-- Ну ты трепло!
-- Уедешь в Штаты, будешь играть на улице. У ног -- твоя вязаная шапочка, на брюхе -- постаревший "Гибсон"...
-- Его ж сломали.
-- Других "Гибсонов" на земном шаре нет?
-- Вообще-то есть...
-- Мы его тебе скоро купим... Не сбивай меня!.. Значит, в Штатах грин-карту тебе так и не дадут. Ты вернешься в Москву, устроишься на хилый окладишко завхозом в техникум легкой промышленности...
-- А такой есть? -- недоверчиво сощурился Эразм.
-- Есть... В техникуме тебя окрутит девочка-первокурсница. Ты женишься, нарожаешь троих детей, и она тебя бросит, удрав с хахарем в Европу...
-- Да или ты! -- оттолкнувшись затылком, сел на скамье Эразм. Голова сразу опустела, и он забыл, чем же хотел возмутиться.
-- А про себя рассказать?
-- Ну ты даешь!.. Трое детей!.. Да я этих мокрозадых на дух не перевариваю!..
-- А я буду играть в группе до конца. До седины. Впрочем, я рано поседею. Наследственность, старичок, гены... Потом уйду преподавать в "гнесинку", буду воспитывать эстрадников, ни одного путного не воспитаю. Женюсь, но детей не будет. И мы возьмем девочку из детдома...
-- Ну ты трепло!
-- Игорек тоже будет в группе до конца, до самого развала. Он не поседеет. Рыжие плохо седеют...
-- А Санька?
-- Он уйдет от нас через год. Станет известным солистом. Как Малинин. А потом пропадет после ангины голос, и он засядет за письменный стол.
-- Композитором, что ли, станет?
-- Нет. Писателем. Детективщиком. И там здорово пригодится его ментовский опыт жизни.
-- Остался Андрюха, -- напомнил Эразм.
-- Андрюха?.. Ну, тут все предельно просто! Он продержится еще год после ухода Саньки. Потом свалит в политику, станет депутатом Госдумы от какого-то блока и будет через день светиться по экрану с шибко умными речами. Он отрастит купеческий живот и пересадит волосы с груди на лысину...
-- А этот... Альберт?
-- А что Альберт?.. Он -- не наш. Выступил, заработал свою долю от
первого приза, -- и все. Так и будет играть в кабаке, пока не
умрет от цирроза печени...
Вышедший из дома Андрей с хрустом потянулся в пояснице. Утром, со сна, он всегда выглядел лет на десять старше, чем днем. То ли от слишком густой щетины, то ли от мешков на подглазьях.
-- Зачем вы приз во двор вытащили? -- попрекнул он. -- Куры же загадят...
-- На солнце красиво, -- ответил Эразм. -- Интересно, за сколько его можно толкнуть?
-- Лимонов пять, не меньше, -- решил Виталий. -- А где Игорек?
-- Спит, -- обернувшись к двери, объявил Андрей. -- Как сурок...
-- Весь в меня, -- с удовольствием произнес Виталий. -- С кем поведешься, от того и наберешься.
-- А вот и Ромео!.. Только без Джульетты! -- повернулся к калитке Эразм.
Под ее уже привычный, уже родной писк во двор ввалился Санька. На нем слишком необычно для Перевального сидел новехонький темно-синий костюмчик, а в ботинках отражалось небо.
-- Ты что, по воздуху летел? -- посмотрел Эразм на ботинки, а
потом на густую пыль, плотно, по-мучному усеявшую землю у калитки.
-- Я на такси. Из Приморска. Мы с Машей того... Короче, вечером
чтоб все были у нас на теплоходе. Там будет это...
-- Ну ты шустряк! -- подкинула новость Эразма со скамьи.
Оставшийся на ее левой части Виталий в строгом соответствии с законами физики перевалился и с хрохотом упал на бетонный пол. Скамья торопливо накрыла его сверху.
-- Эразм, ты впал в маразм! -- с усилием сбросил он с себя деревянное чудовище.
-- Давай руку, -- протянул ему свою Санька. -- Нет, сегодня точно необычный день. Впервые в жизни слышу, чтобы ты так орал...
-- А гастроли? -- нахмурился Андрей. -- Вечером же вся толпа уезжает поездом на гастроли. Первый пункт -- Москва. Забыл, что ли?
-- Неужели ты не понял? -- повернулся к Андрею Эразм. -- Не врубился? Человек женится, а ты про какие-то вшивые гастроли!
