После того как они скрылись из виду, никто из нас не проронил ни слова. Незнаю, как насчет Бреда и Келли, но лично мое представление о мироздании, ибез того уже изрядно пошатнувшееся, при виде этого кратера, окончательнорухнуло. Возможно, так на меня подействовали его размеры и льющийся свет.Скорее всего, ранние признаки несоответствия, сейчас, при виде этойчудовищной неправильности, дали о себе знать с новой силой и окончательнолишили меня способности передвигаться; меня теперь хватало только на одно —ошеломленно качать головой. Каких-то полчаса назад я сумел бы, если б меняоб этом попросили, определить, где я нахожусь и почему: я бы сказал, чтозабрался с сыном и с любовницей в пустыню, на расстояние шести дней верхомот Эджвилла, в самый центр пустоты, где когда-то, несчетные века назад, ещедо катастрофы, цвел прежний мир. Я считал бы это исчерпывающим ответом и неставил бы под сомнение свое место и цель в мире. Теперь же я ощущал себя вокружении чужаков, среди бескрайней тьмы, подсвеченной снизу, в абстрактнойпустоте, без малейших ключей к отгадке. Возможно, моя реакция выглядитчрезмерной. Сейчас я понимаю, что катастрофа назревала давно и была вызвана далеко нетолько событиями последнего дня; но это не делало ее менее внезапной.
Тишину нарушила Келли: она предложила спуститься в кратер, ибо иного выборау нас нет. Не помню, что я ей ответил — кажется, что-то насчет лошадей: дажеесли мы спустимся, то должны будем потом вернуться и пристрелить их — неоставлять же коней умирать от жажды! После этого разговор продолжался ещекакое-то время, но я не помню ни словечка. Видимо, мы начали спуск посклону, пораженные тем, что кратер становится еще шире и ярче — нас ждалазолотая бездна.
Мы находились уже в каких-то пятидесяти футах от подножия горы, над самымкратером, когда из темноты нас окликнул женский голос, приказав броситьвинтовки. Это было так неожиданно, что я подчинился без колебания. Думаю,обстоятельства не оставляли иного выбора: мы никого не могли разглядеть и несумели бы сопротивляться. Неподалеку раздались шаги, и я увидел среди камнейприближающиеся фигуры. Людей было много — то ли тридцать, то ли больше. Онисобрались вокруг нас; некоторых освещало зарево из кратера, но большинствооставались неясными зловещими тенями в надвинутых шляпах и длинных плащах.
— Кто вы такие? — спросил мужской голос, более низкий, чем окликнувший насженский, но менее злобный и даже смутно знакомый.
Мы назвали себя и объяснили, что приехали из Эджвилла.
— Боб Хиллард! — задумчиво повторил невидимый мужчина. — Вот черт!
— Парень с ним — его сын, — подсказал кто-то. — А девчонка работает уФорноффа.
— А вы-то кто, хотелось бы мне знать? — спросил я, не желая выдавать свойиспуг: ведь я предполагал, что мы оказались в лапах у Плохих Людей. Мнеследовало бы испугаться гораздо сильнее, но вся ситуация повергла меня втакое замешательство, что сейчас было не до переживаний.
— Некоторых из нас ты знаешь, — ответил мне еще один голос. — Уж меня, покрайней мере, точно.
Загорелась спичка, осветившая сначала руки говорившего, потом, когда отспички занялся факел, физиономию, похожую при такой подсветке на ликпризрака. Я узнал Клея Форноффа, хотя он отяжелел, зарос щетиной, выгляделизмотанным: его капризное выражение ни с чем нельзя было спутать.
— Если бы не он, я бы никогда здесь не оказался, — сказал Клей.
— Выходит, у тебя перед ним должок, Клей? — встрял кто-то.
— Сам знаешь, у меня не было другого выбора, — сказал я.
— Неважно, — ответил он. — Вышло так, что ты даже оказал мне услугу. Хотясам ты этого не предполагал, а посылал меня на верную смерть, ведь так?
Рядом с Клеем выросла огромная тень, отодвинувшая его в сторону.
— Если тебе хочется сводить счеты, то отложи это на потом, — раздался ужезнакомый мужской голос. Свет факела упал на говорившего, и моя догадкаподтвердилась: это был Уолл — детина с бровями филина, кудлатой седеющейбородой, толстыми губами, нависшим лбом, застывшим выражением безразличия нафизиономии. Из-под шляпы падали на плечи черные волосы.
