— Не драматизируй, — отвечает он, шлепая меня по заднице. — Ты легче, чем мешки, которые тренер заставляет нас таскать во время тренировок. — Чтобы доказать это, он бежит быстрее.

—А-а-а! — визжу я, когда мы начинаем спускаться. Рукой обвиваю его шею, цепляясь насмерть.

— Ты меня душишь.

— Ты заслуживаешь быть задушенным! — кричу я. Это грубые слова, но они заставляют Пакса рассмеяться, и он слегка подпрыгивает на бегу.

—А-а-а! — снова кричу я. — Ты сумасшедший! — Я крепко цепляюсь за него.

— Очарован по сумасшедшему! — отвечает он, снова шлепая меня по заднице. Я резко выдыхаю и, хотя и не двигаюсь, кажется, что тоже бегу. Вероятно, мой смех распугивает животных, потому что слышу хлопанье крыльев улетающих птиц.

Вскоре Пакс замедляется. Чувствую, что он падает на колени, а я задеваю что-то ногами. Он обнимает своей рукой мою коленку и медленно подтягивает к себе, таким образом он оказывается на земле, держа меня словно маленькое дитя – одной рукой придерживая мои ноги, а другой обвивая мои плечи. Его лицо находится прямо над моим. Он улыбается.

— Что это было? — задыхающимся голосом спрашиваю я, имея ввиду то, как он меня принес.

— Это было прелюдией вот для этого.

Думала, что он собирается меня отпустить, чтобы я осмотрелась. Что он отодвинется и уберет руки. И даст мне пространство. Он этого не делает.

Пакс целует меня.

Я не ожидала, что его губы будут такими нежными. Не ожидала ощутить их мягкость, когда все остальное его тело такое крепкое. Он касается меня губами так же, как я впервые касалась кистью холста. В этом нет колебаний, но есть чудесное чувство, когда видишь первые черты своей работы. Все было светлым, белым и нетронутым, а этот мазок цвета был знаком неповиновения, росчерком намерений.

Эта мысль проскакивает у меня в голове, когда Пакс прижимается к моим губам. Это знак чего-то большего. Он обхватывают мое лицо большими ладонями, словно я чашка, из которой он пьет. Вместо того, чтобы чувствовать отвращение, я кажусь себе хрупкой и желанной; в какой-то мере безупречной.

Пакс обхватывает мои губы и проникает языком внутрь меня. Он вливается в меня нежно, прикусывая мою нижнюю губу и языком облизывая ее. Между нами вырывается стон, и я не могу точно сказать от кого именно из нас он исходит. Пакс крепче прижимает меня к себе, и я обвиваю его шею своей рукой, наклоняя его ближе.

Легкий поцелуй становится крепче.

Он вкушает это, как что-то неизведанное, что-то дикое, сладкое, незабываемое, а я всем этим наслаждаюсь, как бесплодная земля, отчаявшаяся ощутить вкус жизни, упивается дождем. Одной рукой он поддерживает меня, а другой гладит мое тело. Чувствую, как он слегка дотрагивается пальцами до моей руки, продвигаясь все ниже по моей спине, все ниже и ниже, пока его рука не оказывается в самом ее низу. Я издаю стон и медленно ложу его руку на изгиб своей попы. Не собиралась этого делать, но так хочется. Все, что мы делаем – непринужденно и естественно. Все это заставило меня расслабиться и не думать о жизни, не волноваться ни о чем. В первый раз жизни я полностью отключила свои мысли.

Он прижимает меня так крепко, как будто отпустив, ветер унесет меня высоко в небеса. На один мучительный момент я почувствовала тепло и пустоту, удовольствие и боль – все в одно время. Это дурманящее чувство, которое затягивает. Если бы могла слиться с ним в одно единое целое, то я бы прочувствовала его до последней капли.

Внезапно Пакс отстраняется, разъединяя наши губы. Вздохи заполняют пространство между нами; жаркие, поверхностные вздохи, которые никак не охлаждают чувства. Мы встречаемся взглядами.

— Ух ты.

Кто это сказал? Не знаю, может мы оба.

Наблюдаю, как он сглатывает. Его шея прекрасна.

— Ты – это...

Я нервно смаргиваю.

— Что? — шепчу я.

— Всё.

Не уверена, что это значит, но то, как он это произнес, заставляет меня думать, что это величайший комплимент из всех.

— Ты и сам не так уж плох, — тихо отвечаю я.

— О, ну знаешь... природное обаяние и все такое.

Я щиплю его грудь. Это словно пытаться ущипнуть стену. Он приподнимает бровь, словно говоря, что неуязвим. Пробую снова – щиплю его сосок.

Пакс подскакивает. Я триумфально улыбаюсь.

Он целует меня в губы, но перед тем, как я хочу поцеловать его в ответ, он отклоняется. Пакс смотрит на выражение моего лица.

— Я хочу, чтобы у нас было настоящее свидание и, если буду продолжать целовать тебя, то мы отсюда никогда не уйдем. — Он отпустил меня. — Я потратил на это весь день, и мы должны этим насладиться по полной.

Присаживаясь, заметила, что сажусь не на землю, а на мягкое покрывало, которое до этого совсем не замечала. На расстоянии фута от меня стоит корзина для пикника. Я поворачиваюсь к нему с широко раскрытыми газами и только сейчас осознаю, что же мы здесь на самом деле делаем.

— У нас что – пикник? — спрашиваю я.

