Догорел факел, и ребят снова плотно обступила тьма.

Радостное возбуждение угасло вместе с огнем. Усталость и голод валили с ног.

Прилегли отдохнуть. Все молчали. Слышно было только тяжелое дыхание. Тугие толчки крови гулко отдавались в висках.

Холод быстро сковывал руки и ноги, подбирался к сердцу.

«Лучше идти, чем мерзнуть», — подумал Лан, но сил подняться у него не было.

Шум в ушах не проходил. Шум в ушах и голодное бурчание в животе.

— Там что-то шумит, — сказала Муна.

Лан и Зурр прислушались. И правда, что-то чуть слышно шумело впереди.

Один поворот, второй, третий — и за каждым следующим шум становился слышнее, заполнял собой все пространство пещеры. Уже можно разобрать — это шумит вода, падая с высоты.

Напуганный волк отказывается идти дальше, рвется с привязи. Муна старается успокоить его.

У крутого спуска ребята остановились. Мокрые камни стали скользкими. Куда идти дальше?

Вдруг Лан потерял опору и заскользил вниз. Несколько раз он больно ударился о Невидимые выступы и наконец с шумом плюхнулся в черную, с чуть заметными серебристыми бликами воду.

Не падение, не боль от ушибов, не опасность ошеломили его. Падая, он выпустил из рук чудесную Вещь Ауна. О горе ему!

Сверху доносились встревоженные голоса Муны и Зурра. Ребята окликали его. Он не отвечал. Стоя по пояс в воде, он в отчаянии шарил вокруг руками. Ему удалось найти лишь толстые палки, крепко перевязанные жилками, — вот все, что осталось от чудесной Вещи.

Лан завыл, застонал, призывая на себя наистрашнейшие из страшных кар злых дивов ночи. Он бился головой о скользкие равнодушные камни, колотил себя кулаками по лицу и груди. О горе! Он не сберег для людей великую мудрость, не донес чуда, рождающего огонь. О, лучше бы ему умереть!

Напуганные ребята, затаив дыхание, слушали горестные вопли Лана.

Когда отчаяние немного притупилось, к Лану вернулась способность воспринимать окружающее. Руками он ощупывал скользкие скалы, под ногами было твердое каменистое дно подземной реки. Была она неглубокой и не очень быстрой.

Где-то неподалеку в темноте падала вода, с мягким шумом плескалась на невидимых ступеньках, а тут уже текла она спокойно, и даже почему-то было не так темно, как будто вода могла источать свет.

Мальчик сделал несколько шагов по течению и задел головой о камни свода.

Неужели вода уходит под скалу? Лан нагнулся к самой поверхности воды и заметил, что вода впереди ярко блестит и серебрится.

— Дыра, там дыра! Там свет! — крикнул Лан. — Сюда! Скорее сюда!

Первым в воду скатился Зурр, за ним Муна с отчаянно вырывающимся волчонком на руках.

По пояс в обжигающе холодной воде брели они навстречу ярким бликам, разглядывая с удовольствием сумеречно освещенные скалы и живые говорливые струи черной воды с бегучими серебристыми блестками.

Вон впереди широкий поворот. Речка разливалась вширь и мелела.

Яркий, ослепительно яркий свет ударил в глаза. Ребята остановились: больно стало глядеть.

В широкое отверстие скалы вольно струился непрямой, отраженный солнечный свет.

Они еще не верили, что вырвались из тьмы гигантской пещеры, как не сразу верит в свободу птица после долгой неволи.

Жадно глядели на зеленую траву, на орла в синем небе, щурились на яркое солнце и смеялись или плакали. Разве тут разберешь?!

В радости Муна выпустила волчонка, и он первым оказался на зеленом берегу речки, вырывавшейся из-под мрачных скал на вольный воздух, на простор.

О Солнце! О добрый див Солнце!

Ты несешь тепло и свет и крохотному муравью, и злому тигру, и нам, людям. В добре своем ты для всех одинаково. Твой свет прогоняет ночь и будит цветы.

Когда ты сияешь — радость царит вокруг.

Когда щедры твои лучи, земля хороша и плодовита.

О, если бы ты не пряталось на ночь, злые дивы подохли бы.

О великий див Солнце!

Только теперь, выбравшись на зеленый берег, ребята почувствовали, как они смертельно устали.

