Спустя полчаса "Ласточка" пристала к невысокому берегу, поросшему ивовыми и ольховыми кустарниками.

Кто из мальчишек в десять - четырнадцать лет не разжигал костра на берегу реки или озера, не удил рыбу и не варил в котелке на таганке уху из окуней, ершей, плотичек? Надо думать, что среди мальчишеского населения нашей большой страны таких найдётся немного. Даже не верится, что где-то живёт такой мальчик, который никогда не сидел у костра, не запекал в золе картошку и не ел свежей ухи из только что выловленной рыбы. И разжигать костёр, и готовить уху, и ставить палатку, и даже собирать для костра сучья и щепки - удовольствие немалое.

Матросы "Ласточки" устроили на берегу лагерь, перекусили и разлеглись на траве-мураве, вспоминая самые разнообразные истории, происшедшие с ними, мечтая о том, кем они станут, когда будут взрослыми.

- Я буду изучать историю, - сказал Вяча. - А ты кем будешь, Беломор? Ихтиологом?

- Сам ты ихтиолог! - буркнул Егор, потом подумал и спросил: - А что они, эти ихтиологи, делают?

- Изучают рыб.

- А чего их изучать? Голова, хвост, брюхо, чешуя, плавники... Всё и так известно.

- Эх ты, голова... хвост, - засмеялся Вяча. - А ты знаешь, сколько видов рыб существует на свете? Не знаешь? Двадцать пять тысяч...

- Ты считал? - в свою очередь, рассмеялся Егор.

- Не я, а ихтиологи считали. А знаешь, сколько лет живут некоторые рыбы? Тоже не знаешь, рыбак! Некоторые живут до ста лет.

- Врёшь.

- Не вру. Я в книге читал.

- Вот бы тебе, Егор, такую рыбку выловить, - пошутил Степан Иванович. Вытянешь?

- Не вытянуть, такая враз сорвётся.

- А ты стальным тросом лови, - посоветовал Вяча.

- В нашей реке таких рыб не бывает, - убеждённо заявил Егор, - так что напрасно беспокоишься. Вот ты вигвам хотел строить, а сам валяешься.

Вяча потянулся и встал.

- Сейчас уже некогда, - сказал боцман. - Нужно плыть.

- А может быть, ветерок потянет, - с надеждой заметил Ян.

Степан Иванович оглядел небо.

- Обязательно потянет. Все признаки. Собирайся, команда! Один конец, пять узлов...

Путешественники проплыли мили три, и тогда в самом деле с северо-запада потянул ветер. Но, предвещая его, боцман не предполагал, что он достигнет такой силы.

В этих местах Северная Двина достаточно широка, чтобы шторму разгуляться почти как на море.

Волна поднялась высокая, крутая - с шумными всплесками и грозными белыми гребнями. При такой волне "Ласточку" могло захлестнуть и даже опрокинуть.

Боцман скомандовал:

- Право руля! К берегу! Приготовиться к швартовке!

Едва прозвучала эта команда, как нос шлюпа резко пошёл вниз, и ревущий вал накрыл его. При втором ударе волны вода в шлюпе покрыла телгаса - решётчатые покрытия днища. Матросы экипажа вымокли до нитки. А река всё больше свирепела, бушевала, ожесточалась.

В такую переделку "Ласточка" с новым экипажем попала впервые. Но боцман был уверен в своём шлюпе, как был уверен и в своей команде. И действительно, ни один из них не дрогнул, на лицах не было и тени страха. Все действовали дружно: и на вёслах и у водоотливной помпы, а Ян Эрмуш на руле, управляя шлюпом, даже улыбался.

Родной город

Продовольствие заканчивалось. И боцман решил повернуть "Ласточку", взяв курс на Архангельск.

- А как же кафтан? - спросил Вяча.

- А может, кафтан давно износили, - насмешливо предположил Егор. - А может, и совсем никакого кафтана не было.

- Трудно даётся нам этот кафтан, - сказал Степан Иванович. - Но унывать не будем. Кафтан мы, правда, не нашли, да зато кое-что повидали. Это уже хорошо.

- И кафтан больше искать не будем? - встревожился Вяча.

- Будем, обязательно ещё раз поплывём, - заверил боцман.

