Евгений Козловский

Маленький белый голубь мира

история с невероятной развязкой

-- Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, давсе, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, закого-то другого принялию

Н. Гоголь

1 Немцы шли наИванаАлександровичанеостановимым полукругом: белобрысые, загорелые, веселые, в гимнастерках, засученных по локоть, с автоматами наперевес. Защищаться было нечем, даи бессмысленно: одному против целого батальона(это если не считать, что Иван Александрович был вообще человеком крайне мирным и близоруким и оружия в руках никогдане держал -- даже пневматической винтовки в тире). Оставалось -- хоть и стыдно -- бежать, и Иван Александрович обернулся, но увидел сзади такой же неостановимый полукруг, только уже не немцев, авосточных людей в штормовках: китайцев -- не китайцев, черт их разберет, может, татар каких-нибудь, -- и тут вместо безвыходности мелькнулау ИванаАлександровичанадежда, что вовсе не нанего нацелены огромные эти человеческие массы, адруг надруга, аего, может, и не заметят, особенно, если пригнется, упадет, распластается по земле, вожмется в нее каждым изгибом немолодого своего, полного и рыхлого тела, -- не заметят, сойдутся над ним, никакого к этой заварухе отношения не имеющим, перестреляют друг друга, и тогдаИван Александрович, брезгливо лавируя между трупами, сбежит куда-нибудь подальше, насвободу, кудаглазаглядят, чтобы не видеть ничего этого, забыть, не вспоминать никогда, -- но надеждаявно не имелаоснований: и немцы, и китайцы действовали заодно. Иван Александрович толком не мог бы объяснить, почему он это вдруг понял, но ошибки тут не было, -- оно и подтвердилось неопровержимо спустя буквально несколько секунд: кто-то из китайцев заиграл наглиняной дудочке мучительно знакомый, из детствапришедший мотив, и, когдаположенные навступление такты остались позади, люди двух рас согласно запели: Kleine weiЯe Friedenstaube, = Fliege ьbers Landю2 -- песенку, что учил Иван Александрович в пятом классе, науроке немецкого, -- и ужас стал так велик, что какой-то защитный механизм сработал в иваналександровичевой голове, подсказав: не бойся, не страшно, так не бывает, сон! -- но сбросить его удалось не сразу, к тому лишь моменту, когдаобаполукругауже сомкнулись над Иваном Александровичем, и началось непоправимоею

юНизкий потолок смутно белеет в темноте, усеянный жирными точками комаров; затонкой фанерою стен звучат гортанные иноземные выкрики, смех: словно где-то рядом спрятан телевизор, и по нему крутят картину про войну; авот и дудочка -нежно выводит проигрыш, и заним продолжается прежняя песня: Allen Menschen, groЯ und kleine, = Bist du wohlbekannt3, -- и Иван Александрович долго не может понять, проснулся ли окончательно или из одного снапопал в другой, менее страшный, но ничуть не менее странный. Что-то ноет, грызет под ложечкою, и это-то ощущение и подсказывает Ивану Александровичу, что он уже в реальности: Лариска. Лариска, которая его бросила, ушлаот него пять дней назад.

Сейчас, когдаточкаотсчетаопределяется, фрагменты пяти этих дней лихорадочно, однако, в верной последовательности мелькают в памяти: и поиски жены по подружкиным телефонам; и насильно вырванное у нее свидание в кафе ЫКосмосы, навтором этаже, -- свидание бессмысленное, ничего, кроме унижения, не принесшее; и неожиданное грешневское предложение: слетать в Башкирию, в Нефтекамск, написать горящий материал об интернациональном студенческом стройотряде (полетел бы он, как же, когдаб не Лариска! -- нашел Грешнев мальчиканапобегушках!); и тоскливые сборы в дорогу: душ (ларискинакупальная шапочкаперед глазами, розовая; ларискин крем -- белый шарик настеклянной полочке у зеркала); чашечкакофе; парарубашек (еще Ларискастирала), плавки, что-то там еще, брошенное в синюю спортивную сумку (подарок ларискиных родителей ко дню рождения); и перелет до Уфы; и лагман в грязной забегаловке; и стакан коньяку в штабе; и экскурсия в красном разбитом ЫМосквичкы мимо пятидадевятиэтажных бараков; мимо трамваев, пыли; мимо мечети, кудатянутся вереницею бархатные, плисовые мусульманские старики: лицакак из коры вырезаны; мимо СалаватаЮлаева: эдакого кентавра, китавраса, полкана-богатыря, вздыбившегося над обрывом Агидели, посреди чистенькой, ухоженной зеленой площадки; и сноваперелет, насей раз короткий, двадцатиминутный, наАн-24; и новенький, сверкающий ЫИкарусы наприаэровокзальном пятачке, БАШ 70-73, табличкаЫОтряд им. А. Матросоваы застеклом; и восточный человек лет сорокав форменной стройотрядовской штормовке: Ываны Ылыкысаныдырывычы? Ыч-чыны, ыч-чыны прыятыны! Бекыбулатывы, ХабыбуллаАсадуллывычы, кымыныдыры ынытырылагыря ЫГылыбы мырыы. Жыдемы васы, жыдемы, сы нытырыпэныымы жыдемы. Дыбыро, кыкы гывырыца, пыжалываты; и Кама: широкая, низкая, с водою серою, тяжелой -- свинцом не водою; и фанерный домик: две комнатки над самым берегом; и комары, комары, комарыю Усытыраывайтысы, чырызы пылычысаужыны, -- и вот: усытыроился! Проспал все насвете. Укачало, наверное.

