Когда она была в двух шагах от следующей площадки, у нее появилась надежда, что она выиграла, что ее грубость ошарашила его. Потом она услышала характерный звук расстегиваемой молнии. Позади нее он громко прошептал:

– Эй, Лаура, посмотри на это. Посмотри, что у меня есть для тебя.

Тон его голоса был сумасшедшим и ненавистным.

– Посмотри, посмотри на то, что в моей руке, Лаура. Она не оглянулась.

Она дошла до площадки и посмотрела на следующий пролет, думая про себя: «У тебя нет причин бежать. Ты не должна бежать, не должна, не должна».

С нижнего пролета Угорь сказал:

– Посмотри на эту большую «Тутси Роллс» в моей руке, Лаура. Она больше, чем остальные.

На третьем этаже Лаура прямиком направилась в ванную, где тщательно вымыла руки. Она смывала грязь, которую почувствовала после прикосновения к руке Шинера.

Позднее, когда она и близняшки Акерсон устроили свое ночное совещание на полу комнаты, Тельма захлебнулась смехом, узнав о том, что Угорь хотел показать Лауре «свою большую «Тутси Роллс». Она сказала:

– Он просто бесподобный, не правда ли? Как ты думаешь, откуда он перенял свою линию поведения? Может быть, газеты публиковали «откровения извращенца» или что-нибудь в этом роде?

– Дело в том, – беспокойно сказала Рут, – что он не отступил, когда Лаура стояла прямо перед ним. Я не думаю, что он отстанет от нее так просто, как отставал от девочек, которые сопротивлялись ему.

Этой ночью Лаура спала плохо. Она думала о своем необыкновенном ангеле-спасителе, о том, появится ли он так же таинственно, как раньше, и станет ли связываться с Вилли Шинером. Ей почему-то казалось, что на этот раз нечего было рассчитывать на него.

В течение последующих десяти дней августа Угорь вращался вокруг Лауры, как Луна вращается вокруг Земли. Когда она с близняшками Акерсон отправлялась в игровую комнату играть в карты или монополию, Шинер появлялся там через десять минут и принимался за мытье окон, полировку мебели или починку металлических карнизов, хотя все его внимание было явно приковано к Лауре. Если девочки искали уединения в углу игровой площадки за особняком, чтобы поговорить или поиграть, Шинер тут же появлялся в саду, неожиданно находя мусор, который нужно было убрать. И хотя третий этаж был исключительно для девочек, он был открыт для мужского персонала, обслуживающего помещения между десятью утра и четырьмя вечера, поэтому Лаура не могла чувствовать себя в безопасности в своей комнате в эти часы.

Хуже навязчивости Угря была его пугающая, усиливающаяся черная страсть к ней, его похотливый взгляд и капли пота, которые появлялись на его лбу, когда он находился в одной комнате с ней больше нескольких минут.

Лаура, Рут и Тельма пытались убедить себя, что угроза от Угря уменьшалась с каждым днем, что его колебания росли благодаря молитвам Лауры. В сердцах они знали, что надеялись убить дракона одним желанием, на самом деле не представляли всей опасности до того субботнего вечера, когда, вернувшись в комнату, они застали Тамми, ожесточенно уничтожавшую книжную коллекцию Лауры.

Библиотека из пятидесяти любимых книг, которые она привезла из своей комнаты над бакалейной лавкой, лежала под кроватью Лауры. Тамми вытащила их на середину комнаты и в ненависти порвала две трети из них.

Лаура была потрясена увиденным, но Рут и Тельма отталкивали девочку от книг и сдерживали ее.

Лауре было невыносимо больно видеть уничтоженные книги, которые купил ее отец, которые напоминали ей о нем и о своем счастливом детстве. Ее владения были такими скудными, что только сейчас она поняла, что они помогали ей противостоять против всех жестокостей жизни.

Тамми потеряла интерес к книгам, так как реальный объект ее гнева теперь стоял перед ней.

– Я ненавижу тебя, я ненавижу тебя! – ее бледное невыразительное лицо ожило впервые с тех пор, когда Лаура узнала ее, оно порозовело и было полно эмоций. Синяки под ее глазами не исчезли, но они уже не делали ее слабой и разбитой. Наоборот, она сейчас выглядела дико и необузданно.– Я ненавижу тебя, Лаура, я ненавижу тебя!

– Тамми, дорогая, – сказала Тельма, пытаясь удержать девочку, – Лаура никогда ничего не делала тебе.

Тяжело дыша, но больше не пытаясь вырваться из объятий Рут и Тельми, Тамми закричала на Лауру:

– Он говорит только о тебе! Я больше не нужна ему! Только ты! Он не переставая говорит о тебе! Я ненавижу тебя! Зачем ты пришла сюда? Я ненавижу тебя!

Никому не нужно было спрашивать, на кого она ссылалась. На Угря.

– Он больше не хочет меня! Никто теперь не хочет меня! Он захочет меня только если я помогу ему заполучить тебя, Лаура, Лаура, Лаура! Он хочет, чтобы я завела тебя в такое место, где он останется наедине с тобой, где он будет в безопасности, но я не сделаю этого, не сделаю! Кем я стану после того, как он доберется до тебя? Никем.

Ее лицо побагровело от злости. Хуже ее гнева было ужасное отчаяние, которое чувствовалось в ее словах.

Лаура выбежала из комнаты и бросилась по коридору к уборной. Чувствуя тошноту от отвращения и страха, она упала на колени перед треснутым желтым унитазом. Ее вырвало. Когда судороги в животе отпустили, она подошла к раковине и вымыла лицо холодной водой. Когда она подняла голову и посмотрела на себя в зеркало, из ее глаз хлынули слезы.

Она плакала не из-за своего одиночества и страха. Она плакала из-за Тамми. Мир был ужасен, если он допускал то, что десятилетняя девочка слышала слова одобрения только от подонка, который мучил ее, что она могла гордиться в жизни только сексуальностью своего хрупкого несформировавшегося тела.

Лаура поняла, что Тамми была гораздо в худшем положении, чем она. Хотя ее книги были уничтожены, Лаура владела добрыми воспоминаниями о своем любящем, добром, заботливом отце, которыми не обладала Тамми. Хотя Лаура лишилась части того, что имела, она была все еще в здравом уме, а Тамми была психологически уничтожена, и, возможно, ей уже никто не мог помочь.

Шинер жил в лачуге на тихой улочке в Санта-Ане. Это было одно из тех строений, построенных после второй мировой войны: маленькие, низкие дома с интересными архитектурными элементами. Этим летом, 1967 года, различные виды фикусовых деревьев достигли своей зрелости, раскинув свои ветви над домами. Дом Шинера был почти не виден из-за зарослей.

Около полуночи Стефан взломал замок задней двери и вошел в дом. Осматривая лачугу, он включил свет, не побеспокоившись даже опустить шторы.

Кухня была очень чистая. Голубая пластиковая поверхность буфета сияла. Хромированные ручки кухонной мебели, сливное отверстие раковины и металлические рамки кухонных стульев тоже блестели, на них не было ни единого отпечатка пальцев.

Он открыл холодильник, неуверенный в том, что он там что-то может увидеть. Может быть, какие-нибудь признаки поврежденной психики Вилли Шинера; конечность одной из жертв его издевательств, убитой и замороженной на память? Там не было ничего подобного. Тем не менее, во всем чувствовалась аккуратность этого человека: вся пища хранилась в отдельных аккуратных контейнерах.

Единственное, что было необыкновенно в содержании холодильника и буфета, это – преобладание сладостей: мороженое, булочки, пирожки, конфеты, пирожные, пончики и печенье. Также было много новых продуктов, как спагетти-ос и банки с овощными супами, этикетки на которых пестрели популярными героями мультфильмов. Съестные запасы Шинера напоминали запасы ребенка, который ничуть не задумывается о запасах обыкновенных продуктов.

Стефан стал осматривать дом дальше.

Расправа над невинными книгами показала слабость духа Тамми. Она ничего больше не сказала о Шинере и, казалось, больше не имела враждебности к Лауре. Погружаясь в себя все больше с каждым днем, она отводила свои глаза от каждого и опускала голову; ее голос снизился до шепота.