…На исходе ночи Синичкин был уже в столице. Решив, что кое с кем из московских друзей он повидается на обратном пути, Виталий, перебравшись на другой аэродром, первым же рейсом вылетел в Чебоксары. В полдень, сидя в автобусе, следовавшем в сторону Ядрина, он уже любовался картинами родных, любимых с детства пейзажей. Не доезжая до Сурского моста, шофер по его просьбе остановил в лесу автобус, и Виталий, попрощавшись с попутчиками, перекинул через плечо светло-серый пиджак, взял в руку свой небольшой дорожный чемодан и, свернув от шоссе влево, легко зашагал по тропинке через березняк.

Так и не сумев успокоиться после встречи с Эксузьяном, очутившись в родных просторах, он разволновался еще сильнее. Со всех сторон раздавались знакомые птичьи трели, из-за березняка доносился ласковый протяжный голос кукушки, на желтых цветках вдоль тропы жужжали пчелы. Идя по лесу, Синичкин как бы заново переживал свое босоногое детство: как он вместе с другими деревенскими мальчишками собирал здесь землянику, как в жаркие дни, спустившись с крутой горы, нырял в прозрачную чистую воду Суры, как пугали они девочек, когда те приходили сюда пасти коров, желтоголовыми ужами… Разве мечтал он, когда учился в здешней начальной школе, стать биофилологом? И слова такого тогда он еще не слыхал, о дельфинах даже не задумывался, ему хотелось стать шофером или комбайнером. А теперь вот приезжает в родное селение с берегов Черного моря, прервав на время интереснейшую работу в лаборатории-пансионате. Разве не удивительна жизнь человека? Каких только сюрпризов не бывает в ней! Взять хотя бы эту удивительную, необычную находку — портсигар и кольцо.

Виталий пересек поляну и, остановившись в тени старого разлапистого дуба, поставил на землю чемодан, пиджак бросил на куст орешника и — в который уже раз! — извлек из подаренного Эксузьяном портсигара кольцо в пленочной обертке. Заметив на одном из нависших над головой дубовых листьев зеленоватый круглый нарост, он сорвал его и, надавив пальцами, капнул темную жидкость на кольцо. От сока дубового ореха золото и вделанный в него драгоценный камень заискрились и заиграли ярче. Но тут же, будто увидев в их отражении лицо своей старой бабушки, Виталий заспешил в путь. Каково-то теперь ее состояние, не ухудшилось ли оно после полученного им в Одессе письма? Еще третьего дня отправил он в деревню телеграмму, там и ждать его, пожалуй, уже устали. Ускорив шаг, Синичкин вышел на лесную опушку и увидел впереди за оврагом родную деревню. А вон сквозь ветви деревьев виднеется и крыша бабушкиного дома. Виталий направился туда не по улице, а напрямик, по картофельному полю, и вышел к огородам. Он перелез через невысокую изгородь и увидел тетю Лизук, которая косила траву под яблонями.

— О-о, Виталий приехал! — обрадовалась она и, отложив косу, заспешила к нему.

«Дома, судя по ее виду, должно быть, все в порядке. Бабушка, вероятно, поправилась», — с облегчением подумал Синичкин, войдя вместе с тетей через калитку во двор, но все же не удержался и спросил:

— Как чувствует себя бабушка?

— Сейчас уже нормально. А неделю назад стало ей совсем плохо. Только и разговоров было, как бы тебя повидать перед смертью. Сам ведь знаешь, семьдесят седьмой пошел ей нынче…

— Что с ней было?

— Дышать стало ей трудно. Ладно хоть председатель позвонил в районную больницу. В тот же день главный врач сам приехал. Подлечили ее. Тебя с тех пор ждем каждый день. Всем колхозным шоферам, кто в город едет, наказывали заглянуть на автостанцию…

— А я сошел с автобуса у Вазанарской горки, захотелось пешком пройтись по лесу, — сказал Виталий.

— Как уж мать обрадуется тебе!

И верно, старенькая бабушка была безмерно рада приезду внука. Она в это время готовила на летней кухне ужин и, как увидела Виталия, так и припала к его груди седой головой.

