Дежурный КПЗ гремит связкой больших ключей. Дергает на себя тяжелую дверь. На коричневых нарах валяются двое. Один поднимает голову.

— Верхотурцев, — тихо говорит дежурный.

— Я.

— На следствие.

Парень средних лет метнулся с нар, юркнул в коридор. Щелкнул большой автоматический замок. Дверь захлопнулась. Верхотурцев зашагал впереди дежурного. Не спрашивая разрешения, зашел в следственную комнату, сел на табуретку, закинув ногу на ногу. За столом видит незнакомого мужчину, одетого в штатский костюм. «Какой-то новый, — думает Верхотурцев. — Такой еще не допрашивал». Взгляд остановился. На столе — ни одной бумажки. Верхотурцев молча жмет плечами: «Почему нет бумаг? Так еще не бывало».

— Не удивляйтесь, Верхотурцев, — сказал Александр Самсонович, с интересом наблюдавший за поведением задержанного. — Бумага не нужна. Писать пока не будем.

Верхотурцев скривил лицо. Капитан не шевельнулся, продолжал сидеть спокойно, облокотившись на стол.

— Моя фамилия Горбунов. Работаю в уголовном розыске. Мне хочется потолковать начистоту. Вы можете говорить правду?

— Какой разговор! Я из тех, кто доверяет душу не только всем богам, но и милиции.

— Я серьезно.

— Я тоже.

— Веселый вы человек, оказывается.

— Какой есть.

— Вы о жизни всерьез мало думаете.

— Точно. Индюк думал, да в суп попал, — Верхотурцев заулыбался.

— А вы не думаете — так в колонию. Второй раз. Охота?

— Нет.

— Почему взялись за старое?

— Не знаю.

— Неправда.

— К чему старое ворошить?

— Как?

— Так.

— Договаривайте.

— Стоит ли?

— Думаю, стоит.

Наступило молчание. Александр Самсонович сидит неподвижно. Лицо потемнело. В карих глазах мелькнули злые искорки. Верхотурцев сник.

— Ну, — первым произнес оперативник.

— Выковыриваете причину преступления?

— Да.

— Иск тяжелый на моих плечах. От первой кражи остался. Мы тогда много взяли. Почти все прокутили. Когда арестовали, от украденного остались рожки да ножки. Пока сидели — отработать ущерб не смогли. На свободу вышли с финансовыми хвостами. Ну, и стали из моей получки выдергивать червончики… А жить хотелось пошикарнее. Вот и решили рискнуть еще раз… Думал, пронесет. Не вышло.

Верхотурцев хлопнул ладонями по коленкам, попытался пошутить:

— Вот так они и жили. Дом пропили, ворота купили…

Положив острый подбородок на подставленные кулаки, Александр Самсонович с минуту молчал. Затем медленно разогнул спину, вздохнул:

— Дурак ты! И вот почему. Я только что возвратился из Свердловска. Там говорят, что на первой краже вас было четверо.

— Вы ездили в Свердловск?

— Да. По твоему новому делу.

— Дела-а… — Верхотурцев свистнул.

— Так вот, за первую кражу осудили тебя и Сальникова. Остальных вы отмели, не захотели «продать». Что же получилось? Выкраденным воспользовались все, а возмещать ущерб пришлось двоим. Вам с Сальниковым. Если взыскивали бы с четверых — ты платил бы наполовину меньше. На свободу вышел бы не только без «финансового хвоста», а и мог иметь кое-что в кармане. Так что сумма иска зависела от тебя самого.

— Пожалуй, — уныло выдавил Семен.

— И далее. Какой смысл воровать вообще? Вора все равно найдут. Осудят. Заставят платить нанесенный ущерб. Выходит, вор безрассудно лишает себя свободы на несколько лет.

— Верно.

— Любой вор — дурак. Возьмем карманника. Дай ему сто рублей и скажи: «Иди в колонию на три года». От трехсот откажется. А за десяткой лезет в карман. И получает три года. Разве он умный?

— В жизни глупости бывают.

— В том-то и дело. И сам ты опять допускаешь глупость.

— Не дошло, — Семен улыбнулся.

— На краже, за которую находишься здесь, ты был не один. Товаров на три тысячи рублей одному не унести. Пойми — если мы не сможем доказать вину Обухова — тебе одному надолго хватит возмещать ущерб. Да старый иск не погашен. До старости не расплатишься.

