В небе по-прежнему было пустынно. Только Солнце жарило, как сумасшедшее. Сияя азартной, ослепляющей улыбкой, оно направляло вниз все свои лучи и втайне мечтало расплавить хотя бы клочок скучной, предсказуемой Земли.

Уточнять направление у Солнца было бы опрометчиво, поэтому Орехоколка решила порасспросить местных обитателей.

— Есть здесь какой-нибудь оазис? — поинтересовалась она у беспокойной ящерки.

— Пссст! — сказала ящерка, высунув и тут же спрятав широкий раздвоенный язык.

— А вы оазисов не видали? — спросила Орехоколка у вылезшего из норы миниатюрного лиса-фенека. Фенек повертел острой мордочкой и уставился на утомленного жарой облачного пса. А пёс вытаращился на фенека, и они гипнотизировали друг дружку добрых пять минут.

«Уши! Какие у него длинные уши!» — проносилось в голове у одуревшего от зноя облачного пса.

«Почему это облако такое лопоухое? — хлопая глазами, недоумевал фенек. — Неужели на свете бывают лопоухие облака?»

Не добившись от фенека никакого вразумительного ответа, Орехоколка в отчаянии обратилась к черепахе. Но черепаха попалась неразговорчивая. Она поглубже втянула голову в панцирь и уползла восвояси.

Тем часом ветерки наперегонки мчались к Алжиру.

— Я первый отыщу Самума! — с запалом кричал Сальто.

— Ну уж нет, первым буду я! — не уступал Виэллис.

«А я вас всех поджарю», — ядовито ухмылялось Солнце. Правда, ему еще никогда не удавалось поджарить ветер. Но ведь всё когда-нибудь случается впервые.

Братья летели над сухими руслами древних рек, тоскливой серостью нагорий и звенящей тишиной солончаков. Ни звенящая тишина, ни тоскливая серость не произвели на ветерков большого впечатления. Разрезать воздух над сухой, безжизненной пустыней было весело и приятно. На горизонте, в знойном мареве, вот-вот должен был возникнуть Неуловимый Самум. Сальто решил, что у Самума непременно должны расти облачные усы. А Виэллис почему-то представлял его в белом, как у кочевников, бурнусе.

Однако ни усов, ни белого бурнуса у Самума не оказалось. Когда он возник в знойном мареве, из всей ветряной одежды на нем был один лишь коричневый тюрбан. Да и тот набекрень. Его волевое восточное лицо выглядело загадочно и утонченно и состояло сплошь из медно-красного песка. Это лицо величаво возвышалось над песчаной вихрящейся тучей и пытливо вглядывалось в даль зоркими глазами. Когда зоркие глаза увидали ветерков, лицо вместе со всей тучей пыли внезапно растворилось в воздухе.

— Надо же! Исчез! — разочарованно воскликнул Сальто. Разочароваться, как следует, у него не вышло, потому что и туча, и лицо Самума неожиданно появились прямо перед ним.

— А-а-и-и-о-о! — пропело лицо. — Вот уж не знал, что к нам, в нашу докрасна раскаленную Сахару, забредают такие экземпляры!

— Это я-то экземпляр?! — не сдержался Сальто. — Подбирай выражения!

— Да я ведь не со зла, — примирительно сказал Самум. — Я по-друж…

Но не успел он закончить фразу, как вновь испарился.

— Где? Куда? — заволновался было Виэллис.

— Да здесь я, здесь, — со вздохом сказало лицо у него за спиной. — Я, понимаете ли, постоянно пропадаю. Это проклятие всех Самумов. Наша мощь вызывает у людей трепет — они падают перед нами ниц и накрывают головы одеждой в знак почтения. А взметаемые нами тучи песка затмевают Солнце. Но наш триумф непродолжителен. Шквал длится два, от силы три часа. Даром что иногда с Грозой. Но Гроза союзница ненадежная. Сегодня она в настроении, а завтра — нет.

— Кстати, насчет союзников, — вспомнил Виэллис, поймав выскочившее из связки письмо. — Ночной ветер Эль-Экрос передаёт вам привет и просит совета в одном деле.

Вдруг из тучи багрового песка высунулась ветряно-песчаная рука Самума, аккуратно взяла письмо и тщательно запихала его под съехавший набок облачный тюрбан.

— При случае обязательно пошлю ответ, — пообещал Самум. — Мне, понимаете ли, катастрофически не хватает времени. Ни на что не хватает…

На последней фразе он трагично всхлипнул и вновь растаял.