На последней остановке перед Архангельском "Ласточка" пришвартовалась у лесозаводского причала, рядом с маленьким буксирным пароходиком "Белуха". Капитаном и матросом в одном лице на "Белухе" был юркий старичок по отчеству Карпыч. Сморщенное лицо старика необыкновенно быстро преображалось: то оно улыбалось, то через минуту вдруг омрачалось и почти свирепело, но как-то по-детски. Неопытному в водных делах человеку трудно было определить, кто старше - буксирный пароходик или его капитан.

Едва "Ласточка" подошла к причалу, как капитан "Белухи" уже подбежал к ней. Он и Степан Иванович оказались старыми знакомыми.

- Ты что же, Степан, с "Буревестника"-то списался?

- Прогнали, - усмехнулся боцман. - На пенсию.

- Да ведь ты моложе меня. А мне свою любушку жалко бросить. Хорошая она у меня, дролюшка, хотя и не молоденькая. Голубонька она моя ненаглядная никогда не подводила. А ведь и моложе-то меня всего годков на пять.

- Ну, на пять... - шутливо возразил Степан Иванович. - Тогда бы её давно списали.

- Да вот меня-то не списывают.

- Тебя, Карпыч, в пароходстве спросить обязаны, а "Белуху" спрашивать не будут. Дадут приказ-команду и поволокут твою дролюшку на металлолом.

- А я не позволю. Не позволю мою любушку на металл!

Но настроение у капитана "Белухи" менялось так же быстро, как и выражение его лица.

Пока он разговаривал с боцманом, неожиданно накатившейся от близко прошедшего быстроходного катера высокой волной "Белуху" развернуло. Так же неожиданно швартовый канат лопнул, и пароходик отнесло от причала.

- Ах ты старая дура! - заорал старик на свою "дролюшку". - Ах, ведьма, ленивая кобыла! Не могла сама закрепиться.

Он обращался к своему судну, как к живому существу. Ребята едва удерживались от смеха.

- Отдать концы! - скомандовал боцман.

И минут через десять "Белуха" на буксире была водворена на прежнее место у причала.

Матросы "Ласточки" помогали Карпычу пришвартовать "Белуху", а он их поучал:

- Э, куда, куда?! Не так! Не так! Это вам не академия! Тут думать надо!

- Смешной старик, - сказал Вяча, когда "Ласточка" отошла от причала.

- Странный, - отозвался Антон.

- Это верно, старик с причудой, - подтвердил боцман. - Но главное честный! Мы с ним вместе плавали.

За разговорами оставшаяся часть пути прошла незаметно.

- Ура! - воскликнул Вяча, отдавая якорь. - Возвращение из экспедиции и из похода - самое приятное во всех путешествиях и войнах, говорили великие путешественники и полководцы.

- А если из похода возвращались с поражением? - по своему обыкновению, с язвинкой спросил Егор-Беломор.

Вяча промолчал, а Степан Иванович сказал:

- Мы вернулись не с поражением...

Да, вернуться в родной город, конечно же, было очень приятно и радостно. Всё здесь было как прежде, как всегда. И в то же время как будто было и что-то новое.

Друзья расстались, чтобы завтра снова встретиться на "Ласточке".

Но Антон и Вяча уже вечером вместе смотрели по телевизору футбольный матч, а потом долго бродили по городу.

Позванивая, шли трамваи - красные и голубые. Шипели по асфальту бесчисленные легковые автомашины, встречались и нагоняли автобусы - тоже красные и голубые. А с реки доносился шум порта. Родной, милый город!.. Здесь пахло морем, но не было в этом запахе никакой морской соли, придуманной досужими маринистами. Шли по улице вперемежку с другими жителями Архангельска моряки, может быть вчера или позавчера вернувшиеся из дальнего плавания. Старожилы узнавали их не по походке, тоже придуманной литераторами, а по неуловимому для обычного взгляда виду и характеру человека, который много поплавал.

- Знаешь, Антон, наш сосед-пенсионер, что всю жизнь плавал, говорит: "Настоящего моряка я даже голого узнаю".

- По татуировке?

- Нет, татуировка - пережиток. Наши моряки уже давно себя не раскрашивают. А вот как он узнает моряка даже голого, неизвестно... Он даже говорит, что моряка архангельского отличит от моряка черноморского или тихоокеанского.

- Тоже голых?

Ребята посмеялись, но потом Антон серьёзно сказал: