– Но…

– Вы тоже, Марион. Садитесь на тот конец дивана.

– О, если вы хотите. – Марион слегка пожала плечами. – Я ни слова не понимаю, но если вы хотите…

– Ничего не выйдет, Марион. Не притворяйтесь, что вы ничего не знаете о шантажистке из «Мулен Руж».

– У меня нет ни малейшего представления…

– Сядьте там, обе. Мы попали в неловкую ситуацию, и у нас не слишком много времени. – Гарт подождал. – Так-то лучше. Бетти, когда сегодня вечером инспектор Твигг явился на Харли-стрит и сказал, что хотел бы поговорить со мной по поводу кое-кого, кто ведет двойную жизнь, ты ударилась в панику и убежала. Это понятно, и никто тебя не упрекает. Но что заставило тебя отправиться сначала в хэмпстедскую полицию, а потом сюда? Откуда ты узнала о Марион и Винсе? Я ведь даже не упоминал о них.

– Это все – случайности. Я лучше расскажу вам о Глинис.

– Твоей сестре?

– Да.

Марион, наверное, было легче: она была от природы любопытной и, казалось, не испытывала явной неприязни к Бетти.

Но Бетти вдруг оставила вся ее отчаянная решимость. Она задумалась над тем, что наговорила этим незнакомым людям. Потом встала, резко махнула рукой в перчатке, отбежала к стене и повернулась лицом к остальным. Темно-синий костюм из саржи и белая блузка подчеркивали ее женственность.

– Я… – начала она.

– У тебя есть две сестры, – подсказал Гарт. – Ты родилась в Хокстоне, а поскольку жилось семье нелегко, вы, все трое, учились на танцовщиц.

– Да, у Глинис единственной это получилось. Она на год старше меня. Она даже не очень на меня похожа, если бы с тех пор, как я вышла замуж за Гораса Колдера, не стала нарочно одеваться так же, как я. Такое у нее чувство юмора, если это можно так назвать. И это приносит одни неприятности. Глинис всегда говорила, что я…

– Что?

– Ханжа! – выкрикнула Бетти. – Я всегда ненавидела нашу жизнь. Я ненавидела ее. И не отрицаю. Семь лет назад Глинис получила свой первый ангажемент в «Мулен Руж». Через год она написала мне в Англию, что получает бешеные деньги (разумеется, мне она ничего не прислала) и что найдет мне занятие в Париже, если я к ней приеду.

«Занятие» заключалось в том, что я должна была выступать в роли ее компаньонки и подменять ее, когда она куда-то не могла приехать сама. Естественно, я все знала о ее мужчинах. Это не очень приятная история, но, клянусь, я понятия не имела, что дело кончилось шантажом или попыткой шантажа.

Осенью 1902-го Глинис ненадолго вернулась в Англию. Банкир по фамилии Далримпль пустил себе пулю в лоб, Глинис струсила и, когда полиция ее допрашивала, назвалась именем Элизабет Стакли. Вы можете мне не верить, но я ничего не знала об этом до тех пор, пока не оказалось слишком, слишком поздно.

Глинис умела привязывать к себе людей, когда хотела. Но в следующем году ее отношение ко мне изменилось. Сэр Горас Колдер, губернатор Ямайки (служащие называли его главнокомандующим), увидел меня в Париже и предложил мне выйти за него замуж. Я сначала не поверила, что он говорит серьезно, но он не шутил. Ну, я приняла предложение. Ему было почти семьдесят три, но я согласилась. Я говорила вам, что это не слишком приятная история. Глинис все смеялась и смеялась, но она уже почти лишилась рассудка.

Бетти говорила без истерики, не слишком громко, с тем странным равнодушием, какое иногда напускала на себя.

– Я согласилась, – сказала она. – А вы не согласились бы, миссис Боствик?

Марион рассмеялась. Этот звонкий смех всегда действовал Гарту на нервы.

– Ну, миссис… или нет, леди Колдер, не так ли? – ответила Марион, прежде чем он вмешался. – Я и впрямь не знаю. Я могла бы это сделать, хотя едва ли. Все-таки он был старик. А я предпочитаю мужчин моложе. Много, много моложе.

Винс Боствик вынул сигарету из серебряного портсигара, разломил ее надвое и выронил на пол.

– Осторожно! – сказал Гарт. – Бетти, время истекает. Ты закончила?

– Я думаю, самоубийство немного напугало Глинис, и, пока я была на Ямайке, она уехала в Трувиль…

– В Трувиль?

– В Нормандию.

– Я знаю, где это, Бетти. Дальше.

