честно отслуживши

Лелеять буду там один

Я душу — бедную малютку

Не глядя вверх, где в славе жуткой

Сидит мой прежний господин

А ныне — брат ощутимый

И самый мало мальский Гете

Попав в наш сумрачный предел

Не смог, когда б и захотел

Осмыслить свысока все это

Посредством бесполезных слов

Он выглядел бы как насмешник

Или как чей-нибудь приспешник

Да потому что нету слов

Привиделся сон мне вчера и назавтра:

Чудовище в виде Большого театра

С огромною Пушкинскою головой

На паре двух ножек и с бородой

Большими устами щипало траву

Я вовремя спрятал свою голову

Внимательно коль приглядеться сегодня

Увидишь, что Пушкин, который певец

Пожалуй, скорее что бог плодородья

И стад охранитель, и народа отец

Во всех деревнях, уголках бы ничтожных

Я бюсты везде бы поставил его

А вот бы стихи я его уничтожил –

Ведь образ они принижают его

Невтерпеж стало народу

Пушкин! Пушкин! Помоги!

За тобой в огонь и в воду

Ты нам только помоги

А из глыби как из выси

Голос Пушкина пропел:

Вы страдайте-веселитесь

Сам терпел и вам велю

Судьба художника хранила