И в этот момент крысолову отчаянно захотелось оказаться на улице, где-нибудь подальше от этого поезда, хоть в чистом поле, хоть в бурном потоке реки, хоть в окружении голодных волков где-нибудь в лесу. Потому что крысолов почуял опасность, по сравнению с которой волки — плюшевые игрушки, разбросанные по комнате. А крысолов всегда доверял интуиции. А за интуицией стояло что-то еще… что-то вроде выработанного рефлекса выживания.

— Ну-ка, Ыть! — крысолов полез в плащ и выудил шевелящийся сверток.

— Что это? — выглянула из-за плеча муза.

— Что-то вроде удавки. Будешь задавать много вопросов — одену. — Крысолов положил сверток на ладонь. Ыть дрожал всем телом, пульсировал страхом, был воплощение страха. А что может испугать существо, которое питается волшебством? Только другое существо, которое тоже питается волшебством, но настолько большое и сильное, что легко избавляется от конкурента путем его тотального устранения.

— Кажется, нас ищут. — пробормотал крысолов. — Тебе нужно собрать какие-нибудь вещи? Мне тоже не нужно, отлично. Пошли. — И он заторопился по коридору в сторону выхода, таща музу за собой.

— Что происходит? Кто ищет? Меня ищут? Или то, что ты украл?

Люди в ужасе пытались укрыться в своих купе, а те, кто не успел, жались в стены и, спотыкаясь, бежали впереди. Некоторым казалось, что в их головах сейчас произойдет взрыв.

Крысолов распахнул дверь вагона, откинул ступеньки и спустился. Удавка натянулась.

— Я никуда не пойду, пока не объяснишь! — потребовала муза. — Хоть руку отрежь. Себе.

— Отрежу, но тебе! Мне не охота сейчас встречаться с кем-нибудь из Хранителей…

Что-то привлекло внимание крысолова. В это же мгновение справа раздался чудовищный взрыв. Вечер мгновенно окрасился в багровые тона — взорвался первый вагон. Крысолова обдало порывами горячего ветра.

— Хватит препираться! — рявкнул он. — Быстрее!

Муза, кажется, поняла, но не успела сделать и шага, как вагон начал крениться в обратную сторону. Все вагоны начали заваливаться на бока, одновременно. Раздался ужасающий скрежет, слившийся с воплями испуганных людей. Кто-то пытался выпрыгнуть, прыгал, падал, кричал.

Удавка натянулась до такой степени, что у крысолова свело всю руку.

Черт с ней, черт с ней!

Крысолов провел пальцами по удавке, и та лопнула, освобождая. Крысолов попятился назад, увидев на секунду испуганные глаза музы. А потом она пропала в темноте двери. Вагоны падали, люди кричали. Раздался еще один взрыв — пламя охватило второй вагон, а ветер уже был не просто горячим, а обжигающим.

— Ты где?! Крыс…ов…де…ы?!!

Крысолов поднял голову и увидел музу. Она пыталась выбраться. Вагон наклонялся медленно, с неохотой, скрежетал и ухал металлическим эхом.

— Помоги мне, слышишь? Помоги! Пожалуйста! — муза высунулась почти наполовину. Может быть, она бы успела вылезти, но тут показался еще один человек, которому, видимо, было глубоко наплевать на спасение окружающих. Он подмял хрупкое тело музы, используя ее плечи, как опору, и начал выбраться сам.

От третьего взрыва задрожала земля. Обрывки пламени расползлись змейками по траве. Спасающиеся люди разбегались в стороны. Человек выбрался уже наполовину. Откуда-то из недр вагона, сквозь скрежет, до крысолова донеслось слабое, едва слышное: "По…оги!"… А если вагоны взрываются по очереди, то осталось всего три…

Впервые за много лет крысолов растерялся.

Он был вором, но не убийцей. Он убивал, если вынуждали, но никогда — специально. А мама учила его, что нельзя оставаться безучастным к чужому горю. А Брокк говорил, что людское горе — это прокисшее молоко, которое люди пытаются сцедить на голову других… Но ведь никто и никогда не просил у крысолова помощи. Брокк не в счет, Брокку крысолов был должен…

Еще один взрыв. Крысолов не удержался на ногах, упал на колени. Человек уже выбрался из вагона и почти добрался до края — но в этот момент вагон рухнул таки на бок, и от удара человек с воплями соскользнул куда-то вниз. Яркая вспышка света выхватила из темноты очертания рухнувшего на бок поезда, будто полумертвый питон бился в конвульсиях, угодив головой в костер. А в голове крысолова внезапно возникли образы падающих самолетов — тех самолетов, которыми крысолов хотел управлять много лет назад. Но ведь если самолеты упадут, то никакого полета над облаками, в лучах солнца больше не будет. Никогда.