— Пикник на скале с видом на закат, да.

В изумлении смотрю, как он хватает корзину и рукой достает различные вкусности.

— Вот об это я обжег свой палец, поэтому надеюсь, тебе понравится эта штука. — Его слова прозвучали жалостливо, и я уже готова попросить показать его палец и поцеловать, чтобы боль прошла, но мой взгляд падает на то, что он достает. Сначала вижу печенье.

— Мой друг, Пилсбери, помог мне приготовить их, — объясняет он и кладет передо мной тарелку печенья с измельченной шоколадной начинкой.

— Вы с Пилсбери проделали отличную работу, — невозмутимо отвечаю я.

— Мы отличная команда, — соглашается он столь же серьезно.

Следующим он достает то, что выглядит как два больших сэндвича-панини.

—Моцарелла, помидоры, латук, цыпленок, бекон и сметанный соус чипотле⁵, — говорит он.

— Впечатляюще.

— Мне потребовалось всего два часа и три попытки, чтобы найти идеальную комбинацию.

То, как он говорит это, вызывает у меня желание его поцеловать.

Следующим Пакс достает то, что по идее должно быть десертом. Оно находится в прозрачном пластиковом контейнере, и он приподнимает крышку, чтобы я могла заглянуть.

— Бирамису, — с гордостью сообщает он.

— Бирами – что?

— Бирамису, — повторяет он. — Это мужская версия тирамису. Нашел в интернете. Решил, что мне нужно что-нибудь для сохранения мужественности, раз уж я приготовил все остальное.

— О чем ты? Отважные парни делают панини, — подразниваю я.

— Я их сделал, потому что каждая девушка, с которой встречался, обожает панини, а бывшая подружка Кейда бросила своего производителя панини прямо в его квартире. Они сейчас не общаются, поэтому он не может их вернуть. — Он бросает на меня взгляд.

Мое настроение немножко падает, когда Пакс говорит о других женщинах. Сколько именно женщин у него было? Прошлое – это прошлое, напоминаю себе, но эта мысль зудит у меня в голове как занудный комар. Видимо Пакс замечает мое недовольное выражение лица и переключает тему разговора.

— Так как тебе нравится Мэдисон? — спрашивает он, разворачивая сэндвич.

— Хороший город. — Я думаю о Нэт и дурацких историях, которые она мне рассказывала. — Сумасшедший, но хороший.

— Кстати, я абсолютно нормальный, — заверяет меня Пакс. — Нисколечко не сумасшедший, — недолгое молчание. — И вообще нож, который я ношу за своей спиной, предназначен только в целях самозащиты.

— Да ну? — Я приподнимаю бровь, нисколько не испугавшись.

— Вообще-то должно быть трудновато приударять за девушкой с таким ножом. Свой я держу под замком в машине, так, на чрезвычайный случай. — Он протягивает мне сэндвич. — Осторожно. Я также мастер по бросанию камней.

— Правда? А я спец по стрельбе из рогатки. Можем создать команду супергероев.

Беру сэндвич. Пакс смыкает ладонь на моей.

— У нашей команды должно быть название «Камни и шары». (Игра слов. Созвучно «трясти яйцами»)

— Супер. — Я и глазом не моргнула. — Мне нравятся шары.

— Какие именно шары? — Он слегка усмехается, сжимая руку крепче.

Чувствую, как биение сердца отдается в моих ушах. Я никогда раньше так не делала, но мы с полуслова понимаем друг друга, так естественно и непринужденно. У меня нет ощущения, что мы только что познакомились. Такое чувство, что мы уже много лет знакомы.

Глаза Пакса засверкали приятным изумлением и непреодолимым напряжением. Чувствую, что я его привлекаю. Что его тянет ко мне как магнитом. Он ждет моего ответа, а моя наглость тем временем только растет.

— О, ну знаешь, всякие. — Я пытаюсь говорить непринужденно. — Большие, маленькие, скомканные, в полоску, подвесные... А какие шары нравятся тебе?

— Я люблю футбол... это считается?

— А, тогда тебе нравятся овальные коричневые шары. Каждому свое.

Тишина.

— На самом деле, мне нравятся мягкие шары, — серьезно сообщает он. — Парочка мягких шаров. Тех, из которых растут соски.

Я разрываюсь между смехом и смущением краснея до того, что начинает казаться, что лицо сейчас растает.

— Честно говоря, моя любимая вещь – это не шар, — продолжает он, уставившись на меня. — А девушка с прекрасными серыми глазами, напоминающими мне идеальный шторм. — Я делаю глоток воздуха. — Она чувствительна и сильна. Хочу знать, что движет ею, но, в то же время, и хочу спасти ее от всего этого. — Он приближается ко мне. — Такую девушку, как она я никогда не встречал до этого. Она милая и забавная. Самое прекрасное создание, которое я когда-либо встречал.

Все, что он говорит, необычайно трогает меня. Таких чувств, как сейчас, я никогда не испытывала раньше. Говорит искренне. Таким мужчинам, как он, наверно, свойственно говорить женщинам слова подобного рода, но чувственность в его глазах не может быть фальшивой. То, как у него перехватывает дыхание, когда я подсаживаюсь рядом, не может быть не искренним.

Наши губы встречаются на полпути.

Никто никогда не говорил мне, что влюбиться в кого-нибудь может быть так чертовски просто.

Мое сердце не было подготовлено для кого-то вроде Пакса.