— Однако во всём есть свои плюсы, — заметил он, появляясь над крупным оранжевым барханом. — Перед тем, как налетит шквал, пески начинают петь. Вам приходилось слышать, как поют пески? О! Они издают чудесные звуки, похожие на мелодию органа! Через несколько дней пески снова дадут концерт. Надеюсь, вы не пропустите это событие.

— Через несколько дней состоится событие поважнее, — ввернул Сальто. — Весна.

— Если мы присоединимся к торжественному полёту, возможно, нам удастся отыскать среди ветров дедушку Ветрило, — сказал Виэллис. — А вы его, часом, не встречали?

Неуловимый Самум возмущенно вздернул густые пыльные брови и опять исчез. На сей раз он материализовался над бурым каменистым плато — значительно дальше, чем предполагали ветерки. Оттуда Самум стал недоверчиво и осуждающе пялиться на братьев, как будто они спросили о чем-то запретном.

— Увиливатель, — буркнул Сальто.

«Наверняка он знает о дедушке, — подумал Виэллис. — Просто признаваться не хочет. Интересно, чем дед Ветрило так ему досадил? Ведь невооруженным глазом видно: Самум на него в обиде».

— Ваш дед бунтарь! — крикнул издалека Неуловимый Самум. — Комиссия из Центра Зарождения предлагала ему самые разные должности. Но он не захотел стать ни одним из ныне существующих ветров! Ни Пассатом, ни Бризом, ни даже Норд-Вестом. Мятежник! Я презираю его!

«Зато другие вольные ветры наверняка одобрили бы такой мятежный поступок», — с улыбкой подумал Виэллис. Дедушка Ветрило был не робкого десятка. Он в одиночку осмелился пойти против ветряных порядков и утёр этой Комиссии нос.

— Презираю! Презираю! А-а-и-и-о-о! — еще долго слышалось в пустыне, после того как Самум окончательно исчез. То ли пески решили для разнообразия исполнить что-нибудь кроме органного концерта, то ли в Сахаре непомерно разрослось и приумножилось эхо.

— Знаешь, — сказал Виэллис брату. — Я горжусь нашим дедушкой. Теперь я наконец-то понял, на кого хочу быть похожим. Не нужны мне никакие воздушные плащи. И почести мне тоже не нужны. Я стану таким же непокорным ветром, как он.

— Непокорным? А не боишься? — спросил Сальто. — Ведь взрослых, вообще-то, надо слушаться.

— Само собой, — согласился Виэллис. — Но поди разбери, кто из ветров взрослый, а кто просто прикидывается. Один скажет тебе дуть на запад, другой — на восток. Третий прикажет лететь на юг, а четвертый пошлет с поручениями на север. Иногда полезнее прислушиваться к себе. Если каждый будет следовать строго прописанному для него плану действий, где же здесь свобода? Дедушка Ветрило не побоялся чужих мнений и пересудов. Он выбрал собственный путь и стал дуть наперекор всему.

— Вот интересно только, в каком направлении, — проронил Сальто.

— Это, я уверен, скоро выяснится. А пока куда важнее отыскать Орехоколку и облачного пса.

Глава 17. Вредный и катабатический Мистраль

Орехоколке всё-таки удалось разговорить пустынных обитателей, и спустя несколько душных часов оазис наконец расплывчато замаячил впереди. Облачный пёс решил, что это мираж, потому что уже дюжина таких оазисов возникала и предательски исчезала у него перед глазами. Он уселся на раскаленный воздух и попытался изобразить на своей морде выражение крайнего презрения к оазисам.

— Р-р-рав! — сказал он. Но Орехоколка и слушать не стала. Она упрямо тянула его за облачное ухо, пока размытые, тонкие стволы пальм не сделались толстыми и осязаемыми, а от голубого озерца не повеяло свежестью. Из озерца чинно пили воду два оранжевых двугорбых верблюда. Они исподлобья взглянули на Орехоколку и облачного пса, непринужденно пошевелили ушами, после чего принялись пить с таким усердием, что казалось, через минуту от озерца не останется и следа.

Рядом, в палатке, сидели и что-то тараторили на своем непонятном языке загорелые бедуины. На появление Орехоколки и облачного пса они никак не отреагировали. Наверное, посчитали их очередным миражом. Бедуинам было жарко даже в тени. Они обливались потом, но снять белую бесформенную одежду никто почему-то не догадался.