Над камышовыми просторами скользили в воздухе медлительные цапли, пролетали стремительно стайки уток, неумолчно стоял птичий гомон.

Зоркий Пулат разглядел на берегу стадо кабанов. Вся команда по очереди рассматривала их в бинокль. Мальчики боялись шевельнуться, чтобы не спугнуть животных.

Неожиданно с левого берега донесся протяжный человеческий крик: «Э!.. Ва-ва-ва-ва-ю!..» — и затем трудноразличимые, смазанные расстоянием и пространством слова.

— Этому человеку нужна помощь, — неуверенно объяснил Пулат.

— Да, ишак у него попал в трясину, надо помочь, — сказал Серафим Александрович.

Лодка повернула к берегу.

По берегам Сырдарьи встречаются участки с вязкой солончаковой трясиной — батмаком. Это коварная ловушка для животных. Плотная поверхность как будто держит, не проваливается. Еще немного — вот и вода. Жадными губами животное припадает к воде и долго пьет. Можно бы и возвращаться, да не тут-то было! Ноги мертвой хваткой держит страшная сила. Медленно и неумолимо трясина засасывает свою жертву все глубже.

Пока лодка приближалась к берегу, охотник-казах торопливо рассказывал:

— Моя кунас-фазан гонял, ишак-шайтан река ходил. Теперь пропал, наверно, вай-вай!..

Лодка прошуршала бортами о камыши, за ними открылась маленькая мелководная бухточка.

Ишак погрузился глубоко, светлое его брюхо лежало уже на поверхности рыжей грязи.

— Совсем пропал! — причитал хозяин. — Хороший, умный был, много работал… Старый уже.

— Да, дело плохо. Не вытащить нам его, только напрасно мучить будем, — сказал Серафим Александрович.

По настилу из камыша мужчины подобрались к животному и продели веревку ему под грудь. Напряглись, побагровели от усилий, захлопала под ногами вода, тяжко вздохнул обреченный ишак.

— Нет, все кончено.

Охотник понимающе закивал головой.

— Пристрелить надо, чтоб не мучился.

— Йук[9], пуля мало, порох тоже мало.

Серафим Александрович подал ему свое ружье.

Охотник поцокал языком, погладил изукрашенные насечками стволы и, как показалось, без особой жалости прицелился в голову бедному животному.

— Постойте, амаке![10] Не убивайте его! — закричал Пулат. — Серафим Александрович! Давайте еще раз попробуем его спасти. У нас ведь есть саперная лопата, мы с Радиком откопаем его. Я вас очень прошу. Ему же жить хочется!

Охотник неодобрительно сказал Пулату на плохом узбекском языке: дескать, батыру не пристало бояться выстрелов и крови, но Серафим Александрович попросил охотника не торопиться стрелять.

— Ну что ж, давайте тогда приниматься за дело, — проговорил он медленно, прикидывая в уме, как лучше организовать спасательные работы.

По команде Серафима Александровича ребята подсунули весла под увязшего ишака, пока мужчины подтаскивали по камышовому настилу обе лодки вплотную к животному. Потом Серафим Александрович принялся энергично откапывать задние ноги ишака, не обращая внимания на ворчание хозяина. Ребята ворохами таскали камыш и подтыкали его под брюхо животного, обливаясь потом, углубляли ямы вокруг ног, вычерпывали из них воду.

Это и в самом деле была тяжелая работа.

Охотнику уже давно надоел этот никчемный, по его убеждению, труд, он присел у костра, на котором закипал чайник.

Наконец Серафим Александрович велел всем войти в лодки: он и Пулат — в одну, охотник и Радик в другую. Четыре весла поддели ишака и уперлись в борта лодок. Одновременно, по единой команде, все четверо навалились на весла-рычаги. Зачавкала, задышала злобно трясина, закричал от боли несчастный ишак, и с утробным вздохом трясина нехотя отпустила свою жертву.

Ишака выволокли на берег, с трудом поднялся он на ноги и, хромая, медленно побрел в сторону от страшного берега.

