— Не придуривайся, — прорычал он, подходя ближе. — Кроме тебя, некому было взять его.

— Стой, где стоишь! — это уже становилось опасным. Взгляд Пса ей очень сильно не нравился, как и то, что наинец был теперь уже в нескольких шагах от нее. — И думай, что ты себе позволяешь. Я все-таки офицер.

— А мне плевать. Кто дал тебе право?!..

— Если ты желаешь обвинить меня или кого-то еще в воровстве, тебе лучше пойти к Изоле и просить официального расследования. Наш командир очень не любит самодеятельности.

— Плевать я хотел на Изолу! — еще один шаг. — Это мое дело, ясно?!

— Нет, не твое. Всего отряда. И в частности, Хагена, который, правда, пока еще ни о чем не подозревает. А знаешь, что у нас положено за такие штуки?.. Изола, если узнает, три шкуры с тебя спустит, а Хаген еще и от себя добавит.

— Ах, какая заботливая! Что тебе до моей шкуры?!

Сказать ему, что ли? подумала Джулия. Впрочем, неподходящий момент. Вряд ли он поймет. Но что ему ответить?

— Не скажу, — заявила она вдруг неожиданно даже для себя. Страх ее куда-то испарился, не смотря на то, что безумные синие глаза были уже на расстоянии вытянутой руки от нее. — Все равно ты не оценишь.

Глаза эти угрожающе сузились на напряженном, как будто сведенном болью лице.

— Что?

А, была — не была…

— Ты можешь сейчас послушать меня спокойно? Грэм? Сядь, пожалуйста, сюда. Успокойся.

— Да пошла ты…

Пес развернулся, в два шага оказался у двери и, дернув ее на себя так сильно, что чуть не сорвал с петель, вышел из комнаты. Дверь хлопнула; Джулия обессилено опустилась на кровать. Ноги отказывались держать ее. Да, не получилось разговора. А жаль. Она только сейчас, глядя на наинца в безумной ярости, поняла, до чего он привлекает ее. Ну просто до дрожи… С ней еще такого не случалось. И уж, тем более, никогда не бывало, чтобы она не знала, с какой стороны подступиться к нравящемуся ей мужчине.

Глава 4

Суровая северная природа расцветала в великолепии длинных и ярких дней солнечного июня, но мало кто из медейцев любовался ее красотами. Помимо цветущих лугов и порхающих бабочек, имелись не менее интересные, хотя и не столь радующие сердце, объекты для наблюдения. К стенам Северной стягивались касотские сотни.

Медейские командиры, любуясь на это зрелище с крепостных стен, проклинали день, когда получили приказ штурмовать Северную, а заодно и тот, когда король Тео отказал им в подкреплении, приказав удерживать форт своими силами. Теперь все сходились на том, что стоило проигнорировать королевский приказ, подпалить крепость и отходить. Король не простил бы такого самоуправства, но, по крайней мере, у медейцев остались бы шансы на выживание. Теперь, кажется, их уже не было; ибо, судя по количеству подходящих к Северной войск, Барден твердо решил вернуть крепость.

Пока кольцо вокруг крепости еще не сомкнулось, успели отправить гонцов в ближайшие ставки медейских войск. Гонцы везли просьбы о помощи, ибо было ясно, как день, что своими силами не справиться. Внутри стен оставалось менее пяти сотен солдат, тогда как касотцев, по приблизительным оценкам, подходило раза в два больше. Подойдет подкрепление или нет, было неясным, потому что возможности вернуться в крепость у гонцов уже не было, и оставалось только надеяться.

Джулия пребывала в состоянии лихорадочного ожидания, как и перед всякой более или менее крупной заварушкой. Как ни странно, состояние это очень напоминало состояние ребенка накануне праздника; а ведь единственным подарком, ожидающимся на этом «празднике», могла стать смерть. Всех остальных в крепости тоже охватило нетерпение. Как нечто непреложное подразумевалось, что выдерживать длительную осаду они не будут, а будут пытаться вырваться из окружения, каким бы безумием это не казалось при существующем перевесе сил.

Но для того, чтобы уйти, требовалось нащупать дыру, через которую уход стал бы возможен. А если такой дыры не было, ее следовало создать. Поэтому на одну из ночей была запланирована вылазка двумя небольшими отрядами. Для этой цели тихо и аккуратно, чтобы не заметили касотцы, разобрали завал, закрывающий один из проходов в крепость через нижние уровни и ров.