И крысолов решился. Черт с ними, с Хранителями. Он в два шага преодолел расстояние до поезда и быстро взобрался наверх. Низ вагона (который формально теперь был его боком) походил на вываливающиеся внутренности того самого питона. Внутренности, за которые удобно хвататься.

Наверху суетились люди. Музы нигде не было видно. Крысолов оттолкнул какого-то человека и прыгнул внутрь.

— Муза! — позвал он, щурясь в дрожащем мраке. Блики света от огня на улице только мешали.

Снова что-то взорвалось. Воздух вагона наполнился тяжелым гулом и скрежетом, пол под ногами задрожал. Кто-то схватил крысолова за руку.

— Это благородство или безумный поступок? — спросила муза дрожащим от испуга голосом. Под левым глазом быстро набухал синяк.

— Это кислое молоко, которое я только что выпил. — Выдохнул крысолов. — Быстрее, пойдем!

Они добрались до выхода, расталкивая людей. Крысолов подсадил музу, потом начал выбираться сам. Оглушительный взрыв вышиб точку опоры и отшвырнул его назад, в вагон. Из глаз брызнули яркие слезы. Что-то больно впилось в левый бок.

"Последний вагон! — вспыхнула мысль. — Последний вагон перед нашим…"

Он попытался открыть глаза, но сделать это было не так-то просто. Крысолов ощупал бок, засунул пальцы в дыру в плаще и провел по рваной ране, из которой хлестала кровь. Плохо дело. Пора убираться, пока не поздно. Вернее — если не поздно.

Крысолов тяжело поднялся. Давненько он не ощущал себя настолько плохо.

Времени в запасе чудовищно мало — минуты две-три, не больше. Возле входа началась давка. Некоторые били стекла и выбирались наружу. Крысолов замахал свободной рукой, но люди были в таком ужасе, что не обратили на него никакого внимания. Вот ведь ирония судьбы — первый раз в жизни решил кому-то помочь, и так все обернулось…

Над головой с оглушительным звоном разбилось стекло. Крысолова осыпало осколками и обдало потоком горячего ветра. В разбитом окне показалась муза.

— И долго тебя ждать? — крикнула она, — Давай быстрее, а то взлетим оба и уж точно не на самолете!

Крысолов подпрыгнул и, не обращая внимания на боль в боку, начал карабкаться наверх. Ветер обжег его лицо. Было светло, как будто солнце передумало закатываться и вернулось в зенит.

— Быстрее, быстрее! — муза схватила его за плечи и помогла. А потом они вдвоем спрыгнули в траву и побежали. Спустя пару секунд вагон за их спинами взорвался.

В своей жизни крысолов летал всего два раза — и оба раза уложились в прошедшие пятнадцать минут. Крысолову показалось, что кто-то с большими кулаками ударил его в спину с такой силой, что тело перестало сопротивляться земному притяжению и взмыло в воздух. Еще крысолову показалось, что у него горят волосы, а потом ему показалось, что кто-то натолкал в нос и рот горячих углей. А затем крысолов упал, проехал по влажной траве животом, содрал кожу с носа и, кажется, остался жив.

Правда, времени на раздумья не было. Хотелось пожить чуть подольше. Крысолов перевернулся на спину и увидел в ста метрах от себя пылающий вагон. Почти мгновенно взорвался следующий. Горящая цепочка вагонов была уже длиннее той, что не горела.

— Кажется, мы все еще живы! — раздалось сбоку.

— Немудрено. Ты же муза.

— Но сгореть я уж точно могу.

— Все может быть. — крысолов поднялся. — Пора уходить. Если это Хранитель, то какой-то совершенно чокнутый. Такое ощущение, что он получает удовольствие от взрывов.

— Может быть, он такой же фанатик, как и ты? — ввернула муза, тоже поднимаясь. Ее личико было все в грязи, волосы спутаны, а свадебное платье превратилось в черные лохмотья. — А их, Хранителей, много? Что же ты такого украл?..