-- Серьезно? -- густо покраснел Андрей. -- Да-а-а... Свадьба -- это тяжелый случай...
-- Практически клинический, -- поправил Эразм.
Под кудахтанье отлетающих от ее ног кур, из летней кухоньки выплыла на своих судах-галошах хозяйка и с грустным лицом объявила:
-- Завтрак, товарищи москвичи, готов!
-- Давай его сюда, мамаша, под навес! -- потребовал Эразм. -- Будем его пополам со свежим воздухом есть. В Москве такого кайфа уже не будет. Там от смога комары и мухи уже давно сдохли. Деревья пожелтели среди лета. Только мы, людишки неразумные, все ползаем...
-- Я -- пас, -- поднял руки ладонями к парням Санька. -- Такси...
-- Да подождет твое такси! -- гаркнул Эразм. -- Холостяком хоть
в последний раз с нами пожуй...
-- Такси, -- уже мягче, уже сдаваясь, произнес Санька.
-- Подождет! -- схватил его за руку Эразм. -- Их, козлов, воспитывать надо! А то оборзели вконец! Сколько им "бабок" за проезд ни давай, все мало!
-- Ну, может, хоть сказать ему, что я чуть подзадержусь? -- попросил Санька. -- Отпускать неохота. Больно у него "мотор" классный. Со стереомузыкой... Даже мобильный телефон в салоне есть...
-- Я ж говорил, что они нас обдирают, как липку! -- упрямо тащил Саньку к столу Эразм. -- Со своих кровных он, что ли, "мобилу" купил? С твоих денег! С денег таких пеньков, как ты! Подождет! Не упреет!
-- Ну, ладно, -- сдался Санька, но рукав пиджака из пальцев Эразма выдернул.
Хоть утром и не положено, но группа "Мышьяк" все-таки пила коньяк. По случаю прощания с великим и незабвенным Перевальным и ее хозяйкой. Впрочем, Санька только пригубил. Судя по активности при переворачивании рюмок в горло, его норму приплюсовал к своей Эразм. Все разговоры вертелись вокруг панка, порвавшего грамоту, и предстоящих гастролей. Игорек, оказывается, уже прибросил свой возможный доход от турне и "приобрел" на него "жигули" восьмой модели, новую бас-гитару "Штейнбергер" и путевку на две недели во Флориду с обязательным посещением Диснейленда. Почему именно во Флориду, а не на Канары или в Таиланд, он не объяснял. Пока он вслух мечтал, чавкая свежим помидором, Санька обменялся с Андреем загадочными взглядами. Только они вдвоем знали, что договор на гастроли грабительский, и на копейки, которые достанутся после них группе, вряд ли хватит на одни-единственные "жигули" пятой модели.
Скрип тормозов за забором оборвал розовые мечты Игорька. Все повернулись в одну сторону, к стене дома, как будто могли видеть сквозь нее.
-- Твой таксист, что ли, психанул и уехал? -- предположил Виталий.
-- А как это он так смог? -- не согласился Эразм. -- Сначала тормознул, а потом уже поехал?
Во двор влетела Маша. У нее было такое лицо, словно Приморск только что на ее глазах накрыло вулканической лавой.
-- Что случилось?! -- вскочил Санька, и отлетевшая табуретка закувыркалась по кустам помидоров, сбивая их и окрашиваясь в красный цвет.
-- Свадьбы не будет, -- сквозь слезы еле смогла произнести она.
-- Почему?! -- вскрикнул он.
-- У нас там... там... у набережной... теплоход горит...
-- Ничего себе! -- восхитился Эразм. -- Крутое видео! Дым -- черный?
-- Ага... Ка-ак смола, -- смахнула слезинку Маша. -- Там пожарных... пожарных...
-- А отец? Что с ним? -- торопливо спросил Санька.
Он только вчера познакомился с этим суровым на вид, но поразительно не суровым в разговоре человеком, и почему-то сразу ощутил его отцом. Во всяком случае, он хотел бы, чтобы у него был именно такой отец. Своего настоящего, погибшего в шахте, он совсем не помнил, а в лице Машиного отца, в его загорелой коже, морщинистом лбу, изъеденных оспой щеках жило что-то родное, шахтерское. Не хватало только угольной туши на ресницах и отхаркивающего кашля.
-- Отец там, на берегу. Он руководит борьбой за живучесть с
берега. Ходовой мостик задымлен, -- торопливо объяснила Маша.
-- А что горит-то? -- уже успокаиваясь, спросил он.