— Не удивляйтесь. Он бросил ее и временами наведывается, как к сожительнице. Запуганная, она смирилась с такой жизнью.
— Как характеризуют его?
— Приезжая сюда, пьет безбожно. Раньше сидел за кражу из магазина.
— Каким путем проник в магазин?
— С чердака.
— У нас также совершена кража…
— Почерк его, — заключил Удачин, выслушав рассказ Горбунова.
— В Свердловске друзей имеет?
— Сейчас нет. Те, что были, осуждены.
— Давно?
— Один два года сидит, другой — полтора.
— Значит, наш магазин они не могли обокрасть вместе с Верхотурцевым.
— Нет.
— Та-ак, — выдохнул Александр Самсонович. — Лучше бы, конечно, обыск сделать у всех родственников.
— Бесспорно.
— Может, все-таки, сперва поговорить с женой Верхотурцева?
— Зачем?
— А вдруг…
— Сомневаетесь?
— Да. Ведь прокуроры бывают разные.
— Согласен. Но речь идет не о курице, а о краже государственных ценностей! И на порядочную сумму!
— Я понимаю.
— Прокурор нам верит. Не без оснований, конечно.
— Это хорошо.
Долго еще разговаривали оперативники, обсуждая план работы на следующий день. Решили обыск проводить одновременно в трех квартирах. В этом важном мероприятии Удачину обещали помочь начальники районных отделов. Довольный, Александр Самсонович заготовил для свердловских коллег списки выкраденных товаров, потому что каждый должен знать, что и где искать.
Утром Удачин провел короткое совещание. Он сообщил, кто и у кого будет производить обыск. Горбунов проинформировал о похищенном и раздал списки, в которых подробно обрисовывалась каждая вещь. Спустя несколько минут три машины увезли оперативников от управления милиции в разные стороны.
Александр Самсонович сидел рядом с шофером и задумчиво глядел вперед. Сзади покачивался молодой лейтенант, назначенный в помощники.
Машина остановилась у двухэтажного каменного дома. Горбунов без труда отыскал нужный номер квартиры, постучал в дверь.
— Сильней стучите, товарищ капитан, — подсказал лейтенант, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — Сапоги малы, холодно, пальцы щиплет.
Александр Самсонович постучал настойчивее. Дверь бесшумно приоткрылась.
— Вам кого? — охрипшим голосом спросила еще не старая женщина с темными глазами.
— Хотя бы и вас, — как можно спокойнее отозвался капитан, рассматривая худое женское лицо.
Несколько минут женщина растерянно стояла, не отрывая глаз от милицейской формы. Затем упавшим до шепота голосом устало выдохнула:
— Заходите.
Работники милиции вошли в квадратную комнату. Кутаясь в старый пуховый платок, хозяйка отошла к койке, продолжая испуганно глядеть на вошедших.
— Кто здесь живет? — мягко спросил Горбунов.
— Верхотурцева.
— Ольга Игнатьевна?
— Да, — еле слышно выдавила женщина.
— Разрешите паспорт.
Хозяйка задумчиво прошла к тумбочке, порылась в бумагах и подала капитану паспорт. Убедившись, что перед ним Верхотурцева, Александр Самсонович возвратил документ, повернулся к лейтенанту:
— Понятых.
Ольга Игнатьевна дрожащими пальцами теребила конец пухового платка и измученным взглядом смотрела на сапоги Александра Самсоновича, молча стоявшего у порога.
Вслед за лейтенантом в комнату вошли две смущенные девушки. Им Горбунов разъяснил права и обязанности понятых, предъявил Верхотурцевой постановление на обыск.
— Прошу добровольно выдать все, что привозил Семен Верхотурцев, — предложил Александр Самсонович, когда Ольга Игнатьевна ознакомилась с постановлением. С минуту она стояла в нерешительности, потом, шаркая подошвами комнатных тапочек, подошла к шифоньеру, выложила из него на койку дамское пальто, голубой гарнитур, мужской костюм. С руки сняла часы «Заря», положила на стол.