– Глинис жила там до прошлого года. Мой… мой муж умер. Хозяева в «Мулен Руж» поменялись, люди тоже, почти все. Она вернулась – сказала, что ее фамилия теперь Колдер и что она снова хочет работать. Французы любят титулы, но это не помогло бы, если бы она и в самом деле не была хорошей танцовщицей (ты понимаешь, Дэвид?). Я была прошлым летом в Париже, но ничего не знала до тех пор…

– До каких пор?

– Пока две недели назад Глинис вдруг не приехала ко мне в коттедж и не рассказала мне все. – Бетти повернулась к Гарту: – Ее уволили с работы за пьянство. Она требовала денег, я ей дала. Мне надо было помириться с ней. Я могла бы доказать, что никогда не была шантажисткой или… или чем-то другим, хотя Глинис смеялась и говорила, что я ничего не докажу. Но что толку? Я ведь была танцовщицей. Две недели назад я думала, что скорее умру, чем позволю тебе узнать об этом. Вот теперь все.

– Нет, Бетти, это не все. Здесь Марион и Винс, откуда ты узнала об их существовании?

– Меня интересовало все, что связано с тобой. Они – самые близкие твои друзья. Так сказал Хэл Омистон.

– Опять мой племянник. Он сказал тебе?

– Да. Он сказал, что был довольно хорошо знаком с миссис Боствик.

Четыре лампы люстры светили так же ярко, как и в кабинете Гарта. Бетти стояла у стены. Марион сидела выпрямившись на кожаном диване.

– Поскольку он племянник Дэвида, – заявила Марион, – едва ли стоит удивляться тому, что и Винс, и я знакомы с ним.

– Едва ли, – согласился Гарт, не глядя на нее. – Когда ты уехала с Харли-стрит на такси, куда ты направилась в первую очередь?

– В дом номер 386, Гайд-парк-Гарденз. Хэл назвал мне этот адрес.

– Зачем ты пошла к Боствикам?

– Доктор Гарт, пожалуйста, не надо! У меня… у меня были причины.

– Это и есть то, что я пытаюсь выяснить. Бетти, милашка Глинис шантажировала тебя. А кого-нибудь еще?

– Я… не… не знаю.

– Марион, – продолжал Гарт с умоляющим видом, – вы все еще утверждаете, что до сегодняшнего вечера в глаза не видели Глинис Стакли, иногда называвшую себя Элизабет Стакли?

– Утверждаю.

– А ты встречал ее, Винс?

– Нет, старина, – невозмутимо ответил Винс. – Почему ты спрашиваешь?

– Только потому, что инспектор из Скотленд-Ярда думает иначе.

– Ты шутишь, старик?

– Не шучу. Я хотел бы убедить и тебя, и Марион, что дело слишком серьезно, серьезнее быть не может. – У Гарта разболелась голова. Черные обои с пятнами, как кляксами, тусклого золота, казалось, кружились вокруг него. Кружилось и милое, сосредоточенное, озабоченное лицо Бетти. – Так или иначе, Бетти, – добавил он, взяв себя в руки, – но твое нежелание объяснить, зачем ты отправилась на Гайд-парк-Гарденз…

– Одна из причин… – начала Бетти. – Я подумала, что ты можешь отправиться туда с Харли-стрит. Ты сказал мне, что будешь обедать «с друзьями». Я только-только завела машину и тут услышала, как мистер Филдинг кричит по телефону. Он разговаривал с миссис Боствик и казался очень расстроенным. Я не знала, что миссис Боствик не дома.

– А еще ты подумала: «А что, если Глинис опять возьмется за свои игры?»

На это Бетти ничего не ответила.

– На Гайд-парк-Гарденз, – теперь она обращалась к Марион, – я поговорила с дворецким, представившись ему вашей подругой. Вы простите меня, миссис Боствик?

– Зависит от того, – отозвалась Марион, – что вы ему сказали.

– Совсем ничего! Я только сказала, что я ваша подруга, и спросила, когда можно с вами увидеться!

– В самом деле? – осведомилась Марион.

– Никто не пытается вас обидеть, миссис Боствик. Поверьте мне: никто не старается задеть вас!

– В самом деле? – повторила Марион.

– Минутку, дорогая, – вмешался Винс, уже совершенно другим тоном. Его твердость и обаяние полностью вернулись к нему. – Позволь мне поговорить с леди.

Бетти, повернувшись к Гарту, безнадежно махнула рукой, но Винс перехватил ее взгляд и не позволил ей уйти от разговора. Высокий и худощавый, в безупречном сером костюме с цветком в петлице, он больше не был Винсом, остроумным бездельником, извиняющимся за то, что читает слишком много книг. Он стал Винсом, мудрым адвокатом, готовым в порыве симпатии поцеловать пальчики Бетти.