— Чем вы занимаетесь? — дурацкий вопрос, но надо же с чего-то начинать.

— Ты и так прекрасно знаешь.

— Знаю, а слухи, которые ходят про вас — это правда?

— В основном, правда, — он остановился около лавочки и сделал приглашающий жест.

— Тогда я должна вас бояться, — заключила я, а Никольский рассмеялся.

— А ты боишься? — он присел рядом со мной на лавочку. Его руки скользнули по бедрам, заключая в тесные объятия.

— Опасаюсь, — выдохнула я, пытаясь отстраниться, — это лишнее, я обещаю никуда не убегать.

— Это не предосторожность, это мое желание. И все же ты меня боишься, я буквально чувствую запах твоего страха, — от его холодного голоса, по телу прошла мелкая дрожь.

Голова мыслила ясно и все попытки паники я отсекала на корню, но вот тело никак не желало успокаиваться, оно, словно загнанный дикий зверь действовало врожденными рефлексами.

— Послушайте, вы же хотели меня добиться, ваша же выходка перечеркнет все! — он меня уже не слушал.

Его руки все так же обнимали меня, прижимая меня к его груди. Дыхание горячим ядом стекало по шее и плечам. Но вот его руки напряглись, и я оказалась сидящей на его коленях.

— Зачем вы это делаете? — спросила я охрипшим от волнения голосом, глядя в его глаза. То, что я в них увидела, заставило меня нервно дернуться из стальной хватки.

— Не дергайся, и перестань бояться, иначе все кончится очень плохо! — прорычал он, а его пальцы до боли впились в кожу.

— Неужели вам нужна команда, чтобы уронить свою честь передо мной? — тихо спросила я, сжимая руки в кулаки.

— Ты провоцируешь меня, цветочек, — его ладонь скользнула вверх по животу, а тонкий трикотаж сарафана позволил ему чувствовать каждый изгиб моего тела.

— Напротив, стараюсь вернуть холодный рассудок, и пока не поздно выкинуть все мысли из головы! — прошептала я, при этом, судорожно пытаясь убрать его руки, — перестаньте!

Все, кажется, мое терпение подошло к концу. Я затрепыхалась в его руках, которые теперь были заняты не осмотром моего тела. Они пытались удержать меня у него на коленях. Наконец беспорядочность его движений дала мне возможность вырваться. Я отскочила от лавочки и обернулась. В густом вечернем сумраке его глаза чуть фосфоресцировали, или эту странную деталь дорисовало мое воспаленное воображение. Он все еще сидел на лавочке и зло смотрел на меня, а я медленно отступала назад.

— Иди ко мне, — его голос разрезал наэлектризованную тишину, отчего я невольно передернула плечами и отрицательно покачала головой.

— Вы взрослый мужчина, вы красивы, неглупы, в конце концов, состоятельны! Так скажите мне ради всего святого, зачем получать желаемое таким мерзким способом?!

На долю секунды мне показалось, что мои слова задели его, и он не натворит глупостей. Я все еще верила в людскую рассудительность, как оказалось зря, мне нужно было бежать сразу, как только вырвалась из его плена. А сейчас стало слишком поздно, несколько быстрых уверенных движений, и я прижата спиной к дереву, запястья сжаты его руками. Не зная, что еще сделать, чтобы прекратить это безумие, я расслабилась. Тело, до сих пор находившееся в физическом и нервном напряжении, обмякло в его руках. Он встряхнул меня, отчего я на секунду потерялась в пространстве.

— Перестаньте, остановитесь, — прошептала я, его глаза в упор смотрели на меня, не моргая.

— А что если я действительно хочу сделать так? Неужели ты думаешь, что у меня помутился рассудок, и я не владею собой? Не-ээт, — он наклонился к моему лицу, а я инстинктивно отвернулась, прижавшись щекой к боку дерева.

Жаркое дыхание защекотало шею.

— Не надо, — всхлипнула я, а по щеке прокатилась первая слеза.

Никольский тихо засмеялся на мои попытки остановить его и жадно поцеловал пульсирующую жилку на шее.

Из моего рта вырвался стон отчаянья, тело выгнулось в попытке оттолкнуть его. Это стало моей ошибкой. Его руки отпустили мои запястья и заскользили по бедрам, задирая тонкую ткань выше. Я уперлась освободившимися руками в его грудь, но бесполезно, с таким же успехом могла толкать бетонную стену.

