Лаура не знала, что было тяжелее переносить – постоянную угрозу от Белого Угря или наблюдать все большее падение Тамми, чья активность становилась все слабее и слабее. Но в четверг, 31 августа, эти два камня неожиданно свалились с плеч Лауры, когда она узнала, что ее переводят в попечительский дом в Коста Меса на следующий день, в пятницу.

Ей не хотелось расставаться с Акерсонами. Хотя она знала их всего несколько недель, их дружба быстро окрепла.

Той ночью, когда они втроем сидели на полу своей комнаты, Тельма сказала:

– Шан, если ты попадешь в хорошую семью и счастливый дом, устраивайся поуютнее и наслаждайся жизнью. Если это будет хорошее место, забудь нас и заведи новых друзей. Но легендарные сестры Акерсон – Рут и я – уже прошли через три попечительских дома и все три были плохими, поэтому, дай мне понять, что если ты попадешь в гиблое место, то ты не останешься там.

Рут сказал:

– Для этого тебе нужно будет много плакать и говорить каждому, что ты несчастлива. Если не сможешь плакать, притворяйся.

– Дуйся, – посоветовала Тельма.– Будь неуклюжей. Бей, якобы случайно, посуду каждый раз, когда тебя будут заставлять ее мыть. Стань надоедливой.

Лаура была удивлена:

– Вы все это делали, чтобы вернуться в Маклярой?

– Это и еще больше, – сказала Рут.

– Но разве вы не чувствовали себя ужасно, разбивая их вещи?

– Для Рут это было тяжелее, чем для меня, – сказала Тельма.– Во мне живет дьявол, в то время как Рут напоминает монахиню из четырнадцатого века, чье имя мы так и не запомнили.

В первый же день Лаура поняла, что не хочет оставаться в семье Тигель, но она пыталась свыкнуться с этой мыслью, так как их компания была сначала все же предпочтительнее возвращению в Маклярой.

Ее жизнь заключалась в прислуживании Флоре Тигель, для которой было интересно лишь разгадывание кроссвордов. Она проводила все дни и вечера за желтым кухонным столом, завернувшись в шерстяной джемпер, несмотря на теплую погоду, и разгадывая один кроссворд за другим с удивительным и в то же время идиотским упорством.

Она обычно обращалась к Лауре лишь для того, чтобы дать перечень заданий или за помощью в отгадывании какого-нибудь слова из кроссворда. Когда Лаура мыла посуду, Флора могла, например, просить:

– Кошка из семи букв?

Ответ Лауры был всегда одним и тем же:

– Не знаю.

– Я не знаю, я не знаю, я не знаю, – передразнивала ее миссис Тигель.– Кажется, ты вообще ничего не знаешь, девочка. Наверное, ты была невнимательной в школе? Ты что, не учила язык и не проходила слов?

Лаура, конечно, знала много слов. Слова для нее были частью красоты, каждое было магической частицей, которая, в сочетании с другими, образовывала магические заклинания. Но для Флоры Тигель слова были игровыми фишками для заполнения клеток кроссворда, досадными и непослушными кучками букв, которые расстраивали ее.

Муж Флоры, Майк, был плотным водителем трайлера с детским лицом. Он проводил вечера в кресле-качалке с газетой, поглощая бессмысленные истории о вражеских правлениях и дьявольски развращенных кинозвездах. Его любовь к тому, что он называл «экзотическими новостями», была бы безвредной, если бы он был поглощен этим, как его жена кроссвордами, но он постоянно хлопал Лауру, когда она выполняла домашнюю работу, и громко читал ей наиболее причудливые статьи.

Она считала эти истории глупыми, нелогичными и бессмысленными, но она не могла сказать ему об этом. Она знала, что он вряд ли обрадуется, если она скажет это. Может, он сочтет ее дурочкой и будет объяснять ей с материнским терпением то, как живет мир. Что-то вроде: «Лаура, тебе еще многое предстоит узнать. Шишки из Вашингтона кое-что понимают во врагах и знают секреты Атлантического блока…»

Хотя Флора и Майк были такими разными, они имели одинаковое убеждение, что давая приют прием-ному ребенку, они обзаводились бесплатной служанкой. Лаура должна была чистить ковры, стирать белье, мыть посуду и готовить еду.

