«А спасу-ка я их от перегрева!» — загоревшись азартом, решила Орехоколка. Но только она так решила, как в кронах пальм зашумели ветерки.

— Ветер! Ветер! Прохлада! — радостно затараторили бедуины.

— Тысяча ветряных колокольчиков! — воскликнул Виэллис. — Вот вы где!

— Ставлю на что угодно, Орехоколка собиралась вновь кого-нибудь осчастливить! — рассмеялся Сальто.

— А что, нельзя? — сварливо поинтересовалась Орехоколка.

— Если ты рассчитывала уговорить бедуинов расстаться со своими балахонами, то лучше сразу брось эту затею. В пустыне просторные одежды защищают людей от обезвоживания и теплового удара. Отправиться путешествовать по Сахаре в одной лишь майке да шортах значит подписать себе смертный приговор, — со знанием дела сказал Сальто. Перекувырнувшись через голову, он еще немного подул на верблюдов и бедуинов.

— Мы тут, в пустыне, прохлаждаемся, а время-то не ждет… — многозначительно проговорил Виэллис. — Пора бы уже нанести визит Вредному Мистралю. Неизвестно, как быстро удастся отдать ему письмо, ведь, по слухам, он ужасно вредный. И если мы не успеем до весны, то не сможем присоединиться к всемирному полёту ветров. А значит, навряд ли встретим дедушку Ветрило.

— Тогда надо поспешить, — забеспокоился Сальто. — Ведь до весеннего праздника остаётся всего три дня!

— Что-то мне подсказывает, что дед Ветрило будет участвовать в Весеннем Шествии на свой манер. Потому что он вечно поступает всем назло, — сказал Виэллис, пролетая над зубчатой цепью Атласских гор.

— Из Центра Зарождения ушёл, — принялся загибать воздушные пальцы Сальто. — Самуму насолил. Да еще и Норд-Вестом стать отказался. Определенно, на этот раз он тоже выкинет что-нибудь необычное. В лучшем случае начнет делать всё наоборот, чтобы приобрести репутацию Аномального Явления. А в худшем…

— Только не говори, что он объявит ветрам бойкот и не полетит на праздник! — испугался Виэллис. — Он должен, просто обязан явиться к началу!

Вскоре полоса горных хребтов сменилась узкой полоской пляжа и чарующей синевой Средиземного моря. Ветерки мельком увидали кишащий людом, крикливый и нарядный порт с его пёстрыми флагами, железными кораблями и разноцветными деревянными лодчонками. Важные носатые корабли стояли в море, как будто были спаяны с водой в единое целое. Скромные лодчонки мирно покачивались у причалов. На пристани чинили сети и подсчитывали улов рыбаки, а рядом в надежде поживиться кружили плаксивые чайки. Эта мимолетом увиденная картина живо напомнила Орехоколке ее первое плавание с командой моряков и вечно дымящим махоркой капитаном. Ей припомнился вкус земных орехов, и на нее нахлынула ностальгия.

— Что вздыхаешь? Неужели тебе могла нравиться такая жизнь? — уловил ее мысли Сальто.

— Р-р-рав! — поддержал его облачный пёс.

— Теперь я даже толком и не знаю, — задумчиво ответила Орехоколка. — Когда летаешь вместе с ветром, можно повидать гораздо больше диковин, чем в заурядном морском плавании. Но одновременно с этим ты рискуешь упустить и много чудесных мелочей. С неба трудно разглядеть прожилки кленовых листьев, пушистый мех кота, блестящую на траве росу. Боюсь, небесным жителям недоступны маленькие радости жителей земли.

— Тогда уж и земным жителям недоступны радости небесных, — резко отозвался Виэллис. Он не был настроен философствовать. Сейчас его интересовала только встреча с Вредным Мистралем. И чем ближе друзья подлетали к Европейскому континенту, тем резче и грубее становился Виэллис. Сальто тоже почувствовал, что начинает грубеть.

«Влияние севера, — подумал он. — Чем дальше на север, тем холоднее внутри».

Вредный Мистраль дул, где и ожидалось — на Средиземноморском побережье Франции. В преддверии весны он утратил всякую сдержанность, сделался наглым и без зазрения совести вырывал с корнем молодые, недавно посаженные деревца.

— Совсем распоясался! — воскликнул Сальто. — Возомнил себя Ураганом!