Верхотурцев задумчиво трет морщинистый лоб, чувствует, капитан прав. Задал нелегкую задачу.

— Что делать, капитан?

— Обухов был на краже?

— Ну, был, — тянет Семен.

— Его уличить надо, тогда будете платить пополам.

— Открытых показаний не дам. Не пытайтесь меня допрашивать. Найти помогу, если моя фамилия не будет фигурировать в документах.

— Разыскать Обухова — раз плюнуть. Без тебя обойдемся. Уличить помоги.

— На очной ставке? Не-ет.

— Можно иначе.

— Как?

— Скажи, кому он продал хотя бы часть вещей? Мы изымем их, допросим покупателей, предъявим Обухова на опознание, и ему не открутиться.

Верхотурцев замолчал, раздумывая. Встретив серьезный взгляд оперативника, заговорил:

— В Кургане Юльке Поповой толкнул часы «Заря». Два добрых платья в Белозерском… Два чемодана прихватил с собой.

— В Молдавию?

— Уже знаете?

— Как видишь! — Горбунов улыбнулся.

— Туда… Только еще раз прошу оставить наш разговор в тайне.

— Гарантирую.

Александр Самсонович достал из кармана блокнот, авторучку. Записал фамилии, адреса.

— Дай еще закурить, капитан.

— Бери, — Горбунов достал пачку «Севера». — Бери все.

— Спасибо.

Александр Самсонович нащупал под крышкой стола кнопку, нажал пальцем. Через минуту появился дежурный КПЗ.

— Уведите, — тихо сказал капитан, вставая. Следственная комната опустела. В открытую форточку ворвался свежий ветер.

В телеграмме из Молдавии сообщалось: «Обухов Дмитрий Кириллович… осужден за кражу. Подробности почтой…»

«Значит, то, что украл в Кургане, промотал, — с досадой подумал Александр Самсонович, прочитав телеграмму. — Да и в Молдавии успел напакостить. Придется затребовать, чтобы тебя этапировали в Курган. Ты нам нужен…»

В дверь постучали. Тихо, нерешительно.

— Да! — Горбунов повернул голову.

В кабинет робко вошла девушка лет восемнадцати. Одета простенько. Несмело поздоровалась, продолжая стоять у порога.

— Слушаю вас, — доброжелательно произнес оперативник, заметив волнение посетительницы.

— Я пришла… Я вам писала… — голос дрогнул.

— Письмо без подписи! — радостно воскликнул Александр Самсонович, догадавшись, что перед ним стоит автор анонимного письма.

— Ага.

— Что же вы стоите? Садитесь! Вот сюда! — Горбунов поставил к столу стул. — Проходите!

Посетительница села, положив руки на колени. Курносое лицо, зеленоватые глаза с поволокой, легкий, приятный голос. Люба Перехваткина. Та самая, что стояла с юношей в подъезде, когда с чердака донесся хруст шлака…

— Вам большое спасибо, Люба, — как можно теплее сказал Александр Самсонович. — За помощь спасибо.

Люба еще больше смутилась, раскраснелась. Прикрыв красивые глаза густыми ресницами, полушепотом ответила:

— Вам спасибо.

— За что же? — искренне удивился Горбунов.

— За то, что воров поймали, моего брата Илюшу таскать в милицию перестали. Сперва ведь на него думали. Он хороший…

— Лично я Илью в краже не подозревал!

— Когда освободился, он мне дал честное слово, что больше никогда не украдет. Я рада…

— Верю…

— Вот и все, что я хотела сказать.

— Спасибо, Люба.

Александр Самсонович хотел поинтересоваться, от кого Перехваткина узнала, что магазин обворовали Верхотурцев и Обухов, но вовремя понял: Люба пришла не за этим.

— Я вам еще нужна? Будете допрашивать?

— Нет. Вы и так нам помогли здорово. Спасибо.

Люба застенчиво улыбнулась, отчего стала еще красивее.

— Может, вас домой увезти? — предложил оперативник, вставая.

— Что вы! На автобусе доеду. — Люба натянула на руки зеленые варежки. Горбунов проводил ее до выхода из здания, тепло попрощался. Девушка упорхнула к автобусной остановке.