Их собственная дочь – Хазел, единственный ребенок – была на два года старше Лауры. Ужасно избалованная, Хазел никогда не готовила, не стирала, не мыла посуду и не подметала. Хотя ей было всего четырнадцать лет, у нее был прекрасный маникюр – накрашенные ногти на руках и на ногах. Если бы вы вздумали определить ее возраст по количеству часов, которые она проводила, вертясь перед зеркалом, то дали бы ей всего пять лет.

– Во время стирки, – объясняла она Лауре в первый день ее пребывания в доме Тигель, – ты должна обратить в первую очередь внимание на мое белье. И всегда вешай его в шкаф по цвету.

«Я уже читала эту книгу и смотрела это кино, – подумала Лаура.– Господи, я же стала настоящей золушкой!»

– Я собираюсь стать кинозвездой или манекенщицей, – сказала Хазел.– Мое лицо, руки и тело – это мое будущее. Я должна заботиться о них.

Когда миссис Инс – худая служащая Ассоциации социальной защиты сирот с очень подвижным лицом – нанесла визит в дом Тигель субботним вечером 16 сентября, Лаура намеревалась потребовать возвращения в приют Маклярой. Угрозы со стороны Вилли Шинера казались пустяковой проблемой в сравнении с повседневной жизнью в доме Тигель.

Прибывшая по расписанию миссис Инс застала Флору, моющей первую тарелку за прошедшие две недели. Лаура сидела за кухонным столом над развернутым кроссвордом, который в действительности был сунут ей в руки, когда прозвенел дверной звонок.

Во время откровенного разговора с Лаурой в ее спальне, миссис Инс отказывалась верить тому, что Лаура рассказывала о своих обязанностях домработницы.

– Но, моя дорогая, мистер и миссис Тигель прекрасные приемные родители. По тебе не окажешь, что ты трудилась с утра до вечера. Кажется, ты даже прибавила в весе несколько фунтов.

– Я не говорю, что они морят меня голодом, – сказала Лаура.– Но у меня совсем нет времени на школьные уроки. Каждую ночь я ложусь в кровать уставшая…

– Кроме того, – перебила миссис Инс, – приемные родители должны не только давать ребенку крышу, но и воспитывать его, что значит учить манерам и поведению, приобщать к домашней работе.

Миссис Инс невозможно было убедить.

Тогда Лаура вспомнила методы Акерсонов. Она начала со случайностей. Когда она мыла посуду, то та оставалась с жирными следами, на белье Хазел появлялись грязные и жирные пятна.

Потеряв часть своих любимых книг, Лаура стала уважительно относиться к бедности и не могла бить посуду или что-нибудь другое, что принадлежало семье Тигель, и эту часть плана Акерсонов она заменила издевательством и неуважением. Когда Флора в очередной раз спросила ее слово из шести букв, которое означало «стадо быков», Лаура сказала: «Тигель». Когда Майк начал пересказывать очередную газетную историю, она перебила его встречной историей о мутировавшем человеке-кроте, тайно живущем в местном супермаркете. Хазел Лаура предложила сняться в фильме Эрнеста Боргнина в качестве подставки для телефона, потому что это была единственная ее возможность достигнуть своей цели и стать кинозвездой: «В этом качестве он точно наймет тебя!»

Ее издевательства начали сопровождаться шлепками. Огромные мозолистые руки Майка были похожи на весла. Он шлепал ими ее по заду, но она только сжимала губы и не давала волю слезам. Выглядывая из кухни, Флора говорила:

– Майк, достаточно. Не оставляй на ней синяков. Он неохотно уступал лишь тогда, когда его жена выходила из кухни и останавливала его руку.

В ту ночь Лаура плохо спала. Впервые в жизни она использовала свою любовь к словам и мощь языка, чтобы достигнуть определенной цели, и реакция Тигель говорила о том, что она действовала правильно. Еще больше ее возбуждала еще не совсем сформировавшаяся мысль о том, что слова не только обеспечивали ее защиту, но они могли помочь ей зарабатывать на жизнь, как, может быть, даже автору замечательных книг. Своему отцу она говорила о своем желании стать врачом, балериной, ветеринаром, но это были всего лишь разговоры. Ни одна из прежних мыслей не возбуждала ее так, как мысль о возможности стать писательницей.