Судя по имеющимся в настоящее время данным, именно И.Н. Смирнов (а не Рютин или кто-то иной) был инициатором и одним из главных организаторов объединенного блока антисталинских подпольных групп.

В 1931 году произошло событие, долгое время хранившееся в тайне. Летом в торговом зале одного из берлинских универмагов «случайно» встретились два человека, которые давно знали друг друга. Один — Лев Седов, сын Троцкого и его правая рука, главный редактор «Бюллетеня оппозиции» (троцкистского печатного органа). Он еще подростком сопровождал отца в его поездках по фронтам Гражданской войны в знаменитом тогда бронепоезде председателя Реввоенсовета. Седов был членом ЦК комсомола и Исполкома Коммунистического Интернационала молодежи. Другой — командированный из СССР начальник строительства Нижегородского автомобильного завода… Иван Смирнов.

О чем могли беседовать — тайно — эти два человека? Судя по всему, они обсуждали планы совместной антисталинской (а не антисоветской) подпольной деятельности, договорившись о взаимных контактах и координации действий.

В.З. Роговин в своей обстоятельной книге «Власть и оппозиции» подробно рассказал о связниках между смирновцами и заграничным троцкистским центром. Среди них: старый большевик Н.П. Гавен, еще в 20-х годах публично заявивший о своем отказе Сталину в политическом доверии; бывшая чекистка Островская; полпред СССР в ряде европейских столиц Аросев (личный друг тогдашнего главы правительства В.М. Молотова) и другие.

Среди них выделялся Э.С. Гольцман — ответственный работник Наркомвнешторга. По своей работе он часто бывал за границей и регулярно встречался с Седовым.

После зиновьевско-каменевского процесса 1936 года Седов подчеркивал: «Эти два факта — то есть то, что свидания Смирнова и Гольцмана с Седовым действительно имели место, — единственные крупицы правды в море лжи Московского процесса».

Но единственные ли? «Троцкий и Седов были опытными конспираторами», писал французский историк и специалист по внутрипартийной борьбе в СССР П. Бруэ. Через них в Советский Союз попадало значительное количество «Бюллетеня оппозиции», в котором под псевдонимами печатались «смирновцы». От них Троцкий и Седов получали обширную информацию о многих сферах жизни в СССР. Ведь среди членов организации Смирнова были представители разных специальностей: рабочие, инженерно-технические работники, экономисты, преподаватели вузов, журналисты, хозяйственные руководители. Смирновцы работали во многих наркоматах и других высших советских учреждениях, имея доступ к очень важным сведениям «не для широкого пользования».

Кроме троцкистских существовали разрозненные зиновьевские малочисленные группы, порой не связанные между собой. С этим их состоянием было покончено после налаживания связей с Троцким. Например, Зиновьев действовал во многом через Рут Фишер, которая в 1924–1925 годах была генсеком ЦКК Германии (тогда Зиновьев был председателем Коминтерна).

Седов в «Бюллетене оппозиции» (1936 год) компетентно свидетельствовал о том, что в 1931 году произошло «оживление» групп троцкистов и зиновьевцев: «Люди из разных групп и кружков искали личного сближения, связей друг с другом… Поговаривали о том, что хорошо бы создать блок».

Но этими двумя направлениями вовсе не ограничивался фронт левой оппозиции. Крайний левый фланг занимали «шляпниковцы» («рабочая оппозиция») и децисты («демократические централисты»). В отличие от троцкистов, децисты никогда не «раскаивались» (искренне или притворно) и не отрекались от своих взглядов, не признавали своих «ошибок».

Одновременно с «левыми» подпольными организациями возникали и группы «правых». Среди них наиболее многочисленными были организации Н.Б. Эйсмонта — А.П. Смирнова и М.Н. Рютина — В.Н. Каюрова. Кроме них были представители «бухаринской школы» (его ученики), группа Яна Стэна.