— Ах, внучек ты мой родненький! — запричитала она сквозь слезы. — Сиротой ведь вырос, а человеком каким стал! Живы были б мать с отцом — не нахвалиться бы им тобой…

Хоть и вошел он домой огородами и никого в пути вроде не встретил, но молва о приезде земляка-ученого вмиг распространилась по деревне. Когда он немного успокоил бабушку и тетя Лизук налила ему только что принесенное из погреба холодное и ароматное домашнее пиво, одни за другим начали появляться соседи. Затем пришли два пожилых учителя — Николай Егорович и Пелагея Максимовна, которые преподавали в школе язык и литературу. Ближе к вечеру заглянул председатель колхоза, добродушный и словоохотливый ровесник Виталия, Алексей Смирнов. И все интересовались дельфинами, охали да ахали — это же надо, животные понимают человеческий язык! — расспрашивали ученого, как он разговаривает с ними.

Разошлись гости лишь после полуночи.

— Сношенька, ты уж постели Виталию в сенях, — попросила бабушка. Он ведь с детства любил спать там.

Виталий давно уже чувствовал усталость, но спать ему не хотелось. Он сидел у открытого окна, выпуская на улицу струйки сигаретного дыма.

— Бабушка, — ласково позвал он, когда она кончила мыть посуду на кухне, — иди к столу, посиди со мной… Я хотел спросить тебя…

— О чем же, Виталий?

— Ты не помнишь, бабушка, было ли у отца кольцо, золотое?

— Зачем ты, внучек, спрашиваешь об этом? — заволновалась старая женщина.

— Ты, бабушка, не подумай чего-то плохого, — успокоил он ее. — Но мне очень нужно узнать об этом.

И Виталий поведал ей со всеми подробностями о встрече с армянином-рыбаком, о том, что рассказал этому рыбаку его отец о механике Синичкине. Потом вынул из кармана портсигар и положил его на стол перед бабушкой.

— Твой отец никогда не курил, — сказала та, отодвинув от себя портсигар. — Такой вещи у него я не видела ни разу.

— А эту? — он раскрыл портсигар и, развернув пленку, подал бабушке золотое кольцо.

Старая женщина неторопливо надела поданные невесткой очки и долго рассматривала маленькое кольцо. Виталий и тетя терпеливо ждали, что она скажет. Но она молчала, лицо ее застыло в напряжении, затем вдруг задрожало, и из глаз побежали слезы.

— Бабушка, бабушка! Зачем ты опять?..

— Вспомнила я, внучек, вспомнила… Лучше уж и не надо бы. Больно тяжело ворошить прошлое… В тот самый день, когда началась война, день рождения матери твоей справляли. И отец подарил ей золотое кольцо. «Вера, — сказал он тогда, — к свадьбе я не мог купить тебе кольцо, так прими его сегодня». Она вроде малость даже упрекнула отца, что напрасно потратился на такую дорогую вещь, а сама подарку очень радовалась…

Со слов бабушки Виталию было известно, что отец его, будучи курсантом военно-морского училища, женился на девушке-сиротке, которую воспитала чужая семья. Приглянулись они друг другу еще в школе. Когда он уехал учиться на командира флота, она поступила в педтехникум и чуть ли не каждый день получала от него письма. Потом он приехал в отпуск, и они расписались…

— Бабушка, а мама носила это кольцо?

— Носила, а то как же. Кольцо-то, сам видишь, женское. Отцу оно только на мизинец и влезало.

— Что было дальше бабушка?

— В тот год мы жили у твоего отца в Одессе. Я и прежде рассказывала тебе, как он проводил нас после начала войны. Про кольцо вот только запамятовала. Мать отдала его отцу на вокзале: пусть, говорит, оно сбережет тебя от опасностей. Он не хотел его брать, да поезд тронулся…

Виталию кажется, что он и сам помнит, как сидел в поезде на коленях бабушки, а мать держала в руках семимесячную Верочку. Что было потом — в памяти не сохранилось, ведь шел ему тогда лишь третий год. По словам бабушки, в пути их эшелон не раз бомбили фашистские самолеты. На каком-то полустанке поезд простоял несколько часов, говорили, что впереди повреждена дорога. Дни тогда выдались знойные, в вагоне было душно, изнывающие от жажды дети плакали, просили пить. Водокачка на станции была разрушена, и женщины в поисках воды бегали по поселку. Вдруг на полустанок, как черные коршуны, налетели вражеские самолеты и, кружа на низкой высоте, начали обстреливать из пулеметов безоружных пассажиров. Вблизи вокзала загорелось какое-то здание, оттуда клубами поднимался густой дым.