— В некотором смысле он и есть Ураган, — хладнокровно произнес Виэллис. — Иногда скорость Мистраля может достигать трехсот километров в час. Он рождается благодаря охлаждению воздуха на холмах и горных плато. Сила тяжести увлекает его вниз по склону, и он неминуемо теплеет. От этого Мистраль приходит в бешенство. Какому северному ветру, кроме нас, понравится теплеть?!

— Да-а-а, — протянул Сальто. — Мне вот, наоборот, не нравится охлаждаться. Когда завершится наш «почтовый полёт», непременно обоснуюсь где-нибудь на юге. Скажем, над Бразилией…

— Ба! Что я слышу! — язвительно завыл Вредный Мистраль. — Северные ветерки-недомерки мечтают о южных странах?! Туда вам и дорога. Юг для слабаков. На севере место только сильным ветрам!

— Да он и впрямь в бешенстве! — прошептала Орехоколка на ухо облачному псу. — Глядишь, не успеем сосчитать до трех, как он сдует нас за экватор!

— Что вам здесь надо?! — свирепствовал между тем Вредный Мистраль. — Если поглазеть прилетели, то проваливайте! Давайте, дуйте на восточную часть Лазурного Берега. А не то понюхаете моей силушки!

Вредный Мистраль был гораздо вреднее, чем о нем рассказывали. Он обрушивался на города и деревни Прованса, где не стихал почти целый год. Если какой-нибудь местный житель отваживался выйти в поле, Мистраль тут же валил его с ног. Спешащих на работу горожан он швырял, куда ему заблагорассудится, и прижимал к стенам домов. В прошлом году ему пару раз удалось вырвать оконные рамы и разрушить одну деревянную изгородь, чем он был несказанно горд. А несчастных коз, лошадей и коров он хлестал так, словно хотел разорвать их в клочья.

Еще Вредный Мистраль слыл бездушным заглатывателем голосов. Он глотал голоса кричащих на улицах мальчишек и торговцев, а взамен награждал их ангиной. Ему доставляло удовольствие глотать сладкие голоса певцов, выступавших на открытой сцене. Лишь немногие были способны противостоять его неистовым шквалам.

Люди и животные ненавидели Мистраль. Его любило, пожалуй, только Солнце.

— Мы с тобой одного поля ягоды, — говаривало оно, светясь на небосводе. — Одного дуба жёлуди. Птицы одного полёта. Я сознаю свою мощь — и ты сознаёшь. Я довожу людей до белого каления — и ты доводишь.

Правда, Солнце всё-таки кое-что упускало из виду. Весенней порой люди Солнцу радовались, а Мистраль проклинали.

Пригрозив ветеркам силушкой, Вредный Мистраль решил, что нагнал на них достаточно ужаса, и вновь занялся деревцами на побережье. Но не тут-то было. От Сальто и Виэллиса так запросто не отделаешься.

— Мы не закончили, — сказал Виэллис, помахивая последним облачным письмом. — Извольте получить и расписаться.

— О-ля-ля! — вскричал Мистраль. — Да вы, мсье, напрашиваетесь на неприятности! Вы хоть знаете, с кем имеете дело?! Да я царственный катабатический ветер! Мои родители — известные на весь мир Атлантический Антициклон и Североморской Циклон. А слыхали ль вы о моих августейших братьях и сестрах? Говорят ли вам что-нибудь имена Эльвегуст Норвежский, Терре-Альтос де Рио, Ороси Японский и Санта-Ана Калифорнийская? Говорят, а?

— Если не ошибаюсь, это падающие катабатические ветра, — почесал в воздушном затылке Сальто.

— Вы слишком необразованны, чтобы рассуждать о таких благородных особах, — напыщенно заявил Мистраль. — Они не просто падающие катабатические ветра. Они величественно струятся с горных перевалов и приносят к подножиям гор похолодание. Только не смейте путать их с сухими и теплыми ветрами Дождевых Теней. Ни Фён, ни Чинук, ни Бергвинд не заслуживают звания катабатических. Это — привилегия Мистраля и его многочисленной родни.

Внезапно Вредный Мистраль поймал себя на мысли, что он, весь из себя такой принципиальный, разговаривает с какими-то третьесортными ветерками. От этой мысли Мистраль несколько опешил. Он посуровел, передернул воздушными плечами под широкой плотной мантией и, озлобленно вырвав у Виэллиса письмо, умчался досаждать жителям провансальских деревушек.