— Ты все равно станешь моей, — хрипло сказал он, оторвавшись от моей шеи.

Я повернула голову на звук голоса, и зацепилась за его сумасшедший взгляд, под которым замерла, словно он загипнотизировал меня, — вот видишь как все просто?

Руки с бедер переместились вверх, зацепились за шелк белья и дернули его вниз. Взгляд все еще цепко держал меня, приближаясь к моему лицу. У меня хватило сил только для того чтобы опустить веки, тем самым, отгородившись от происходящего.

Поцелуй оказался грубым и обжигающе дерзким, я захлебнулась возмущением, а ладонь довершила самый женский защитный рефлекс. Пощечина оказалась неожиданно сильной, я даже сама испугалась. И ответная реакция не заставила себя ждать.

— Настойчивая…скажи, за что ты сейчас борешься? Ты же не девочка, так почему так отчаянно стараешься помешать мне? — зашептал Никольский у самого уха, а затем потерся щекой об мою шею. Тело отозвалось приятной дрожью, а я чуть не зарычала от бешенства, — ты же хочешь, я знаю.

— Нет! — выкрикнула я ему в лицо, — скотина!

Я была зла, растоптана, в то время как мое собственное тело пело, словно вибрирующая струна от его прикосновений. Для меня такое дисгармоничное разделение желаний стало слишком болезненным. Душа плакала и стонала от свершаемого насилия, а тело ликовало от пронизывающих его токов желания. На какой-то промежуток времени я просто выпала из реальности происходящего, осталась лишь тоскливая обреченность, которая вот-вот перейдет в помешательство рассудка.

Но вот Никольский подхватил меня руками за бедра и поднял вверх, спиной прочертив по коре дерева, я инстинктивно обняла его талию ногами, пальцы же судорожно вцепились в плечи.

— С-садист!!! Ненавижу тебя! — от боли я шипела как рассерженная кошка.

— Не будь колючкой цветочек, — он тряхнул меня, рассаживая спину еще сильнее. Боль змей проползла по спине, — ты дрожишь от желания, твое тело…оно кричит от жажды.

— Ты пожалеешь об этом, — срывающимся голосом прошептала я.

Никольский взял меня за затылок и приблизил мое лицо, я скривилась.

— Чего ты ждешь? — прорычала сквозь зубы я, — ждешь от меня покорности? А может смирения? Так ты не по адресу!

Он смотрел на меня как на что-то диковинное, а оттого непонятное, его глаза следили за каждым движением моих губ.

Я уже давно чувствовала его напряжение, и он с каждым поцелуем все хуже сдерживал себя. Все попытки моего сопротивления были сломлены, теперь я просто ждала, когда все кончится.

Мое подчинение свело на нет, все его усилия сдержаться, он страстно припал к моим губам, но во мне вспыхнула последняя искорка подавленного бунта. Мои губы ответили на его поцелуй. Никольский резко отстранился и внимательно всмотрелся мне в глаза.

— Не верю, — зло сказал он.

— Ненавижу!

— Так-то лучше, главное не забывай об этом, — его взгляд снова держал меня, не давая отвести глаз, — смотри на меня…

Когда он произнес это, я почувствовала, как он чуть приподнял меня, забытая боль в спине обожгла. Его тело прижалось ко мне, разрывая остатки дистанции быстрым движением. Из горла помимо воли вырвался стон….в нем слышалось многое: отчаянье, боль, ненависть…животная похоть.

Так, не зная сама, я сорвала маску, свою маску. Мне оказалась противна эта часть меня, которой плевать на все принципы и морали, она наслаждалась моими страданиями.

Я та другая сейчас отдавалась этому чудовищу. Смотря на это, моя лучшая половина корчилась в адских муках….так сгорала моя душа. Только лишь слезы, безостановочно катящиеся по моему лицу, выдавали истинные чувства.

Все закончилось. Я сидела, привалившись к дереву спиной, руки дрожали, тело ломило, а в голове поселился пожар.

Никольский сидел в нескольких шагах от меня, его взгляд, обращенный куда-то в темноту, светился бледно-голубым. Я долго смотрела на него, мне хотелось понять, что я чувствую после того, что он со мной сделал, но ничего кроме отвращения к себе не ощутила. Собрав остатки воли, я поднялась и побрела через парк напрямик, игнорирую асфальтовые аллеи и тропинки между деревьями. Первые десять минут я ждала, что меня догонят, потащат назад, но никто за мной не гнался.