— А поначалу не нравилось, что у меня скамейки сами ходят, да горшки по воздуху летают…
— Да сколько ж ты шишек об эти горшки набил, пока не приучил препятствия огибать!
Смотрим мы с Середой на них — я брови поднял, она голову на бок склонила — ну чисто голубки ведь кудесник с царевной!
Дружненько так хозяева по столу угощенья расставили, нас усадили, чаю стали наливать. А ведь Кощей-то — царь! Самый настоящий. Только вот с Гордеем схожести в быту ну никакой. Гордей, конечно, нрава твердого да гордого — терпеть не мог, чтоб за ним слуги как за дитятей малым бегали, а все же молчать иногда приходилось — боярам в угоду. Среди них-то такие вредные попадаются! Вот решит царь, к примеру, ступеньку починить, пока делами государственными не занят или просто ради удовольствия, а боярин какой-нибудь тут как тут — не положено, мол, царь-батюшка. Месяца два эта ступенька так нечиненой и оставалась, все бегали-перепрыгивали, а царь зубами скрипел. Потом сговорились мы с Твердом починить — то было ночью и по пьяни большой. Весь терем на уши шумом поставили, сами ноги еле унесли, но починили.
Здесь же слуг почти и нет — у Люта, наверное, и то больше. Потом, правда, догадался я, что слово колдовское Кощею десяток людей в хозяйстве заменяет, а руками он мастак не только волшбу творить, к тому же Елена — девица куда как хозяйственная. А царство у Кощея махонькое совсем, дела государственные с ним редко какой правитель решается вести, боятся все, вот он силы все на колдовство ради богатства земли своей и тратит. Сейчас вот вроде думает, какие условия в ближнем лесу надо создать, чтоб источник с живой и мертвой водой там бил, а не на краю земли, да жар-птиц все развести пытается уже который год — это Лют мне рассказал.
— О чем задумался? — тихо спрашивает Середа, локтем меня под столом пихая.
— Да вот думаю, какой бы хороший союзник царю Гордею был… И чего собачатся?
— Может, перестанут, — пожимает плечами Середа. — Как никак, а правитель и воин его первый — дочек царевых мужья… А ты к царю нашему когда ехать собираешься?
— Как Ясногорку отыщу.
Не заметил я, как посмурнела Середа, на Кощея посмотрел:
— А что, — говорю, — добрый хозяин, в милости не откажи…
— Хватит, хватит, Светояр! — усмехнулся кудесник. — Не привык такими словами говорить, это же по лицу видно, так и не мучайся! О Ясногорке Гордеевне спросить хотел?
— Ага, — кивнул я, — о ней. Не знаешь ли, кому бы она так понадобиться могла, чтоб ее похитить решились?
С Середой что-то неладное творится — в кружку вцепилась, отпила — слышно было, как зубы о край клацнули, глаза бегают. Кощей тоже на нее посмотрел эдак внимательно, говорит:
— Знать — знаю… Я же чародей, я все знаю — где искать, кто с ней рядом…
Я вперед подался, жду, что скажет. А Середа вдруг чашку поставила, встала резко, брови нахмурила, рот открыла, чтоб сказать что-то… Кощей молвит:
— Только не скажу, Светояр.
Середа так и хлопнулась обратно на лавку. И чего это с ней? Может, в чай что подмешано? Так со мной-то все нормально вроде…
— Отчего же? — вздыхаю я. Вот сколько ж времени потерял…
— А плата мне нужна.
"Так, — подумал я, сразу все страшные сказки про Кощея вспоминая. — Девиц из деревень красть не буду, друга не предам, человека не убью, верность царю и родине — не нарушу".
Посмотрел на Кощея. На жену его Елену. Люта, богатыря Кощеева да друга моего, вспомнил. Первое и второе точно отпадают.
— Что надобно? — спрашиваю.
Помолчал Кощей, потом молвит:
— Ночью узнаешь, — к Середе повернулся. — А ты, Ягишна, стало быть, тоже Ясногорку ищешь?
Кивает Середа.
— Значит, дорога вам одна.
— Нет, — вырвалось — даже подумать не успел. — Кощей, богатырь тут я, в конце концов! Зачем ее впутывать?
— А это уж мое дело — куда впутываться! — тут же зашипела ведьма.
— Вот я узнаю, где Ясногора Гордеевна, вместе пойдем вызволять! — покривил я душой. Вот отважу Середу от дел Кощеевых — и второй раз что-нибудь придумаю…
— Вот не думаешь ли ты, что я тебе поверить могу?!