— Черт возьми, Боб, — обратился он ко мне, — такому отвратительному стрелку,как ты, не стоило забираться за тридевять земель.
Я всегда восхищался Уоллом, а он, оказывается, запомнил меня как мазилу...Было от чего ощутить себя глупым беспомощным мальчишкой, разоблаченнымименно тем человеком, которого ты возводил в ранг героя!
— Я здесь по делу.
Уолл изучал Келли и Бреда, вытаращивших глаза на невиданного гиганта.
— Растерялись, да? — спросил он с добродушной усмешкой. — Вам сейчаскажется, что даже «право» и «лево» поменялись местами?
Я был поражен столь кратким и точным описанием моего состояния; можно былоподумать, что такая растерянность — обычнейшее дело, и поставить диагноз длялюбого не составляет труда.
— Что ты об этом знаешь? — задиристо спросил я.
— То и знаю, что все мы это испытали, — терпеливо ответил он. — Этоначинается с любым после пяти дней пути. У того, кто забирается сюда,вопросов обычно набирается больше, чем ответов. — Видишь ли, — он кашлянул исплюнул через плечо, — в больнице вас не только лечат. Капитаны обрабатываютвас, чтобы вы оставались довольны своей судьбой. Что-то вроде гипноза.Требуются веские причины, чтобы человек оттуда вырвался. Единственный путь —испытать сильные чувства. — Он склонил голову набок, испытующе глядя наменя. — Что привело тебя сюда?
— Моя жена Кири, — ответил я, силясь переварить услышанное. — Она потерпелапоражение в дуэли и с горя отправилась сюда умирать.
— Кири... — повторил Уолл. — Я ее помню. Она хорошо дралась.
— Мы думаем, что она там, в этой дыре, — вставил Бредли.
Уолл покосился на него.
— Очень может быть.
Его напускное безразличие подсказало мне, что если Кири действительноспустилась в кратер, то мы вряд ли снова ее увидим.
— Что-то я не пойму... — выдавил я и зачастил, пытаясь прогнать из головымрачные образы, связанные с участью Кири. — Что за чертовщина? ЗачемКапитанам понадобилось нас обрабатывать? Как это?..
— Полегче, — остановил меня Уолл, кладя руку мне на плечо. Рука была такойтяжелой, что я поневоле умолк. — У меня нет времени давать вам урок истории.По правде говоря, не знаю, многому ли смогу вас научить. Насколько нампредставляется, все обстоит примерно так, как говорят Капитаны. Хотя у меняесть подозрение, что людям, пережившим дурные времена, никакого выбора непредоставили: Капитаны просто поселили их там, где хотели, и обработали,чтобы они не роптали. Но кое-что все-таки сильно отличается от их версии.Во-первых, они нам не друзья: наоборот, они играют с нами, как с глупымихищниками. При желании они могли бы в два счета нас умертвить. Только этоиспортило бы всю игру. Наша роль — представлять для них опасность,будоражить, не давать покоя. Им это нравится. Поэтому наша задача —незаметно накопить силы, чтобы в один прекрасный день окончательноразделаться с «кукловодами». И этот день не за горами. Вы еще успеете узнатьподробности. Что вам нужно понять уже сейчас, — он опять сплюнул, — теперь ивы стали Плохими. Может, прямо сейчас вам это непонятно, но вы уже несможете вернуться, раз ваше состояние изменилось. Вас уже не тянет обратно.Теперь ваша жизнь здесь, так что используйте ее на всю катушку. А это значит— помогать во всем нам. Если мы совершаем налет на Эджвилл, чтобы раздобытьприпасов, вы участвуете в налете. Иного не дано.
— Если все это так, — сказала Келли, — то почему бы вам не открыть глазажителям Эджвилла, Уиндброукена, вообще всем людям?
— Возможно, в конце концов мы так и поступим. Но представь себе картину:банда Плохих врывается в город и начинает клеветать на Капитанов, будто они— враги человечества. Как на это посмотрят? Думаешь, нам поверят? Нет,извольте поскитаться по пустыне, прежде чем узнаете правду. А проделав этотпуть, вы уже верите в нее с первого раза. — Он прищелкнул языком. — Междупрочим, многие Плохие еще не присоединились к нам. Вот о чем придетсяпозаботиться, прежде чем просвещать Эджвилл.