– Быстрее, черт возьми! Пора уходить, а то застукают!

По обеим сторонам трюма шли узкие проходы; между ними над контейнерами, через каждые двадцать метров, тянулись мостики. Я пошел по одному из них на голоса к противоположному проходу. У контейнера с консервами трое в скафандрах грузили ящики на тележку.

– Не двигаться! – крикнул я и поднял винтовку.

– Бежим!

Выкрикивая проклятия, воры начали разбегаться. Один помчался по проходу в сторону шлюпочного отделения, другой спрыгнул с мостика и затерялся среди ящиков и контейнеров, а третий пошел на меня с железным прутом.

– Стой! – крикнул я.

Он метнул в меня прут и угодил прямо в шлем. Посыпались осколки, я зажмурился и выстрелил. К счастью, дышать в трюме было легко. Я открыл глаза, но негодяя и след простыл.

– Сюда, сэр! – закричал Филип. – Он… Ох!

Я побежал на крик. Филип сидел на полу, держась за бок.

– Извините, сэр, – оправдывался он, – я метил в другого, а этот незаметно подбежал и отправил меня в нокаут. Они ушли.

– Ушли?! – Я схватил его за шиворот и поднял на ноги. – Чтоб тебя… Чертов гард! Где пистолет?! Где «пугач»?

Филип побледнел, с ужасом осмотрелся.

– Я… Они… Он подобрал их, сэр, когда я упал.

Потрясенный, я не мог вымолвить ни слова.

Устав квалифицирует открытое неповиновение матроса командиру как мятеж. Что же говорить о вооруженном сопротивлении? Незаконное приобретение или хранение огнестрельного оружия влечет за собой пожизненную ссылку на спутник Юпитера Каллисто для гражданских лиц и смертную казнь – для матросов.

А теперь на корабле начался вооруженный бунт. И все из-за Филипа.

– Я выстрелил в одного. Он пробегал мимо тебя? – спросил я Филипа.

– Кажется, я видел только двоих, сэр.

– Кажется! – передразнил я его. – Значит, третий где-то здесь.

Мы пошли по трюму. Я держал наготове винтовку, но она не понадобилась – третий лежал ничком под мостиком. Голова у него была прострелена. Я приказал Филипу взглянуть на раненого. Филип вернулся бледный. Оказалось, что матрос убит и глаза его уже остекленели.

Мы вышли из трюма., и я сбросил скафандр.

– Все из-за тебя! – ворчал я на Филипа. – Ведь ты знал, что у нас мало еды, почему же не запер дверь в трюм? Думал, матросы этим не воспользуются? Ты даже не сумел сохранить доверенное тебе оружие! Теперь у мятежников есть пистолет и «пугач». Болван! Щенок! Выпороть тебя мало!

Своей виноватой улыбкой Филип буквально достал меня. Я был в бешенстве.

– Да! Видит Бог, заслужил порку, гардемарин! Я не был лейтенантом, и в моей каюте никогда не было скамьи для порки! Но теперь я научусь сечь!

В глазах Филипа появилась мольба, но он не проронил ни слова.

– Пошли! – Я схватил его за руку. – В лейтенантскую каюту!

Обуреваемый слепой яростью, я потащил Филипа по коридору, и вскоре мы уже были в офицерском отделении. Дверь в лейтенантскую каюту была приоткрыта. Я ворвался туда. Скамья стояла на месте, рядом – кнут. Филип, едва сдерживая слезы, снял китель, аккуратно сложил его, повесил на спинку кресла, шагнул к скамье, лег и скрестил руки под подбородком, как и положено.

Я прислонил винтовку к стене, схватил кнут.

– Я тебя научу нести службу, чертов… – Я больно хлестнул его.

Филип вскрикнул, дернулся. Я снова взмахнул кнутом, упиваясь своей властью.

Вдруг ярость схлынула, сознание прояснилось, я опомнился. Что же я делаю?! Кнут выпал из руки. Я рухнул в кресло у стола. Филип ждал продолжения порки.

– Господи! – схватился я за голову. Гардемарин продолжал лежать.

– Поднимайся, Филип, – прохрипел я. Он медленно встал, начал натягивать брюки. Лицо его пылало.

– Садись.

Он послушно сел, морщась от боли.

– Не знаю, сможете ли вы меня простить, мистер Таер. Я даже не надеюсь на это. Весьма сожалею о своем недостойном поступке. Это несправедливо.

– Нет! – выкрикнул он.