Изола вызвал к себе Хагена и даже не приказал, а предложил возглавить вылазку. Хаген был одним из лучших разведчиков в вольной сотне, ребята его тоже прекрасно себя проявляли во всех схватках. Он дал согласие сразу, без колебаний, причем и за себя, и за свою десятку, точнее, то, что от нее осталось после последнего штурма.

От регулярных войск набрался отряд в два десятка человек, столько же желающих Изола хотел найти в своей сотне; делать сводный отряд и брать в группу людей из регулярных сотен он не собирался. Впрочем, в желающих недостатка не ощущалось. Помимо почти трех десятков солдат, заявились и командиры, а именно Джулия, Галейн и Харальд. Изола, собравший вместе всех добровольцев, просто глазам не поверил и проговорил с сомнением:

— Это все, конечно, хорошо, но если вдруг что-то не заладится, мы же без командиров останемся.

— Типун вам на язык, — без лишних сантиментов проворчал Хаген. — Такое под руку-то говорить…

— А новых командиров найти не проблема, — поддержал его Галейн и добавил не совсем скромно: — Вам же нужны лучшие — так вот мы, перед вами…

Изола сдался.

Состав ударной группы был просто изумительный: командир — Хаген, его шестеро выживших парней плюс Пес — седьмой, Джулия, Харальд и Галейн, неожиданно для себя оказавшиеся в роли его подчиненных, и еще Кей, Игни и восемь ребят из остальных десяток. Медейцы по рождению и гражданству посмотрели на эту пеструю компанию без восторга, но возражать не стали. В конце концов, им предстояло за рвом разойтись в разные стороны.

Дав инструкции, Изола отпустил всех, за исключением Хагена и Джулии.

— Хаген, — проговорил сотник вполголоса. — Я не сомневаюсь ни в ком из твоих людей… кроме Пса. За все прошедшие недели я так и не понял, что он за фрукт.

— Я тоже, — сдержанно ответил Хаген. — И я бы не хотел, чтобы он участвовал в вылазке. Я не знаю, чего от него ждать. Он очень хорошо владеет мечом, но я не уверен…

— Он пойдет с вами, — перебил его Изола. — У вас будет великолепная возможность оценить его.

— Да мне больше заняться будет нечем, только оценивать его! — вспылил Хаген.

— Не тебе. Джулия, у тебя персональный приказ: не отходи от наинца далеко, понятно? Старайся, чтобы он всегда был в поле твоего зрения.

Джулия, возмутившись про себя, хотела от души поблагодарить командира за такое самоубийственное задание, но тут же передумала. Не время было препираться. Только вот… Пес, особенно дерганный в последние дни (бутылочка темного стекла до сих пор лежала у Галейна в сумке, а Рональд после разговора с Джулией отказался выдать новую порцию зелья), мог отреагировать на слежку неадекватно. Ладно, подумала Джулия, справимся как-нибудь.

— Кстати, он так и не упоминал при тебе причину своего заточения здесь?

— При мне он упоминает только Безымянного, — честно ответила Джулия. — И Борона иногда. Думаю, что и при других тоже. Если он с кем-то и разговаривает по-человечески, то только с Галейном.

— С Галейном… — Изола задумчиво потер подбородок. — Ладно. Выясним все после вашего возвращения.

Хаген с Джулией отсалютовали и отправились готовиться к предстоящей ночной прогулке.

Когда сгустилась тьма (а ночи в июне в Касот только-только начинали светлеть), сорок человек спустились в подземелье, в кладовые, откуда шел проход ко рву. Джулия, как ей и было приказано, не спускала глаз с Пса, и видела, что с ним творится что-то не то. На первый взгляд, он вел себя не более беспокойно, чем остальные, но, приглядевшись, можно было заметить подрагивание губ, расширенные во всю радужку зрачки и мелкие капельки пота, выступившие на бледном лбу. Сначала Джулия подумала, что это всего лишь следствие отказа от наркотика, но потом увидела, как беспокойно мечутся глаза Пса по сырым замшелым стенам, и с удивлением поняла, что он боится. Просто-напросто боится подвалов, и всеми силами пытается удержать страх в узде.