— Я думаю, ваше величество. — говорит Левенгук, — что едва ли какое-либо зрелище может быть более приятным для любознательного глаза, чем эта картина движения крови в столь большом числе кровеносных сосудов, как вы это увидите в хвостовом плавнике угря.

Но это еще не все. Самый эффектный номер программы Левенгук приберег напоследок. Когда, по его расчетам, русский гость уже достаточно проникся уважением к микроскопам и их создателю, Левенгук торжественно извлек из глубокого кармана своего камзола склянку с перечной настойкой.

И вот под линзой мечутся уже ставшие знаменитыми «маленькие животные». Перед глазом человека вновь открывается этот новый и неожиданный мир, полный жизни и движения. Там кишат сотни крошечных нежных существ. Одни плавают быстро и весело, другие медленно, как бы задумчиво, третьи двигаются то вперед, то назад, четвертые остаются совершенно неподвижными на месте.

Сотни живых существ в одной только капле перечного настоя! Как не удивляться этому!

А Левенгук хитровато улыбается. У него в запасе есть еще не менее увлекательное зрелище. Уже десятки ученых с его легкой руки наблюдают маленьких животных в капле воды. И многие, наверное, думают, что они превзошли в этом старого Левенгука. А между тем он знает об этих крошечных созданиях нечто такое, чего не знает больше никто.

Вот ракушки, выловленные Левенгуком в дельфтских каналах. Не нужно много времени, чтобы убедиться с помощью всемогущей лупы в том, что тело моллюсков прямо-таки набито зародышами детенышей.

— Почему же наши каналы, — спрашивает Левенгук, — не набиты битком этими ракушками, если в теле каждой матери-моллюска такая масса зародышей?

Линза микроскопа должна ответить и на этот вопрос. Левенгук снимает иглой еле видимый кусочек слизи с молодого моллюска, разбалтывает эту слизь в воде и каплю воды помещает под микроскоп.

Теперь под линзой можно увидеть огромное число мельчайших представителей незримого мира. Они так малы, что уже нельзя разобрать их строение. Но они живы, они движутся, они постоянно и жадно уничтожают мягкое тело молодых моллюсков.

— Жизнь существует за счет жизни, — продолжает рассказывать Левенгук. — И все это, конечно, к нашему благополучию, потому что, если бы маленькие животные не съедали молодых моллюсков, то наши каналы оказались бы переполненными ими до самых краев.

Петр поражен всем увиденным. Он благодарит Левенгука, восхищается необычайными качествами его приборов, талантом самого исследователя.

Левенгук не менее высокого мнения и о своих микроскопах и о своей собственной особе. Но он хитрит, он напускает на себя приличествующую случаю скромность.

— С помощью того небольшого таланта, который мне дан, — говорит он, — я стараюсь лишь вырвать мир из власти старых суеверий и направить его на путь знания и истины.

А Петр думает о будущем, мечтает о таких же значительных открытиях на своей родине. Он, конечно, не знает, что эти мечты близки к осуществлению, что его соотечественникам предстоит проникнуть в самые неизведанные глубины мира невидимых существ.

Злые, упорные ветры мечутся над пустыней Шаргын-Гоби, поднимая тучи колючего песка. Здесь нестерпимая жара летом, трескучие бесснежные морозы зимой.

Редко кто отваживался пересечь этот неприветливый край. Поэтому жители Западного Китая были несказанно удивлены, когда из Шаргын-Гоби к границам их отечества пришли с небольшим караваном отощавших верблюдов не виданные никогда ранее люди. Говорили они на непонятном языке, еле двигались от усталости и голода, одежда их висела лохмотьями, словно у нищих…

Так почти семьсот лет назад венецианец Марко Поло и его спутники первыми из европейцев проникли в континентальный Китай сухопутным путем — через пустыни и полупустыни Средней и Центральной Азии.

После многолетнего изнурительного и опасного путешествия европейцы оказались в стране, поразившей их воображение. Словно волшебная дверь неожиданно распахнулась перед ними и привела их в иной, сказочный мир.