— Все, — тихо выдохнула она, устало опускаясь на старый диван. — Больше ничего нет. Я не виновата… Я не носила его подарки. Они мне не нужны…
Верхотурцева заплакала. Молодой лейтенант, ощущая неловкость, вопросительно поглядывал на капитана, не зная, что предпринять. Александр Самсонович по опыту знал, что в подобных случаях женщины вскоре успокаиваются. Только становятся более замкнутыми и грустными. Горбунов не стал ожидать, когда Верхотурцева проплачется. Остановившись против нее, он заговорил тихо, спокойно:
— Ольга Игнатьевна, расстраиваться не стоит. Мы знаем, вы жизнью не были изласканы… Немало горя причинил вам и Семен. Но разве можно так изводить себя?
Когда Верхотурцева перестала плакать, обыск в квартире продолжили. Однако больше ничего не нашли.
Обратный путь Александр Самсонович ехал на заднем сидении. Рядом с ним сидела озабоченная и притихшая Ольга Игнатьевна. Она еще не знала, куда и зачем ее везут. Ей пока известно одно: капитан из Кургана. Могут и туда увезти…
Уже сейчас Горбунов думал о предстоящем допросе жены преступника. Она, конечно, ответит на многие вопросы. Преступление будет раскрыто. В этом оперативник уже не сомневался и был уверен в том, что сегодня же задержат Семена Верхотурцева. Стоит только позвонить в Курган, сообщить о результатах обыска. И это Горбунов сделает. Без промедления. Теперь Верхотурцевым можно заниматься вплотную.
Александр Самсонович начал допрос сразу, как только приехали в управление милиции. Ольга Игнатьевна была откровенна: не скрывала явного недовольства своей неустроенной жизнью, с ненавистью говорила о Верхотурцеве, обвиняя его в неверности и в нежелании жить честным трудом.
— Зачем же его принимаете? — спросил Горбунов, сдвинув лохматые брови. — Ну, зачем?
— А куда деваться? — глухо проговорила допрашиваемая. — Попробуй не пусти, дверь разворотит.
— Посадили бы.
— Что толку? Отсидел бы пятнадцать суток и снова — погромы.
— За повторное мелкое хулиганство, если оно совершено в течение года после первого, полагается привлекать к уголовной ответственности. Двести шестая статья.
— Он и в колонии уже сидел.
— Знаем. Тем хуже для него.
— Таких не надо выпускать на свободу.
— Все делается в пределах закона. Многие порывают с тяжелым прошлым, живут честно. Это — хорошо. Правда, отдельных приходится возвращать обратно за новые преступления. Печально, но факт.
— Я не понимаю…
— Со временем поймете. — Горбунов поднес к глазам кончик авторучки, сдернул с пера волосинку. — Давайте-ка ближе к делу, Ольга Игнатьевна. Скажите, почему приняли вещи от Верхотурцева?
— Не брала. Отказывалась. Оставил.
— Почему не заявили в милицию?
— Боялась. Он пригрозил: «Кому сболтнешь — кишки выпущу».
— Запугивать они умеют. На деле совсем иное получается. Преступника уличают свидетели, люди. Фактов мести я лично не знаю. Даже не слышал. Отомстить — значит совершить преступление, за которое неминуемо последует наказание. Разве этого не понимают те, кто угрожает?
— Может быть, — горько выдохнула Ольга Игнатьевна. — Я устала жить и, видимо, поэтому многое усложняю…
Александр Самсонович, закончив допрос, закурил.
Удачно провели обыск и свердловчане. Они привезли узел и чемодан, наполненные добром. Горбунов встретил их добродушной улыбкой. А через полчаса передал в Курган по телефону первые результаты работы в командировке.
Спустя еще два дня поезд Свердловск — Алма-Ата увез Александра Самсоновича в родное Зауралье. В Кургане встретили приветливо. Начальник отдела крепко стиснул руку, улыбаясь, говорил:
— Молодец! После твоего звонка мы тоже неплохо потрудились. Верхотурцева задержали, часть ворованного нашли.
— Верхотурцев признался?
— Конечно.
— Обухова отметает?
— Пока да.
— Молдавию запросили?
— Да.
— Интересно, что ответят.
— Поживем — увидим.
В камерах предварительного заключения тишина. В каждой двери — застекленный круглый волчок. Только нет волчка в следственной комнате. При помощи металлических угольников коричневый стол и две широкие табуретки намертво привинчены болтами к полу. Одна — по одну сторону стола, вторая — по другую. Здесь допрашивают арестованных и задержанных или просто с ними беседуют.