— А было бы неплохо!
— Узнаешь, где Ясногора — не обрадуешься, могу тебя заверить… — бормочет ведьма.
— А откуда ты…
— Тише, Светояр! — засмеялась вдруг Елена. — Не пугай девушку… Расскажи-ка лучше о батюшке с матушкой, как они там живут-поживают…
Оставил я разговор с Середой на будущее, рассказал, что знал о новостях в государстве, о разном потолковал. Кощей начал байки сказывать о делах своих колдовских, меня расспрашивать о победах воинских, Середу — о жизни у Яги. О диковинках всяческих они заговорились — я половину слов не понял, ровно на другом языке колдуны общаются. Потом Середа про яблоки заговорила — она-то, когда с помощью тарелки глядела, репкой пользовалась, чудушко. Кощей обрадовался — не сказать. Стали вместе они гадать, что говорить нужно, чтоб тарелка в таком случае лучше показывала. Дошло до того, что репа сама из подвала прилетела. Вместе с луком и свеклой. Завалили чародеи стол овощами, блюдец понахватали, на ходу начали заклинания придумывать. Елена за голову схватилась, быстро-быстро всех из-за стола погнала.
Потом покои нам показали, после пути отдохнуть немного. Лег я на постель, потянулся и призадумался. Кажется мне, или Ягишна скрывает чего-то? Неладное с ней творится — вот сейчас, например, совсем грустная в комнату отведенную ушла. Вроде только что пели так складно да весело, а тут — ровно бес в нее вселился, таким взглядом одарила, будто мысленно уже топор к шее приставила…
А что думать Ясногорке Гордеевне, Середой назвавшейся? Скажет правду — ее за шкирку и в терем царский постылый. "Светояр, он-то, может, человек и хороший, — думает ведьма, с боку на бок ворочаясь. — А Ясногору вернуть должен, это перед царем долг, и верный воин его нарушить никак не может. Не проще ли тогда Середой остаться… И песню он мою любимую очень даже хорошо поет, конь напрасно наговаривает…" И все бы ладно, да покою мысль не дает: "Кощей-то хитер, про меня все знает, а платы требует… И не скажу я — куда еще пойдет богатырь, куда его чародей пошлет?.. Нет, точно, с ним пойду! Хоть совестью не так мучиться! Может, и скажу все… потом, как момент подгадаю… чтоб не прибил". С такой мыслью и заснула, за дорогу да ночь предыдущую бессонную устав.
Я как-то заснуть умудрился, проснулся — зеркало разбудило. Человеческим голосом вещь говорила! Сказала, чтоб шел Середу растолкал, и наверх поднимался — ночь уже глубокая, с Кощеем поговорить надо. Еще, правда, поведало зеркало, что причесаться мне надо, да и вообще я не на богатыря похож, а на разбойника лесного, но это я мимо ушей пропустил — и так чуть ли не каждый день слышу.
Не хотел я Середу будить. Как в комнату осторожно зашел, увидел ее — вообще уйти хотел. Вернее, посмотреть на нее еще чуток — и уйти. Свернулась, ровно котенок, подушку руками обхватила, сопит забавно так. А лицо-то совсем детским кажется — ну куда такую пускать, на какие такие подвиги?! А потом призадумался, вспомнил лик ведьмин той ночью памятной — словно берегиня, вдаль смотрящая… Хохот вспомнил ведьминский, над лесом разнесшийся… Не простит ведь, если ее здесь оставлю. Да еще и догонит все равно.
— Середа! Середушка… Просыпайся, с Кощеем о деле говорить надо, — наклонился низко, говорю ей.
Проснулась, вихрем взвилась — я только отшатнуться успел.
— Что? Я заснула?! Кошмар! — вот где душа-то неспокойная!
— Пойдем уж, — смеюсь я.
— Значит, не против ты, что я с тобой увязалась? — спрашивает Середа, волосы рукой приглаживая.
Какое там «против» — улыбалась бы так почаще, да и все…
— Да разве ты умное слово послушаешь и останешься?!
Выше всего у Кощея в тереме не башенки, а площадка небольшая — столбом этаким торчит. Собственно, если не по жилым комнатам судить, а по этому столбу, так Кощеев терем куда как больше стоаршинного будет. Там он нас и ждал-дожидался. Появились — улыбнулся чародей.