— Ура! — завопили ребята во весь голос, и эхо многократно повторило этот радостный торжествующий крик, а Серафим Александрович отсалютовал выстрелом из обоих стволов ружья.

Только хозяин, кажется, не испытывал удовлетворения и радости.

— Все равно пропал ишак, работать не сможет.

— Ну и что ж! — возразил ему Пулат. — Зато живой остался. Пусть он теперь считается на пенсии.

Потом присели у шалаша Бергена-ака[11] — так звали охотника — выпить чаю и обменяться новостями. Берген-ака спросил, далеко ли направляются путешественники и не заедут ли они в гости в кишлак Аит-Бузум, это близко от реки.

Серафим Александрович обрадовался, ведь в Аит-Бузуме живет его старый знакомый Юлдаш-бобо[12]. Они обязательно заглянут к нему.

Давно осталось позади место происшествия, а мальчики никак не могли успокоиться.

Серафим Александрович, усталый, но тоже очень довольный, стал оживленно рассказывать:

— Лет тридцать назад неподалеку от Чиназа в батмаке увяз верблюд. Тащили его, тащили, час был поздний, решили оставить до утра. Утром глянули — что за чудо? Пропал верблюд! А по батмаку следы тигра. Значит, тигр вытащил верблюда из трясины, переплыл с ним на другую сторону и там сожрал. Переправились на другой берег и, точно, нашли остатки верблюда. Вот какая силища у тигра!

— А интересно, кто сильнее: тигр или лев? — спросил Радик.

— Не знаю, но могу сказать, что в тугаях у тигра был серьезный противник. Кто бы вы думали?

Ребята недоуменно пожали плечами.

— Кабан. Да, да! Если матерому кабану удавалось заметить тигра раньше, чем тот прыгал ему на спину, то он сам нападал, и тигр тогда старался удрать. Только разъяренный кабан-секач часто бывал быстрее тигра, догонял и убивал его.

Ночевать остановились на большом острове. Серафим Александрович выбрал для лагеря высокий бугор. Пока мальчики растягивали полог, Серафим Александрович прошелся вдоль берега и нашел глубокую заводь. Тут обязательно должна быть рыба.

— Вчера, друзья мои, на кухне я дежурил, сегодня ваша очередь, — объявил он, вернувшись в лагерь. — Ну а кто из вас — решите сами.

Добровольно вызвался Пулат.

— Сумеешь уху сварить, Пулат-джан?

Серафим Александрович подробно объяснил мальчику, как варить уху: сначала варится мелкая рыба в марлевом мешочке — это для навара; содержимое мешочка потом выбрасывается, затем кладется лавровый лист, перец, морковь, лук и картофель, а в последнюю очередь — крупная рыба, нарезанная кусками.

— Это будет двойная уха. Все понял?

Пулат весело и быстро соорудил очаг. Возле углубления для костра вбил в землю две рогульки, на перекладину над огнем повесил ведерко с водой для ухи. Потихоньку насвистывая, нарубил дров, сноровисто почистил и помыл овощи и побежал к рыбакам.

Радька прямо светился от удовольствия. Он поймал первую рыбу. Правда, на большом кукане[13] его маленький подлещик выглядел неказисто, но Пулат с завистью потрогал Радькин улов.

— Ну, здорово! Молодец ты, Радька! Завтра моя очередь ловить.

— Не думай, что это так просто. Я вспотел, пока поймал мою рыбу. Может, ты ничего и не поймаешь на первый раз, но не огорчайся, я тебя научу.

Не хотелось Пулату уходить от рыбаков, да надо: рыбы уже достаточно и солнце низко.

Теперь, когда Радька сам поймал рыбу, Пулату особенно захотелось так сварить уху, чтобы Серафим Александрович похвалил его.

По праздничным дням дома у Пулата дедушка варил плов. Ох и вкусный же плов получался! Мальчик не раз наблюдал, как неторопливо и торжественно дедушка доставал из-за голенища сапога нож с красивой ручкой и узорами по лезвию и делал несколько надрезов на стручках красного горького перца, прежде чем положить их в казан[14].