— Почти бессмертным. Он все же умер.

— Мама всю жизнь рассказывала, что он был военным летчиком и погиб, выполняя секретное поручение! Я же из-за этого пошла работать в милицию. Я же всю жизнь хотела стать похожей на своего отца… — бабушка Фима ссутулилась и вдруг стала похожа на совершенно обыкновенную бабушку, сломленную очередями в больнице, инфляцией, маленькой пенсией и невежами-внуками. Семену захотелось подойти и легко приобнять ее за плечи.

— Будь жива моя мама! — тихо сказала бабушка Фима. — Я бы ей так врезала! Зачем всю жизнь обманывала? Не могла нормально сказать, кто был у нее муж. Стеснялась она, видите ли, стыдно ей было за мужа-волшебника! Напридумывала летчиков! Дочке жизнь испортила! Сделала из женщины непонятно что, диктатуру пролетариата, блин! И чуть внуков своих и правнуков до такого же не довела! Благо я вовремя за ум взялась! Хоть сына и дочурку нормально воспитала, не обманывая и не вводя в заблуждение! Эх, мама, мама!

Бабушка Фима воинственно оглядела присутствующих. Призрак, казалось, смутился. Даже Вячеслава перестала выдергивать локоток из крепкой бабушкиной руки.

— Я так понимаю, что артефакт может уничтожить всю магию. — сказала бабушка Фима. — Наш таинственный вор украл артефакт, чтобы именно это и сделать, верно?

— Верно. — сказал Гайозет.

— Тогда я не понимаю, почему мы должны его останавливать? Ну, пусть завершит начатое, и будет душенька этого вашего Брокка спокойной. А? Верно бабуля говорит?

— Не совсем. В корне недопустимо.

— Это почему?

— Во-первых, за то время, что существует магия, она стала частью порядка, частью мира, причем неотделимой. С помощью магии строят дороги, возводят здания, мосты, очищаю водоемы от грязи, даже размножают редких животных. С помощью магии лечат неизлечимые болезни, летают в космос, изобретают вечные двигатели…

— Хорошо, хорошо. Это я поняла! Что там "во-вторых"?

— Этого недостаточно? — ужаснулся призрак.

— Честно? Не очень.

— Хорошо. Магия слилась с миром живых и с миром мертвых. Мы, призраки, существуем только благодаря магии. Мертвый мир, мир мифических богов, мир фей, эльфов, орков, других волшебников — все это питается магией. Если магии не станет, конец света обеспечен не только на земле, но и вне ее пределов. Вы хотите допустить, чтобы исчезли, растворились, ушли в небытие целые народы?

Бабушка Фима пожала плечами:

— Сказать по правде, я не слишком с ними знакома!

— Но ведь в мире мертвых обитают и ваши родственники! Вы можете пообщаться с ними при помощи спиритических сеансов! Вы можете просто поболтать, или передать важные сообщения! Поймите же, никто не хочет исчезать! В том числе и призраки!

— А у меня, значит, дар.

— И у вас, поскольку вы самый близкий родственник бродячему волшебнику, и у ваших детей и внуков. — кивнул Гайозет.

Бабушка Фима задумчиво потерла подбородок.

— Знаете, тут надо подумать. Взвесить все "за" и "против". Слишком необычная просьба…

Зеленая волна вокруг пошла рябью. Растворились призрачные лица.

— Он идет, он идет! — зашептали призрачные голоса.

— Кажется, мне пора! — Гайозет поклонился и нырнул в зеленую полосу.

— Постой, я еще не все сказала и обдумала!

Дождь продолжал накрапывать. Бабушка Фима поежилась и повернулась к Семену. Вид у нее был, все-таки, растерянный.

— И что мне теперь прикажите делать? — спросила она.

Массивный ствол дерева задрожал. Ветки затряслись. По стволу спускался Человек без имени…

Сначала крысолову казалось, что он куда-то падает. Ощущения вызывали дурноту, к горлу подступал горький комок, желудок сводило, а конечности деревенели от холода. Крысолов рассчитывал куда-нибудь, в конце концов, упасть.

Потом стало казаться, что воздух вокруг сделался вязким как желе. Крысолов открывал рот, но воздух не проникал в легкие, а забился в горле…

Кто-то провел холодной ладонью по лицу, крысолов ощутил покалывание на веках и открыл глаза. Перед ним сидела муза.

