Георгий Васильевич Краснов
Треснутая трубка
Кольцо, найденное в море
Одно из сообщений Московского радио, прозвучавшее в эфире в первые дни после суровой зимы 197… года, всполошило весь мир. Чуть позже Академия наук СССР созвала для советских и зарубежных журналистов специальную пресс-конференцию. А на другое утро почти все газеты земного шара вышли с фотографиями биофилолога Виталия Синичкина и его друзей — дельфинов.
На самых видных местах броские заголовочные шрифты газет провозглашали:
«Ученый беседует с дельфином». («Советская Россия»).
«Коммунисты собираются захватить в свои руки мировой океан. Их дельфины готовы уже сегодня окружить американский континент». («Уоллстрит джорнэл», Нью-Йорк).
«Дельфины нашего земляка знакомятся с летчиками-космонавтами». («Волжское знамя», Чебоксары).
«Когда же англичане начнут понимать дельфинов?» («Дейли телеграф», Лондон).
«Виталий Синичкин со своими дельфинами прибыл в наш город. Молодой биофилолог интересуется затонувшим фашистским кораблем, на котором были архивные документы гестапо». («Вечерняя Одесса»).
«Пусть народы всех стран узнают тайны минувшей войны». («Народна трибуна», София).
«Могут ли дельфины обитать в Суре?» («Путь победы», Ядрин).
— Меня никто не спрашивал?
— Нет.
Осторожно перешагнув через магнитную ленту, разложенную на полу молодой лаборанткой, биофилолог Виталий Синичкин направился во внутреннюю комнату. Там он подошел к одному из трех окон, выходящих в уютненький садик перед домом, и широко распахнул его. В комнату хлынула волна пьянящих запахов лета, сквозь ветви деревьев снизу донесся ласковый шум моря, тихо плескавшегося под горой.
Синичкин нагнул к себе ветку черешни и, о чем-то задумавшись, тут же отпустил ее обратно. Он смотрел в сторону моря, но мысли его были заняты иным. Через какое-то время, будто вспомнив о чем-то неотложном, он быстро подошел к письменному столу, достал из ящика объемистую папку, вынул из нее голубой конверт и устроился поудобнее в кресле. Развернув сложенный вчетверо лист, Виталий пробежал глазами по размашистым строчкам.
«Товарищ Синичкин!
На прошлой неделе, когда мы возвращались с уловом в свой совхоз, на берегу моря случайно нашли серебряный портсигар… Узнав из газет о Ваших опытах с дельфинами, решили его показать Вам… 29 июня я приеду на районное совещание рыбаков и прихвачу тот портсигар с собой.
Суббота, 26 июня.
Бригадир рыболовов совхоза «Ереван»
Приписку в конце письма — «Рыбаков особенно удивила ваша фамилия на серебряном портсигаре» — биофилолог прочел несколько раз.
Синичкин взглянул на часы — было двадцать минут десятого. Какое-то мгновенье он сидел неподвижно, не отрывая взгляда от письма, и механически постукивал тупым концом карандаша по поверхности стола. Затем поднял телефонную трубку и попросил соединить его с райкомом профсоюза рыбаков. Ему ответили, что совещание начнется в одиннадцать. Работник райкома, с которым он разговаривал, оказывается, хорошо знает Самеда Эксузьяна, но катер из совхоза «Ереван» еще не прибыл.
Синичкин плеснул из графина немного холодной воды на ладонь и провел влажной рукой по лбу. Минувшую ночь он совсем не спал и утро встретил с тяжелой, уставшей головой. До завтрака искупался в море, но не помогло и это — боль в висках не проходила. Да и дело осталось не законченным. Если постараться, он сможет, конечно, завершить его сегодня днем и к вечеру выехать в далекое родное село на берегу Суры.