Они нашли здесь развитую культуру, увидели крупные торговые города, прекрасные дороги и мосты, роскошные дворцы и парки. Они познакомились с жизнью незнакомого, талантливого, многомиллионного народа.

Когда Марко Поло, пробыв много лет в Китае, вернулся на родину и рассказал обо всем, что видел и узнал, его подняли на смех, объявили выдумщиком и шарлатаном. Никто не хотел верить, что могут существовать на земле миллионы людей, остававшихся до сего времени неизвестными.

Подобная история, только совсем с другим результатом, произошла с людьми, первыми проникшими в мир незримых существ.

Ведь трудно было поверить в то, что есть животные, каждое из которых в тысячу раз меньше самой крошечной пылинки.

Над «червячками» Кирхера и «маленькими животными» Левенгука вначале добродушно посмеивались, как над плодом досужей фантазии, рассказывали о них забавные истории, сочиняли анекдоты. Потом, когда пошли слухи, что невидимок отыскали повсюду: и в капле воды, и во рту человека, и на пылинках, носящихся в воздухе, — решили, что это уж слишком неправдоподобно.

Нашлись люди, которые объявили охотников за невидимками бессовестными лжецами. Другие пытались убедить исследователей, что открытый ими новый мир — только обман зрения. Такие недоверчивые люди были во все времена. Даже знаменитый французский философ Вольтер, живший в XVIII веке, утверждал, что люди, которые возятся с микроскопами, занимаются рассматриванием «пятен в собственных глазах».

Но ни нападки научных противников, ни насмешки сомневающихся не обескураживали тех, кто с помощью микроскопа путешествовал в мире невидимок. Ведь сами-то микроскописты хорошо знали, что открытый ими мир не плод воображения, что он существует на самом деле. Неустанно отыскивали они повсюду таинственные маленькие создания. Их стали называть микробами, микроорганизмами, микроскопическими существами.

Ряды охотников за микробами росли. Уже десятки ученых сидели за микроскопами, зарисовывали невидимок, пытались возможно подробней описать их внешний вид, их поведение в капле воды.

Смотреть в микроскопы стало таким же модным занятием, как в свое время рассматривать насекомых через «блошиное стекло». Мастера-оптики шлифовали стекла и делали микроскопы на вкус различных потребителей. Появились микроскопы дешевые — картонные и очень дорогие — серебряные и золотые, с затейливым орнаментом.

Из орудия науки микроскоп превращался в забавную игрушку, на которую был большой спрос. Поэтому мастера меньше всего думали об улучшении качества своих микроскопов, которые по-прежнему давали недостаточно четкое изображение и сравнительно небольшое увеличение.

Такие микроскопы мало чем могли помочь исследователям. До боли в глазах смотрели они в свои стекла, пытаясь проникнуть в тайны мира невидимых существ. И бывало, что сомнения овладевали ими. Иные даже спрашивали себя: да, быть может, они и впрямь не живые, эти «маленькие животные»?

Ведь те, кто утверждает обратное, приводят немало веских доводов.

«Вы считаете своих „маленьких животных“ живыми, — говорят они, — только потому, что эти животные движутся и иногда заглатывают друг друга. Но если внимательно проследить за каплей масла в содовом растворе, то можно увидеть примерно то же самое. Капелька переползает с места на место и вбирает в себя, заглатывает разные соринки, которые попадаются на ее пути».

«Но ведь маленькие животные не только движутся и питаются — они растут за счет усвоенной пищи», — возражали микроскописты.

А их противники опровергали и это.

«Возьмите, — советовали они, — горсть кристаллов медного купороса, — квасцов или поваренной соли. Бросайте кристаллы одного из этих веществ в стакан с горячей водой до тех пор, пока часть кристаллов уже не будет растворяться, и поставьте стакан на солнце. Потом возьмите еще один маленький кристаллик, привяжите его к нитке и опустите в стакан с насыщенным раствором так, чтобы, находясь в растворе, он не падал на дно и не касался стенок стакана. Через несколько дней, вытянув нитку из стакана, вы убедитесь, что маленький кристаллик сильно вырос. Если его снова опустить в стакан, он вырастет еще больше».