– Да! Ты…

– Нет, сэр, вы правы! – Из глаз его брызнули слезы. – Я не запер дверь, потерял оружие. Простите меня, постараюсь исправить свои ошибки! Что там порка! Я даже не знаю, какого заслужил наказания. Наказывать – значит доверять! Без наказаний на корабле нельзя. Я не похож на этих матросов. Уважаю дисциплину, уважаю присягу. Пожалуйста! – Он вскочил, протянул мне кнут. – Я ненавижу порку, но вы командир! Умоляю, выпорите меня! Не бойтесь!

Он положил кнут на стол прямо передо мной. Я закрыл глаза. Наступила гнетущая тишина.

– Думаешь, я боюсь? Боюсь, что ты присоединишься к бунтовщикам?

– Почему же тогда вы бросили кнут? Или я мало натворил?

– Бросил потому, что понял свою ошибку. Это я обязан был запереть трюм. Как только поднялся на борт. Из-за моей неосмотрительности погиб человек. А я свалил свою вину на тебя. Что же до пистолета и «пугача»… И здесь ты не виноват, у тебя их отняли. Ты делал все, что мог.

– Значит, плохо сделал! – На лице его еще не высохли слезы. – На корабле я единственный офицер. Вам бы на меня положиться, а я вас подвел. Нет, я ни на что не гожусь. Недаром вы отказались взять меня с собой. От меня никакого проку. Хуже того, один вред.

– Слушайте внимательно, мистер Таер. Я опасался за вашу жизнь. И только поэтому не хотел брать вас с собой. Вы хороший офицер, и я вас уважаю. Простите, что так обошелся с вами. Больше такого не повторится.

– Не обещайте, не надо.

– Поздно. Уже пообещал. Я обязан был это сделать, чтобы впредь не совершать необдуманных поступков. И вообще… – Я умолк, не в силах справиться с обуревавшими меня чувствами, потом едва слышно произнес: – Знаешь, Филип, я не гожусь в командиры. Может, отстранишь меня и займешь мое место?

– Что? – с ужасом прошептал он.

– Бери корабль под свое командование. Я не возражаю. Не получился из меня командир, я только порчу людям жизнь. – Филип был потрясен, будто гром грянул среди ясного неба. – А теперь в довершение ко всему убил человека.

– Вы герой, вы спасли «Гибернию», – заговорил Филип, оправившись от шока. – Я не уберег даже собственное оружие, а вы предлагаете мне командовать кораблем. Нет, я так и останусь гардемарином. Сместить?.. – Он издал какой-то странный звук – не то всхлип, не то смех.

– Да поможет нам Господь Бог. – Я накрыл ладонью его руку, и так мы долго сидели в полной тишине. Наконец я встал и со вздохом сказал:

– Ладно. Давай приниматься за дело. Еще раз повторяю, прости меня, Филип!

– Мистер Тамаров еще не так меня сек, сэр, – попытался улыбнуться Филип. Мы встали и пошли к выходу.

– Отдохни несколько часов, Филип, а потом пойдешь на мостик. Можешь занимать любую каюту.

– Только гардемаринскую, сэр. Иначе мне не уснуть.

Усталый, в полном отчаянии, я поплелся на мостик и запер за собой дверь. Искать украденное у Филипа оружие на таком большом корабле было бессмысленно. Ускользнувшие солдаты были в скафандрах, и я их не разглядел. Где искать? У кого?

Инженер был пьян, ему не до воровства. Связист Цы занимается устройством панелей управления. Акрит и Джабур составляли списки пассажиров. Андрос сидел в карцере. Таким образом, из четырнадцати осталось девять.

Их можно было проверить на детекторе лжи с применением наркотиков. Но устав запрещает подобные допросы, если к тому нет особых оснований. Кроме того, на борту не было врача, а сам я не знал, какие именно следует вводить наркотики и в каких дозах.

Мои размышления были прерваны голосом из динамика:

– Центр управления? Докладывает пост связи!

– Что у вас, мистер Цы?

– Кажется, с лазерами все в порядке., сэр. Разрешите проверку?

– Можно без включения лазеров?

– Нет. Только с включением, сэр. Иначе не проверить.

– Пожалуй, верно. Постреляешь по метеору. Как только мистер Таер заступит на вахту, я прикажу ему выбросить за борт что-нибудь негодное.

Мне подумалось, что неплохо использовать в качестве мусора убитого мною вора. Но я решил не обострять и без того непростые отношения с экипажем, несмотря на то что вор намеревался ограбить своих же товарищей.