— Привет! — сказала она.

— Привет. — голос был будто чужой, не его голос, далекий, хриплый с признаками долгой тяжелой болезни. — Где мы?

Муза пожала плечами:

— В какой-то гостинице. Не знаю.

— Что мы тут… делаем?..

— А ты как думаешь? — спросил кто-то.

Крысолов огляделся. Каждое движение отдавалось в висках глухими пульсирующими ударами боли. Последний раз крысолов ощущал себя также безнадежно плохо, когда отбил себе селезенку в девятом классе. Крысолов неудачно научился кататься на велосипеде, покатился с горки и врезался в припаркованный у киоска автомобиль. Помимо дикой боли в боку и суставах, ситуацию усугубляли две велосипедные спицы, проткнувшие ногу… Сейчас крысолову казалось, что такие же спицы пронзают его мозг.

Он лежал на койке у маленького квадратного окна с решетками. Комнату заливал мутный желтый свет одинокой лампочки под самым потолком. В комнате больше не было мебели. У стены напротив стоял паренек невысокого роста, с таким бледным лицом, будто он целый день сдавал кровь на нужды населения. Чуть поодаль сидел на корточках паренек в очках и вертел в пальцах обыкновенную пуговицу. Пуговица слегка светилась изумрудным.

— Привет, ученик чародея! — сказал человек в очках безо всякой иронии. Глазки у него так и бегали. Лицо показалось крысолову смутно знакомым, но спицы в мозгу дрожали и мешали сосредоточиться.

Внезапно крысолов вспомнил об артефакте, шевельнул рукой, но вовремя остановился. Паренек в очках заулыбался, обнажая ровные белые зубы — слишком белые и слишком ровные, чтобы быть настоящими.

— Все нормально. Я не трогал твою прелесссссть. — произнес он. — Я боюсь, что могу не сдержаться и уничтожить артефакт раньше, чем загляну в мертвые глаза твоего хозяина, Вор.

Ужасно хотелось сладкого. Особенно рафинада.

— Давно меня не называли Вором. — произнес крысолов. — Может, объяснишься?

— А есть смысл?

— Всегда и во всем есть смысл. — заметила муза. — Это я вам как генератор идей говорю.

— Ты заступаешься за человека, который тебя украл? А как же нейтралитет?

— Я не люблю злых людей.

— То есть я зло?

Муза не ответила, но выражение ее лица говорило о многом. Крысолов усмехнулся. Он готов был простить музе все ее ворчание, лишь бы она оставалась на его стороне… Или вновь дотронулась бы холодной ладонью до его пылающего лба.

— Мне вообще наплевать, кто ты такой. — сказал крысолов. — Объясни, что происходит? Откуда ты взялся? Ты Хранитель?

— Видимо, да. — ответила муза, стрельнув взглядом в сторону паренька в очках. — Только он сумасшедший Хранитель, потому что перебил всех остальных в больнице. Еще он сказал, что не любит, когда его называют Умник.

— Осторожнее, муза. — шепнул человек в очках. — У меня теперь есть имя!

— Умник! — выдохнул крысолов. — Так вот, как ты выглядишь. А я двадцать лет гадал…

— Двадцать два года, если быть более точным.

— Когда я встретился с Хваткой и Цербом…

— И Странный подоспел не вовремя, а то бы они прищемили твой куцый хвост…

— А я вовремя сообразил, что это ловушка…

— И Деликатный не успел пустить тебе пулю в лоб…

— Я бежал под дождем, а полы моего плаща горели…

— А я думал, что мой план удался…

— И, кажется, я видел нечеткий силуэт, который вынырнул из тени…

— Да. В тот день я промахнулся. — паренек в очках убрал пуговицу в карман. — Я мог бы избавить мир от такой мрази, как ты, одним удачным выстрелом. Но не повезло.

— Или, я вовремя увернулся. — крысолов невольно потер затылок. Боль отступала.

— Как бы там ни было, все в прошлом. — заключил паренек в очках. — Мы с тобой встретились снова. Можно сказать, это судьба. Я хочу убить Брокка, чего уж скрывать, а ты хочешь помочь ему уничтожить мир. При этом, я выступаю в роли злого гения, а ты у нас этакий добрый малый. Правда, муза? Нашепчешь ему на ухо, какой он милый парень?