Но какой все-таки глупый сон, как в том анекдоте: горят наКрасной площади костры, авокруг сидят афганцы и едят мацу китайскими палочкамию 2 Говорят, силаэмоции пропорциональнасиле потребности, помноженной надефицит информации, и в этом смысле глубокое иваналександровичево потрясение, вызванное уходом жены, свидетельствовало о неимоверной ИванаАлександровичав жене потребности или, другим словом, любви, потому что дефицит информации в данном случае практически равнялся нулю: надо было быть полным идиотом, чтобы не понимать, что Ларискасо дня надень сбежит непременно.

Иван Александрович познакомился с женою лет восемь назад, когдатазащищаладиплом в одном из технических ВУЗов столицы -- как раз писал об их специальности. Длинная, тонкая блондинка, в зеленом своем платье похожая нацветок каллу, ЛарискасбилаИванаАлександровичас ног первым ударом. Двагодазанудного ухаживания, билетики в Большой и наТаганку, цветы, стихи, -все это необъяснимым образом совсем было привело к браку, которому, однако, самой серьезной преградою сталабуквально напороге ЗАГСажилищная проблема. В твой, сказалаЛариска, клоповник я не поеду ни зачто насвете. Я привыкладважды в день принимать душ.

Что правда, то правда: душав коммуналке ИванаАлександровичане было, и он впервые в жизни развил бешеную деятельность, проявил несвойственную себе предприимчивость и сумел-таки зацепиться закооператив, освобождающийся завыездом бывших владельцев, сотрудников того же издательства, где работал сам, наисторическую родину. Правда, деньги навзнос пришлось брать взаймы и брать у будущего тестя, второго секретаря райкомапартии, однако, Иван Александрович пошел по собственному почину в нотариальную контору, оформил насумму долгакучу расписочек и запять лет полностью их у родственникавыкупил, так что вот уже месяцев десять, как не было у ИванаАлександровичанасвете ни одного кредитора.

Дом стоял в хорошем районе -- неподалеку от Белорусской, кирпичный, квартирас паркетом и большим балконом, телефон помог поставить тесть, -счастья, однако, как-то не получалось. Смешно сказать, но до свадьбы Иван Александрович с Ларискою не спал ни разу: такие уж у них сложились отношения, -- и в первую брачную ночь женасказала: ну, я надеюсь, ты понимаешь, что я давно не девочка? и погасиласвет. Иван Александрович очень расстроился, хотя ни начто другое рассчитывать не мог, даникогдаи не рассчитывал. Открытый Ларискою как по обязанности (по обязанности и было!) доступ к своему телу, навид и ощупь тоже, словно цветок калла, белому, гладкому и прохладному, не принес Ивану Александровичу никакой радости, атолько растерянность и чувство вины, что ни жене, получается, удовольствия не доставил, ни сам, вроде, не испытал.

Так всё эти шесть лет и тянулось, даеще и не беременелаЛариска, и поначалу Иван Александрович, которому, безотцовщине, страх как, до слез хотелось ребеночка, крепился датерпел, потом совсем было уж решился осторожненько намекнуть Ларисочке, чтобы им вместе сходить куда-нибудь к врачу (сам-то от нее втайне давно сходил), датут как раз нечаянно и обнаружил в ящике ее туалетастандарт розовых таблеток, пронумерованных, со стрелками от одной к другой, и все понял, смирился и с этим. Ладно, подумал. Перебесится -самазахочет родить. Еще не вечер.