Израненные ноги, едва отогревшись от студеной воды, нестерпимо заболели.

Несмотря на это, Зурр мгновенно заснул прямо на берегу, у самой воды. Лан, закрыв глаза и привалившись к корявому стволу дерева, мерно покачивал головой из стороны в сторону, как будто продолжал брести в глубокой воде.

Волчонок развалился на сухом бугорке поодаль, словно подох: весь вытянулся от морды до хвоста. Его шерсть, еще недавно лоснившаяся и отливавшая закатным солнцем, потускнела и свалялась комками.

Впервые Муна заметила, как осунулись и посуровели лица мальчиков…

Но где же снег? Где злобный зимний Сийю — ветер с колючей, царапающей лицо ледяной пылью?

Солнце согревает и убаюкивает, тихий звон ласкает слух, и клубящийся теплый туман сна обволакивает и небо, и горы, и реку…

Разбудил их яростный визг и шум жестокой битвы: на противоположном берегу речки, под громадными ореховыми деревьями, насмерть бились два секача-кабана.

Земля вокруг взрыта острыми копытами, страшные изогнутые клыки алеют от крови. Массивные коренастые тела кабанов передвигаются и разворачиваются с пугающей проворностью. Отступив, противники делают молниеносные броски вперед и сшибаются с такой силой, что стон стоит вокруг.

Со страхом, затаив дыхание, глядят ребята на эту схватку.

Нет, эти звери не их добыча. Даже взрослый охотник не решился бы напасть на секачей.

Все трое незаметно для себя передвинулись к горловине пещеры, откуда нескончаемо струилась речка, чтобы укрыться в случае опасности.

Наконец одному из секачей могучим ударом удалось опрокинуть противника и заставить его покинуть поле боя.

Тяжело дыша, победитель огляделся вокруг маленькими свирепыми глазками и, слегка пошатываясь, направился в заросли.

Когда опасность миновала, Зурр заковылял к ближним зарослям боярки неподалеку от речки.

Вскоре все трое торопливо поедали сладкие сочные плоды величиною с небольшое яблочко.

Лан и Муна утолили первый голод и перебрались повыше в гору, к кустам барбариса.

Сколько здесь кроваво-красных кислых ягод!

Так, перебираясь от куста к кусту, поднялись они по склону до громадного обломка скалы, вросшего в землю.

Муна вскарабкалась на мшистый обломок и восторженно воскликнула:

— О! Гляди туда, Лан!

С высоты скалы видно было далеко. Солнце щедро освещало неширокую долину меж двух горных хребтов: за спиной у них поднимались высокие снежные вершины, впереди, за широкой бурной рекой, начинался подъем к крутому хребту.

Внизу, под самыми ногами, стремительно катилась речка, которая помогла им выбраться из страшной пещеры. Сверху в прозрачной воде отчетливо видна каждая галечка. Изогнувшись короткой дугой, речка вливалась в широкую полноводную реку: чистая, узкая ее струя долго виднелась на рыжеватой всклокоченной поверхности.

По ближнему склону спускались к водопою олени. Как же их много! Посчитать — не хватит пальцев на руках и ногах!

— Куда мы пойдем? — спросила Муна растерянно. — Где жилище наше? Почему был снег и холод, а сейчас так тепло, как две луны назад?

Лан ответил не сразу.

— Мы пришли из той большой горы?

— Да, — подтвердила Муна.

— А солнце пряталось за горой.

— Ну? — не поняла девочка.

— Значит, мы прошли под горой?

— Что ты, что ты! — Муна почему-то испугалась. — Наверно, мы умерли и дивы перенесли нас в Страну Предков.

— Ого-го-го! — завопил Лан. Он хлопнул себя по бедрам, схватил за руку Муну и потащил ее за собой к речке, выкрикивая на бегу: — Страна Предков! Страна Предков! Страна Предков!

Зурр выскочил из зарослей боярки с толстой палкой в руках. Он решил, что приближается опасность.

Захлебываясь, Лан сбивчиво стал объяснять ребятам:

— Мудрый Аун говорил повеление Матери Оленихи людям таж — найти дорогу в Страну Предков. Она велела идти к солнцу, и люди шли, но горы не пускали их. И тогда они пошли вслед за солнцем и пришли к большой реке. И река не пускала их идти дальше… Мы прошли через гору — гора пустила нас — и пришли в теплую Страну Предков…