По мнению П. Бруэ, в 1931 году Зиновьев и Каменев считали возможным и необходимым лишить Сталина поста генсека, а также установить связь с Троцким. Они делегировали Г.Е. Евдокимова (бывшего секретаря Ленинградского губкома партии) на встречу со «смирновцами», которая произошла на одном из московских вокзалов в служебном вагоне С.В. Мрачковского, работавшего тогда начальником строительства БАМа. Там Смирнов сообщил о своих встречах с Седовым. Об этом, основываясь на документальных данных, писал В.З. Роговин. Он ознакомился с рассекреченной частью архива Троцкого за границей, в частности, доказывая, что «именно И.Н. Смирнов стал инициатором создания широкого антисталинского блока, объединившего все основные старые и новые оппозиционные группы…» Блок этот «был настолько хорошо законспирирован, что органы НКВД узнали о его существовании только при подготовке первого Московского процесса в 1936 году».

В.З. Роговин делает следующий вывод: «Знакомство Сталина с письмами из СССР, печатавшимися в «Бюллютене оппозиции», с материалами следственных дел и агентурными сводками ГПУ… показывало, что против его политики резко настроены не только многие бывшие оппозиционеры, но и многие коммунисты, в 20-х годах не участвовавшие ни в каких оппозициях».

Арестованный в 1933 году И.Н. Смирнов был выведен на зиновьевско-каменевский процесс летом 1936-го и оказал самое длительное сопротивление следователям. Его жена — видная оппозиционерка Сафонова стала сотрудничать с НКВД. За это она получила свободу. После XX съезда партии она обратилась к Хрущеву с письмом, в котором признавала, что значительная часть того, в чем обвинялись ее муж и его сопроцессники, действительно имела место.

Это дало основание В.З. Роговину утверждать, что политические процессы 1936–1938 годов носили амальгамный характер. То есть, фальсификации были наложены на реальные события и заговоры.

…На примере оппозиционной деятельности И.Н. Смирнова можно видеть, насколько предвзято подошли многие отечественные историки, публицисты, политики к оценке внутрипартийной борьбы 1930-х годов. С нелегкой руки Хрущева (активнейшего, порой неистового участника репрессий) для того, чтобы всеми правдами, а более неправдами развенчать деятельность Сталина, его партийных противников стали изображать невинными жертвами. Но тем самым идейные противники Сталина и те, кто боролся с ним за власть, предстали людьми недалекими, идейно незрелыми, не имевшими самостоятельных убеждений. Это не соответствует истине.

Что касается «фальсификаций» или «амальгам», которые, как считается, были характерны для процессов 30-х годов, то об этом хотелось бы сказать особо. Надо прежде всего иметь в виду, что речь шла не о неопытных шаловливых юнцах, а о крупных партийных работниках, прошедших в большинстве своем школу конспиративной работы еще в дореволюционные времена. Даже сейчас, когда открылись ранее засекреченные документы (не все), многое остается неясным и спорным. Что же тогда говорить о том времени и о тех, кто пытался в меру своих сил и возможностей, опираясь на разрозненные и достаточно скудные данные, восстанавливать хотя бы в общих чертах подпольные связи.

В таких случаях признания обвиняемых, сообщения свидетелей и секретных агентов, а также косвенные улики становятся основой следствия и обвинения.

Можно возразить: но ведь подобные шаткие основания придают всем политическим процессам, на них основанным, фарсовый характер, дают огромные возможности для фальсификаций и подтасовок, ложных наветов и несправедливых решений.

В таком мнении есть свой резон. Однако со временем выясняется на документальной основе, что у Сталина и его курса были не мнимые, а реальные враги, что они были достаточно хорошо организованы и профессионально законспирированы (по крайней мере часть из них). Жестокость того времени определяет и жестокость оппозиционной борьбы.

Сейчас, когда мы знаем, чем завершились «сталинские» пятилетки и Великая Отечественная война, можно утверждать, что генеральная линия партии была верной, себя оправдала. Следовательно, оппозиция была не права, стояла на ложных позициях.

Однако кто мог догадываться об этом в те далёкие годы? Разве мало было событий — трудностей в сельском хозяйстве и промышленности, острый дефицит товаров ширпотреба и сельхозпродукции и многое другое, — которые свидетельствовали о том, что сталинское руководство вот-вот приведет страну к полному краху? Таких событий было предостаточно. Остается только удивляться, что оппозиционеров было сравнительно немного, они составляли меньшинство партийцев.