Сальто и Виэллис любовались в свете звезд пуговицами и вышивкой на своих честно заслуженных плащах. Они летели плечом к плечу с другими ветрами и чувствовали вокруг себя по-весеннему тёплые воздушные потоки. Но им было немного грустно оттого, что среди участников Шествия нет их гениального и своевольного дедушки.

— Секундочку! Как это нет?! — возмущенно воскликнул Сальто. — Глядите! Да вот же он!

Пока все ветры, ничего не подозревая, слаженно дули на запад, внизу, на земле, поскрипывая и хохоча, вращались лопасти старой мельницы. Причем вращались они не куда-нибудь, а исключительно на восток.

— Э-эх, я вам, бездельники, покажу! Вас, разгильдяев, уму-разуму научу. Я еще хоть куда, и пороху в пороховницах у меня ого-го! — кряхтела мельница.

Стоило лишь немного присмотреться да прислушаться, чтобы понять, что мельничные крылья вращаются не сами по себе. Их вращал упрямый и неугомонный дед Ветрило.

— Дедушка-а-а! — на радостях закричал Виэллис.

— Ура-а-а! — во всю свою ветреную глотку заорал Сальто.

И оба они, что было духу, рванули к мельнице.

А в небе тем временем загремели воздушные фанфары, начали разрываться и блестящими лепестками опадать самодельные салюты из северного сияния. А потом грянул могучий хор ветров. Они пели о весне и о поре перемен. Они пели о том, что перемены придут в каждый сад и дом. В луга и в леса, и в речные долины.

А дед Ветрило бойко свистел у земли песенку собственного сочинения. И хотя эта песенка звучала не так внушительно, как гимн громкоголосых ветров, Сальто и Виэллис с радостью ее подхватили, чтобы поскорее разнести по всем направлениям.

В эту весеннюю ночь небо смеялось,

и смех его был столь заразителен,

что наутро звенящей капелью засмеялась земля.