Но успеет ли?.. Телеграмма, которую ему принесли вчера, звала спешно собираться в Вагаш…
«Виталий! Мамино здоровье вдруг резко ухудшилось. Как-нибудь найди время и постарайся приехать. Бабушке твоей очень нужно в последний раз поговорить с тобой…
Может, и не стоило ему дожидаться встречи с Эксузьяном? Аспиранты уже проинструктированы и детально знают, какую работу проводить с дельфинами, пока он будет в отъезде. Не напрасно ли вернул он билет в кассу?.. Ведь фамилия на портсигаре, если рассуждать серьезно, ничего не значит. Мало ли среди матросов Черноморского флота или рыбаков может быть Синичкиных! Да и какой-нибудь курящий курортник мог уронить этот портсигар на берегу.
Синичкин… Синичкин… Биофилолог несколько раз подряд, чисто механически, вывел на листе бумаги свою фамилию. Подобранный рыбаками портсигар, разумеется, не мог принадлежать Виталию — ему хотя и перевалило за тридцать, но он почти не курил, только изредка в компании с друзьями втягивал в себя табачный дым. Но в душе у него искрилась пусть маленькая, но надежда: не таит ли этот портсигар хоть какую-либо весточку о его пропавшем без вести отце? Ведь накануне нападения фашистской Германии на Советский Союз офицер Военно-Морского Флота Сергей Петрович Синичкин как раз охранял рубежи Родины на Черном море. Куда только не обращался Виталий с запросами — все было тщетно; вера его, что когда-нибудь он все-таки сумеет обнаружить след отца, стала иссякать. И вот вдруг — серебряный портсигар…
Золотистые щупальцы-лучи ослепительно оранжевого солнца, поднявшегося уже высоко над морем, пробившись сквозь листву деревьев, заиграли на отполированной поверхности стола. Похоже, день и сегодня выдастся знойный, печет уже с утра. Под окном, на цветах, жужжали пчелы. От бассейна доносился визгливый говор проснувшихся дельфинов.
В дверях показалась кудрявая головка лаборантки Рены.
— К вам, Виталий Сергеевич, из совхоза…
Синичкин, пожимая мускулистую руку рыбака, попросил его пройти к столу и указал на кресло. Но прежде чем сесть, Самед Эксузьян положил перед Виталием портсигар.
— Вещица, видать, долго лежала в море, пока течением не вынесло ее на берег, — проговорил рыбак с легким кавказским акцентом.
Синичкин почувствовал на себе пристальный взгляд Эксузьяна и, сдерживая внутреннее волнение, начал рассматривать портсигар. Он и в самом деле был из серебра, на потемневшей его крышке виднелись какие-то непонятные, вероятно, нацарапанные острием ножа, знаки. Но никакой фамилии на поверхности портсигара Синичкин не обнаружил.
Виталий нажал на пружину портсигара, и тот бесшумно раскрылся. Затаив дыхание, Синичкин впился глазами в надпись на внутренней стороне крышки. Она, вероятно, была сделана старым немецким гравером: слова выведены не латинскими, а крупными каллиграфическими буквами готического шрифта.
— Штуку эту ее хозяин, видимо, получил в подарок на день рождения, — сказал Эксузьян и, словно в чем-то оправдываясь, добавил: — Мы ее в совхозе учителю немецкого языка показывали…
— Пожалуй, так, — кивнул Виталий. — Портсигар подарен какому-то механику.
— Который работал на фашистов… — уточнил рыбак.
— Если верить надписи, его хозяин и в самом деле был механиком на одном из немецких кораблей или катеров, — согласился Синичкин, подумав, что ему незачем что-то скрывать от этого большеглазого молодого армянина. — Я очень благодарен вам, Самед, что показали мне свою находку. Вчера мне нужно было срочно вылететь на родину, но тут подоспело ваше письмо, и я на два дня отложил поездку.
— Виталий Сергеевич, ведь ваш отец…
— Догадываюсь, что вы хотите сказать… Да, он служил на Черноморском флоте и в 1942 году пропал без вести. Когда вы написали, что найден портсигар какого-то Синичкина, у меня возникла надежда: а вдруг узнаю что-то об отце?.. К сожалению, она не оправдалась. Моего отца звали не Готлибом, а Сергеем, и механиком он никогда не был. К тому же, как можно поверить, чтобы советский офицер, с первых дней войны проявивший доблесть и отвагу, за что он награжден был орденом, согласился бы пойти в услужение фашистам?..